— Что ты теперь скажешь, Эйлив? — Владимир посмотрел на бывшего ярла. — А ты, Харальд? В чем же ты клялся?

— Я клялся… Я готов подтвердить каждое слово моей клятвы, — без смущения отозвался Харальд. — Если ты внимательно ее слушал, Вальдамар. Я поклялся, что Эйлив сын Регнвальда ничего не знал о моих намерениях заранее. Я не так глуп, чтобы поставить свой успех в зависимость от чьей-то воли. Поэтому я силой захватил и Альдейгью, и его с дружиной. В этом я клялся. Но не знаю, честно говоря, сумел бы я удержать Альдейгью, если бы Эйлив не согласился мне помочь. Насчет этого у нас с тобой разговора пока не было.

— А еще ты клялся, что навсегда сохранишь это в тайне! — не в силах больше сдерживаться, сорвался Эйлив и закричал, краснея от досады: — Ты предатель! Ты обманул Ярислейва и Ингигерд, ты обманул меня! Ты пролез в родню Ярислейва и теперь тебе все сходит с рук! Ты изворотлив, как змей, и так же лжив твой ядовитый язык!

— Скажи ему, чтобы он замолчал! — Елисава, не стерпев этих поношений, вскочила и обернулась к Владимиру. — Володьша, запрети ему! Ведь вы уже с Ладогой разобрались! Харальд виноват, но все улажено! Если Эйлив виноват, то зачем он теперь с больной головы на здоровую перекладывает? Пусть сам за себя отвечает, а на Харальда кивать нечего!

Владимир хотел что-то сказать, но Эйлив не стал ждать и, повернувшись, ткнул пальцем в сторону Елисавы.

— Вот! На стороне Харальда даже Эллисив, которая уговаривает своих братьев полюбить его как брата! Ему не впервой находить защиту у женщины! Ты теперь защищаешь его, Эллисив, собираешься за него замуж! Погоди, он и тебя обманет! Когда ты станешь не нужна ему, он променяет тебя на другую, если та, другая, поможет прикрыть его задницу от какой-нибудь беды!

— Не смей! — Елисава в негодовании шагнула вперед.

— Заткнись! — рявкнул Харальд, тоже делая шаг к Эйливу. — Если конунг еще не отобрал у тебя оружие, то лучше давай выйдем, и я забью твои слова тебе в задницу!

— Мои слова! Само собой, ты хочешь, чтобы я замолчал! А ты послушай меня, Эллисив! Он обманет тебя, дай только срок! Ему уже случалось так поступать! Думаешь, он на тебе хотел жениться десять лет назад? А не слышала ли ты, что тогда он вовсю ухлестывал за твоей теткой Доброгневой?

Харальд сделал еще шаг и с размаху ударил Эйлива кулаком в челюсть. Не успев прикрыться, варяг, уступавший Харальду в росте и силе, отлетел на пару шагов и врезался спиной в толпу бояр. Что-то крикнул Владимир, бояре разом кинулись назад, теснясь у стен, а гриди бросились вперед, однако Харальд, прежде чем его схватили и повисли на плечах, успел догнать отлетевшего Эйлива и нанести ему еще несколько мощных ударов. Елисава едва не кричала от ужаса: лицо Харальда приобрело такое свирепое выражение, во всем его облике горела такая ненависть, словно он готов был убить Эйлива прямо сейчас. Она даже не сразу осознала, что такого сказал бывший ладожский ярл.

Гриди Владимира оттаскивали Харальда от Эйлива, люди Харальда пробивались к ним, чтобы защитить честь своего вождя, все вопили. Наконец Харальд остановился, а Эйлив, утирая кровь из разбитого носа и моргая, продолжал кричать:

— Это правда! Ты слышишь, Эллисив? Пусть и Владимир подтвердит, он тогда еще там был, я помню! В Киеве! Перед тем как Харальд уехал в Миклагард, он лазил в терем к Доброгневе, и твой отец прекрасно об этом знал! Это уже потом он стал свататься к тебе, но только Ярислейв отправил его пинком под зад, потому что знал цену этому женишку!

— Замолчи! — крикнул Владимир. — Не смей так говорить о моем отце и моей семье!

— Я говорю правду! А ты, князь, лучше подумай, кого ты принимаешь в семью! И если я изменник, то он изменник и лжец втройне!

Эйлив замолчал, в гриднице воцарилось подобие тишины, прерываемой тяжелым дыханием и тихим ропотом собравшихся.

— Что все это значит? — дрожащим голосом пробормотала Елисава, беспомощно оглядываясь. — Володьша… Харальд… При чем тут стрыйка Добруша? Что он такое наплел?

— Ну, родич? — Владимир хмуро глянул на Харальда. — Теперь в чем клясться будешь? Давай, клянись, у тебя это очень ловко выходит. А мы послушаем, о чем ты умолчишь.

