Её подхватили за руки и подвели к обитому зеленым дерматином стулу. Лада упала на него, как подкошенная. Согнулась и, опустив голову между колен, со свистом втянула воздух.

- Ну-ну, милая… Все будет хорошо! Люся… позови кого-нибудь из манипуляционной. Тут бы укольчик поставить!

Дыша, как загнанное животное, Лада вскинула дикий взгляд. Её шаткий мир рушился, летел в тартарары. Черная петля, сплетенная из боли и ужаса, затягивалась на горле, и не было от нее спасения. Но еще страшнее было то, что ей даже не хотелось спастись…

Словно в трансе, она встала со стула, не помня себя, преодолела расстояние до палаты. Зажмурилась резко и толкнула дверь…

- …Она открыла дверцу и увидела за ней нору, совсем узкую, не шире крысиной. Алиса встала на колени и заглянула в нее – в глубине виднелся сад удивительной красоты… - послышался голос Ника, который читал Лидочке «Алису в стране чудес».

Лада всхлипнула, сжала в кулаки дрожащие руки. Ей тоже хотелось забиться в самую узкую нору и выть… выть от боли. Не видеть его лживых глаз, не чувствовать разъедающей душу вины! Вообще ничего не чувствовать…

- Она уснула.

Ник оглянулся:

- Ты где так долго была?

Лада дернула головой. Отвела взгляд, потому что просто не могла на него смотреть. Не могла…

- Выйдем на минуточку, - прохрипела она, заставляя горло подчиниться.

Ник медленно отложил новенькую книгу и, настороженно на нее глядя, встал. Золотой мягкий свет окутывал его мужественную фигуру, облаченную в идеально подогнанный темно-шоколадный костюм. Этот цвет очень шел Нику и был визитной карточкой одного люксового брэнда, входящего в империю NNK. Какая же она дура...

Почему, Господи? Зачем он так с ней?

Задвигая вглубь истерзанной души соленые слезы, Лада вышла в больничный коридор. Не оглядываясь по сторонам, подошла к окну, за которым ветер безжалостно срывал с деревьев последние жухлые листья и уносил их вслед за собой. Ладе тоже хотелось куда-нибудь улететь… прочь от предстоящего разговора. Прочь от вскрывающей вены правды.

- Что-то случилось? – его твердые, ставшие такими родными руки обхватили ее за плечи. Лада отшатнулась. Вскинула взгляд:

- Зачем? Просто скажи… зачем тебе это?

Ник застыл. Провел по волосам, оглянулся. Он понял, что все открылось. По ее вмиг потухши глазам… Теперь темным и мертвым, как вода в нехоженых болотных топях. Ядовитый страх с новой силой понесся по венам.

- Ты знаешь…

Лада отчаянно затрясла головой:

- Нет! Как оказалось… я вообще не знаю, кто передо мной. Все ложь… Все неправда!

- Я все еще тот, кто любит тебя больше жизни.

Глаза в глаза. До боли, до рези. В ушах набатом мольба – пожалуйста, Лада, пусть моей любви будет достаточно. Пожа-а-алуйста! Но она молчала, а сердце… глупое сердце, которое он совсем недавно в себе обнаружил, колотилось так, что еще немного, и оно бы вырвалось из груди, упав ей прямо под ноги.

- Любишь? Разве ты знаешь, что такое любовь? Разве ты знаешь… - Задыхаясь, Лада медленно-медленно обхватила себя руками. Ей казалось, что если она не сделает этого, то разрушится прямо сейчас. На глазах у того, кто уже однажды ее разрушил.

- Знаю! Благодаря тебе… Милая, позволь мне все объяснить…

- Объяснить? – отрешенно повторила женщина, еще сильнее сжимая руки на собственном теле. - А что здесь объяснять, Ник? Дай-ка подумаю… - неожиданно в Ладе проснулась злость. Черная, липкая ярость. – С чего бы начать? Может быть, с того, что твоя наркоманка-жена убила моего муж и нерождённого сына? – ее голос дрогнул, но она упрямо продолжила. - Искалечила меня… А ты все замял и, будто этого было мало, отнял то последнее, что у меня оставалось. Мое дело!

