Кай потянул дроссель, так что лодка притормозила, качнулась, а затем заскользила проторенным путем в бухту Серебряного озера. Быстрыми, энергичными движениями прирожденного морского волка он спрыгнул на причал, чтобы закрепить канат.

— Поймал что-нибудь?

Кай выпрямился и повернулся. Рассеянно, как человек, который видит своего брата почти ежедневно на протяжении жизни, улыбнулся:

— Достаточно. А что, плохи дела в «Насесте»?

Марш улыбнулся, и в этой улыбке мелькнуло семейное сходство, только светло-карие глаза остались спокойными.

— Беспокоишься о своих инвестициях? Кай едва заметно пожал плечами.

— Когда ты ведешь дела? Марш ничего не ответил. Они знали друг друга так близко, как вряд ли мужчины знают друг друга. Один беспокойный, взрывной, другой уравновешенный. Противоположности, казалось, не имели значения.

— Линда хочет, чтобы ты пришел на ужин. Она беспокоится о тебе.

«С нее станется», — подумал Кай, усмехаясь. Его невестка любит окружать его прямо-таки материнской заботой и тревожиться по пустякам, хотя на пять лет моложе. И это одна из причин, почему ресторан, которым она управляет с Маршем, имеет такой успех. Да плюс деловая хватка Марша, а также изрядные вложения и практичная модернизация, которую провел Кай, передавший управление своему брату и его жене. Он не возражал, чтобы оставаться владельцем ресторана, даже время от времени прикидывал прибыль и убыток, но вести дела ему, конечно, было неинтересно.

После того как канат был привязан, он провел ладонями вниз по обрезанным до колен потертым старым джинсам, вытирая руки.

— Сегодня вечером будет что-то особенное?

Марш сунул руки в карманы и покачался на каблуках.

— Голубая рыба.

Ухмыльнувшись, Кай откинул крышку своего холодильника, показывая улов.

— Передай Линде, чтобы не беспокоилась. У меня есть еда.

— Она не успокоится.

Марш бросил взгляд на брата, когда тот всматривался в море.

— Она считает, что ты слишком много времени проводишь в одиночестве.

— Так можно сказать, только если тебе не нравится находиться в одиночестве.

Кай оглянулся через плечо. Ему не хотелось спорить сейчас, когда возбуждение от скорости и моря еще не покинуло его. Он всегда был беспокойным человеком.

— Может быть, вам обоим стоит подумать еще об одном ребенке, тогда Линда будет слишком занята, чтобы беспокоиться о больших братьях.

— Дай мне передышку. Хоуп всего восемнадцать месяцев.

— Прибавь к этому еще девять, — небрежно напомнил ему Кай.

Он любил свою племянницу, несмотря на то что… нет, потому чтоона была сущим дьяволом.

— Во всяком случае, наша родословная находится в ваших руках.

— Угу.

Марш переступил ногами, откашлялся и замолчал. Эта привычка была у него с детства и, в зависимости от настроения, раздражала или забавляла Кая. В данный момент лишь слегка сбивала с толку.

Что-то витало в воздухе. Кай чувствовал это, но никак не мог определить, что именно. «Шторм? — подумал он. — Один из жарких, неутомимых штормов, которые, казалось, способны назревать в течение нескольких недель». Кай был уверен, что может почувствовать его заранее.

— Почему бы тебе не рассказать мне, что еще у тебя на уме? — предложил Кай. — Я хочу вернуться домой и почистить рыбу.

— Тебе письмо. Его положили в наш почтовый ящик по ошибке.

Такое случалось довольно часто, но по выражению лица брата Кай понял, что здесь кроется нечто большее. Предчувствие надвигающегося шторма обострилось. Ничего не говоря, он протянул руку.

— Кай… — начал было Марш.

Сказать ему было нечего, равно как и четыре года назад. Сунув руку в карман, он вытащил письмо.

Конверт из плотной, кремового цвета бумаги. Каю не нужно было смотреть на обратный адрес. Воспоминания, которые вызвал знакомый почерк, нахлынули на него. На мгновение перехватило дыхание, словно кто-то ударил его в солнечное сплетение. Он решительно выдохнул.

— Спасибо, — сказал Кай, словно это для него ровным счетом ничего не значило.

Он сунул письмо в карман, прежде чем взять свой переносной холодильник и снасти.