Елисава в ужасе переводила взгляд с Харальда на Владимира, смотрела на старших бояр и видела на их лицах смущение и неудовольствие, даже угрюмость. Одни недоумевали, а другие — Харальд, Владимир, воевода Остромир, кормилец Святши Заремысл — молчали с хмурым видом и не спешили опровергать слова Эйлива.

— Скажите мне, ради бога… — онемевшими губами едва смогла выговорить Елисава и с мольбой сжала руки. — Володьша… Почему про стрыйку Добрушу… Я не понимаю… Да скажите уже, не томите… Я сейчас… с ума сойду…

— Пусть он сам рассказывает. — Владимир, насупившись, кивнул в сторону застывшего Харальда. — Раз уж раньше молчал. Я думал, может, ты знаешь… Да и сам подзабыл, честно говоря. Дело давнее…

— Харальд, — дрожащим голосом позвала Елисава и, не чувствуя под собой ног, подошла ближе. У нее было такое ощущение, будто она падает в гулкую пропасть и никак не может долететь до дна. Мир, в котором она только было утвердилась, снова рухнул и оставил ее в пустоте. — Почему они говорят… Что там было?

— Халльдор… — Избегая смотреть ей в глаза, Харальд повернулся к своему товарищу. — Расскажи ей.

У него не было сил смотреть на Елисаву и самому признаваться в том, что он очень надеялся от нее утаить. А Халльдор невозмутимо кивнул и принялся рассказывать:

— Когда мы только приехали в Кёнугард, Эллисив, ты была еще совсем ребенком. А Добра, сестра Ярислейва конунга, была уже взрослой девушкой, невестой. Они с Харальдом конунгом одних лет. Они нередко разговаривали между собой в те три года, что он прожил при дворе твоего отца. Многие считали, что они слишком дружны, и ждали, что Харальд посватается к ней.

— И что же?..

— Ярислейв конунг был не очень доволен, что о его сестре по городу ходят нехорошие разговоры. Болтали, что Харальд одурачил ее… ну, ты понимаешь. Однажды князь позвал Харальда к себе и прямо заявил, что ему не нравится это, что он откажет ему от дома и лишит его всякой поддержки, если это не прекратится.

— И что Харальд?

— А Харальд попросил, чтобы Ярислейв конунг отдал ему в жены тебя, его старшую дочь.

— Но почему? — Теперь, когда Елисава более-менее поняла, что происходило, она ждала совсем не такой развязки. — Почему… меня? Это правда? Почему он не посватался к Добруше, если… они были… так дружны?

— Потому что Добруша — внучка немецкого графа… какого-то, я забыл его имя, прости, Эллисив. Такая родственная связь была для Харальда бесполезна и не нужна. А ты — внучка конунга шведов. Брак с тобой принес бы ему много пользы.

— И все?

Халльдор вопросительно посмотрел на Харальда, но тот молчал, не поднимая глаз, и исландец продолжил:

— Не совсем. Ты была еще ребенок, еще не годилась в жены… Ты даже не показывалась в то время в гриднице, мы видели тебя очень редко. Сватовством к тебе Харальд думал отвести от себя подозрения в том, что он уж слишком близко… подружился с Доброй.

Елисава закрыла глаза, словно прячась от всего этого. Харальд был влюблен в тетку Доброгневу или хотя бы «ухлестывал» за ней. Для мужчины ведь необязательно любить, чтобы добиваться от женщины… не руки, а того, что один дружинный скальд, вовсе не предназначавший свои творения для ушей княжьих дочерей, назвал «дружбой бедер». Конечно, как она раньше об этом не подумала? Да, она понимала, что в пору того сватовства Харальд не мог испытывать никаких чувств к десятилетней девочке, — но почему ей не пришло в голову, что эти самые чувства он вполне мог испытывать к другой девушке в доме? Доброгнева, последний ребенок Владимира Старого от его немецкой жены, родилась в год смерти отца. Одиннадцать лет назад ей было восемнадцать, как и Харальду. Она была хороша собой — это и сама Елисава могла засвидетельствовать, поскольку рассталась с теткой всего год назад. И как она раньше не сообразила? Да разве стал бы Харальд, восемнадцатилетний парень, обращать внимание на десятилетнюю девчонку, ходившую с няньками и игравшую в куклы, когда рядом была взрослая красивая девушка, его ровесница? Его выбор был очевиден. И Доброгневу нетрудно понять — в восемнадцать лет Харальд был уже настоящим мужчиной, красавцем, удальцом, а Доброгнева — созревшей девушкой, которая тяготилась своим затянувшимся девичеством. Зачем он добивался ее — из-за влечения или из-за того, что надеялся жениться на ней и приобрести поддержку ее брата Ярослава? Так ли иначе, но «дружба» зашла слишком далеко, и Харальд, прижатый к стене, струсил. Он не признался. Даже попытался прикрыться совсем другими намерениями. Прикрыться ею, Елисавой, которая понятия ни о чем не имела.