— Кай… — Марш опять умолк.

Его брат повернул голову и холодным, слегка раздраженным голосом очень четко произнес: «Отстань!»

— Если ты передумаешь насчет обеда… — сказал Марш.

— Я дам знать.

Кай пошел по мосткам, не оглядываясь. Он был рад, что не пригнал свою машину вниз, к гавани. Ему необходимо подышать свежим воздухом, чтобы разум оставался ясным, когда он будет предаваться воспоминаниям о том, о чем вспоминать не хотел и тем не менее никогда не забывал.

Кэт. Четыре года назад она ушла из его жизни с тем же холодным расчетом, с каким вошла в нее. Она напоминала ему викторианскую куклу — несколько чопорную, слегка отстраненную. Он не был особенно терпелив с ее аккуратно сложенными руками или высокомерными манерами, но почти с первого момента хотел ее.

Сначала он находил причину в том, что Кэт была другой. Своеобразный вызов, нечто, что Кай Сильвер должен завоевать. Ему нравилось учить ее нырять и наблюдать, как она постепенно учится. Смотреть на нее в обтягивающем костюме для подводного плавания, хотя она и не обладала соблазнительными формами. У нее была спортивная, аккуратная, почти мальчишеская фигура и, казалось, несколько метров густых мягких волос.

Он до сих пор помнит тот миг, когда она в первый раз распустила свой старомодный пучок. От этого зрелища у него перехватило дыхание, защемило сердце, его словно загипнотизировали. Кай потрогал бы ее волосы — непременно потрогал, если бы ее отец не стоял тогда рядом с ней. Но если мужчина умен и решителен, он всегда найдет повод остаться с женщиной наедине.

Кай находил поводы. Кэт пристрастилась к дайвингу, словно была рождена для этого. В то время как ее отец похоронил себя среди своих книг, Кай приглашал Кэт на прогулки по воде, под водой, по безмолвному призрачному миру, который манил ее точно так же, как всегда манил его.

Он помнил, как поцеловал ее в первый раз. Они, мокрые и замерзшие после погружения, стояли на палубе его катера. Он видел маяк за ее спиной и неясную береговую линию. Гладкие от воды волосы струились у нее по спине, с них капала вода. Он протянул руку и собрал ее волосы в кулак.

— Что ты делаешь?

Четыре года спустя Кай словно слышал этот тихий голос воспитанной жительницы северо-восточной части США и любопытство в нем. Он заметил и любопытство, сквозившее в ее взгляде.

— Я собираюсь поцеловать тебя.

Любопытство оставалось в ее глазах, очаровывая его.

— Почему?

— Потому что хочу.

Для него все было просто. Он хотел. Ее тело напряглось, когда он притянул ее к себе. Ее губы приоткрылись в знак протеста, он накрыл их своими. Напряженность в ее теле растаяла в течение удара сердца. Она целовала его со всей юной нерастраченной страстью, таившейся в ней, страстью, смешанной с невинностью.

Он был достаточно опытен, чтобы понять ее невинность, и это тоже очаровывало. Кай глупо, по-мальчишески по уши влюбился.

Кэт оставалась для него загадкой, хотя они проводили вместе страстные часы смеха и длинных ленивых разговоров. Он восхищался ее жаждой знаний и пристрастием к их аккуратной систематизации, заводившей его в тупик.

Она с энтузиазмом занималась дайвингом, но ей было недостаточно просто уметь свободно плавать под водой, дыша воздухом из баллонов. Ей хотелось знать, как функционируют баллоны, почему они сконструированы именно так. Кай наблюдал, как она впитывала то, что он говорил ей, уверенный, что она все запомнит.

Они совершали долгие прогулки вдоль берега по вечерам, и Кэт по памяти декламировала стихи. Красивые слова, Байрон, Шелли, Ките. И он, не слишком впечатленный такими вещами, переваривал их, потому что ее голос привносил в них что-то личное. Затем она начинала говорить о синтаксисе, пятистопном ямбе, и Каю приходилось искать новые способы отвлечь ее.

На протяжении трех месяцев он постоянно думал о Кэт. Он тогда вообще впервые задумался о том, чтобы изменить свой образ жизни. Его маленький домик рядом с пляжем нуждался в обновлении, например в мебели.