Настаивать на браке Харальда со своей сестрой Ярослав не стал — зачем ему нужен такой зять? И дочь свою отдавать не собирался. Он хотел только, чтобы Харальд убрался из Киева — и подальше. Тот пообещал убраться. А Ярослав поддержал слух о том, что норвежец посватался к его дочери Елисаве, а о Доброгневе он даже и не думал, потому что по родственным связям такая жена ему не подходит, — и уехал в Царьград добывать богатство и славу, чтобы стать достойной парой для Ярославны. И все. Честь рода спасена, все довольны. Кроме Доброгневы, надо думать.

И не случайно, наверное, она после этого еще десять лет не выходила замуж. Почему? Дурная слава отпугивала знатных женихов? Или… она ждала, что Харальд вернется за ней? Он обещал вернуться, когда сам Ярослав почтет за честь породниться с ним, а она пообещала ждать… И не дождалась совсем немного — какой-то год. И то — ей было двадцать восемь лет. В такие годы простые бабы по восемь-десять детей имеют и похожи на старые беззубые развалины. Она не могла дожидаться дольше, тем более что нашелся жених из Польши, которому ее родство с немецкими графами подошло как нельзя лучше.

Елисава села на ближайшую скамью. Ее не держали ноги. Она закрыла лицо руками, не желая глядеть на белый свет. Ей хотелось умереть или хотя бы заснуть, как богиня Леля в кощуне, до весны…

— Эллисив… — раздался рядом с ней голос, хриплый и почти неузнаваемый. — Послушай… Посмотри на меня…

— Яне могу… — еле слышно ответила Елисава, не столько узнав, сколько догадавшись, кто к ней обращается. — Я не буду больше ни смотреть на тебя, ни слушать.

— И правильно, — вставил Эйлив, чье крушение обернулось почти торжеством. — Харальд, я слышал, пел свои стихи — так, скорее всего, он их Добруше сочинял, а не тебе!

Стихи… В самом деле, там не было имени девы, к которой так стремился скальд. Его и не должно там быть. Нанна ниток, Герд из Гардов — так он ее называл, потому что женщин всегда называют каким-то кеннингом. А кеннинги подходят кому угодно. Это Елисава решила, что Герд из Гардов — это она, и Харальд ей так сказал. Но он мог, когда складывал эти строчки, думать о Доброгневе — для стиха это все равно.

— Эллисив, послушай…

— Я слишком долго слушала тебя. Но ты никогда не говоришь правды.

— Я скажу тебе правду.

Харальд опустился на колени возле нее, взял ее руки и силой отвел от лица. Елисава отвернулась, не открывая глаз, но он заговорил, глядя ей в лицо:

— Я скажу тебе правду. Поверишь ты мне или нет — твое дело, но я скажу. Да, у меня была любовь с Доброй, когда я жил в Кёнугарде. Ты была ребенком, а она — взрослой Девушкой. Я хотел ее — сам не знаю зачем, но кто из мужчин это знает? Я понимал, что она мне не подходит в жены. Ты подходила мне лучше. Я не посмел признаться Ярислейву и посватался к тебе. Я догадывался, что скорее всего он мне откажет…

— О Боже! — Елисава в отчаянии, осененная новой мыслью, попыталась вырвать руки, но он не пустил. — Ты ведь мне рассказывал… о Марии! Ты сам сказал, что сватался к ней, зная, что тебе откажут, потому что хотел не жениться, а чтобы Зоэ от тебя отвязалась! И ко мне ты сватался, чтобы от тебя отвязались с Добрушей!

— Тогда — да! — резко подтвердил Харальд и тряхнул ее руки.

Княжна поневоле взглянула на него. В его глазах были гнев и решимость, и она, словно завороженная, продолжала смотреть ему в лицо.

— Я десять лет мечтал вернуться к ней, и обещал ей это. А она обещала меня ждать. Я присылал мои сокровища, чтобы и Ярислейв, и она знали, что я выполняю свои обещания — добываю богатство и славу. А потом я вернулся и узнал, что она уже год как вышла замуж и уехала в Польшу. Я узнал, что никто не принуждал ее к этому браку, она согласилась сама. Я собирался ехать в Польшу, чтобы найти ее, посмотреть ей в глаза… Но не поехал. Потому что я увидел тебя! За десять лет ты перестала быть ребенком! Десять лет назад мне было не на что смотреть, но с тех пор ты сильно изменилась! Ты стала самой прекрасной женщиной, которую я знал. Ты стала лучше той Добры, которую я помнил. И я никуда не поехал. Мне никуда больше не нужно было ехать, потому что единственная женщина, которая мне нужна, находилась в Кёнугарде. Эта женщина — ты, Эллисив. Я лгал тебе о том, чтобы было десять лет назад, но я не лгу о том, что есть сейчас. И ни Эйлив, ни император Микаэль, ни Фенрир Волк не смогут опровергнуть мои слова. Ты вправе отказать мне. Но если ты откажешь… Если я потеряю тебя, я потеряю гораздо больше, чем все золото Миклагарда. Решай, Эллисив. Я клялся, что не стану тебя принуждать. И я не буду этого делать. Все зависит только от тебя.