Кэт достойна большего, чем ящики из-под молока и гамак, что вполне в его стиле. Поскольку он был молод и никогда раньше не влюблялся, Кай счел свои планы вполне естественными.

А она ушла от него. У нее были свои планы, и он в них не вписывался.

Ее отец приехал на остров следующим летом и возвращался каждое лето в последующие годы. Кэт так и не вернулась.

Кай знал, что она защитила диссертацию и преподает в престижном учебном заведении Лиги плюща [1], где ее отец был едва ли не ключевой фигурой. Она получила что хотела. «Как и я», — сказал он себе, распахивая дверь своего дома. Он отправлялся куда хотел и когда хотел. Он совершал собственные ошибки, а не учился на ошибках других. Его обязанности распространяются настолько, насколько он сам предпочитал их распространить. По его понятиям, это и есть знак успеха.

Поставив сумку-холодильник на пол в кухне, Кай распахнул дверцу большого холодильника. Он открутил крышку с бутылки пива и отпил половину одним ледяным глотком. Пиво смыло часть горечи во рту.

Теперь, успокоившись и сгорая от любопытства, он вытащил письмо из кармана. Разорвав конверт, он вынул единственный аккуратно исписанный листок.


Дорогой Кай,

Известно тебе или нет, мой отец перенес смертельный сердечный приступ две недели назад. Это было очень неожиданно, и я в настоящее время пытаюсь связать воедино многочисленные детали, имеющие к этому отношение.

Просматривая документы отца, я обнаружила, что он снова собирался приехать на остров этим летом и воспользоваться твоими услугами.

Я считаю необходимым занять его место. Мне нужна твоя помощь. Отец выплатил тебе аванс. Я приеду на Окракоук пятнадцатого, и мы сможем обсудить условия.

Если это возможно, свяжись со мной в отеле или оставь сообщение. Надеюсь, мы сможем достичь взаимоприемлемой договоренности.

Пожалуйста, передай мои наилучшие пожелания Маршу.

Возможно, я увижу его во время моего пребывания на острове.

Всего хорошего,

Кэтлин Хардзти.


«Значит, старик умер». Кай отложил письмо и снова взялся за бутылку. Он не мог сказать, что питал особое расположение к Эдвину Хардзти. Отец Кэт был строгим человеком и без чувства юмора. Тем не менее Кай не испытывал к нему неприязни. Он, как ни странно, привык к его компании за последние несколько лет. Теперь вместо него приедет Кэт.

Кай опять взглянул на письмо, потом подстегнул свою память, пока не вспомнил дату. «Два дня, — размышлял он. — Она будет тут через два дня… чтобы обсудить условия». Улыбка, хотя и невеселая, заиграла в уголках его рта. «Мы обсудим условия», — молчаливо согласился он, пробегая глазами письмо Кэт еще раз.

Она хотела занять место отца. Кай удивился, понимала ли она, когда писала, как это иронично звучит. Кэтлин Хардзти послушно идет по стопам своего отца всю жизнь. Почему это должно измениться после его смерти?

«Изменилась ли она? — подумал Кай. — Окружает ли ее еще эта чарующая аура невинности и отчужденности? Или, может быть, поблекла с годами. А вдруг довольно милая чопорность уже превратилась в жесткость?»

Кай понимал, что увидит это все сам через пару дней, однако бросил письмо на стол, а не в мусорную корзину.

«Итак, она хочет воспользоваться моими услугами», — размышлял он. Опершись обеими руками по обе стороны от раковины, выглянул в окно в направлении воды, которую он мог ощущать, но не видеть. «Она хочет деловой договоренности — аренду катера, мое оснащение и мое время. — Он почувствовал подступающую горечь и проглотил ее так же аккуратно, как пиво. — Она получит деловое соглашение. И она заплатит». Уж он проследит.

Кай вышел из кухни, оставив свой улов в сумке-холодильнике. Аппетит, который он заработал в соленых брызгах и скорости, пропал.


Кэт въехала на своем автомобиле на паром, следующий на Окракоук, и нажала на тормоз. Утро было прохладным и очень ясным. Она не понимала, какой порыв толкнул ее ехать из Коннектикута на автомобиле, а не лететь самолетом, теперь же, почти достигнув своей цели, слишком утомилась, чтобы анализировать.