- Я не знал… Я не знал, что несчастье приключилось с твоими близкими. Поверь, пожалуйста, поверь мне…

Лада отступила на шаг и растерянно провела по растрепавшимся волосам:

- То есть, отдавая приказ все подчистить… ты даже не поинтересовался… - голос женщины сорвался, она отвернулась, не в силах смотреть на него. Не в силах даже просто смотреть…

- Я сожалею, милая… Если бы ты только знала, как я сожалею…

Ник прокручивал эту сцену в уме тысячи раз! Он заготовил целую речь, ни слова из которой теперь не мог вспомнить. Он знал, что правда может его убить, но он понятия не имел, что это будет так мучительно больно.

- Именно поэтому ты приехал в наш с мужем дом… в дом, где я была счастлива и любима… и, воспользовавшись моей слабостью… моей болью… тр*хнул? Из жалости? Ты, который не имел никакого морального права и близко ко мне приближаться?

- Нет… Милая, нет… Я не планировал этого, я… хотел искупить вину… - шептал Ник, теряясь, не находя слов. Из последних сил цепляясь пальцами за рвущуюся под ними мечту. Наверняка зная, что убьет ее этим, какими бы нежными не были его прикосновения.

- У тебя не вышло. Не вышло…

Лада отступила и, медленно развернувшись, пошла по коридору. В последний момент Ник перехватил ее руку.

- Не делай этого с нами. Пожалуйста, Лада… Я знаю, что мне следовало во всем сознаться! Но… я не мог. Я так боялся тебя потерять! Боялся, что, не узнай ты меня получше, не станешь и слушать…

Некоторое время она просто растерянно на него смотрела. Одолеваемая болью, совершенно противоестественно не желающая его отпускать. Потерявшая ориентиры! Не понимающая, как такое вообще случилось. Не представляющая, как будет жить без него... Ставшего самым родным и близким.

- Ничего не изменилось. Я и сейчас тебя не знаю. И знать не хочу.

Захлопнув за собой дверь палаты, Лада подперла ее спиной и, клацая зубами от все усиливающейся в теле дрожи, затравленно осмотрелась по сторонам. Все здесь ей напоминало о Нике… Даже проклятый воздух с щедрой примесью его изумительного одеколона.

- Мамочка… - послышался радостный голос.

- Привет, милая! Как ты себя чувствуешь?

- Отлично! Доктор сказал, что меня скоро выпишут!

Лада выдавила из себя улыбку и осторожно обняла ребенка.

Все неправда… Все ложь…Только она настоящая! Смотрит глазами, полными жизни, улыбается. А у нее первый зуб выпал, и ладошки горячие. И под ними хоть немного оттаивает скованная болью душа.

Она сильная. Она справится. У нее есть стимул. Дочь…

Лидочку выписали ровно через пять дней. За это время Лада успела забрать их вещи из дома Ника и договориться насчет самолета. Ник предлагал свою помощь, но она категорически от нее отказалась. Лада не могла… физически не могла ни видеть его, ни слышать, поэтому, когда он навещал Лидочку, она просто уходила прочь из больницы. Подальше от него. Подальше от мыслей, которые не в силах была заглушить. Отказать ему во встречах Лада не могла, хотя и не понимала, зачем ему это…

- Ну-ка, где моя сладкая девочка? – заходя в палату с огромной связкой шаров, спросила Лада.

- Я здесь, мамочка! Разве ты меня не узнала?

- Ах, это ты! А я-то думаю… что это за принцесса в нашей палате?!

- Это я! – восторженно рассмеялась Лидочка, - Волк помог надеть это платье и сказал, что я самая красивая девочка на планете!

Лада неловко кивнула, отводя взгляд, поправила покрывало на краю кровати и, еще секунду помедлив, спросила:

- Ну, что, мы пойдем? Навстречу морю и приключениям?

Лида быстро-быстро закивала светленькой головкой.

- Только… - вдруг замялась девочка.

- Только, что?

- Волк сказал, что не сможет с нами поехать…

Лада сглотнула. Она много раз думала о том, что скажет Лиде, но так и не нашла нужных слов. Это было больно. Мучительно больно…

- Волки не живут на побережье, – прошептала Лада.

- А где же они живут?

- В каменных джунглях больших городов…

- Но почему, мамочка? Почему Волк не может жить с нами? Разве ему будет плохо на нашем утёсе?

Слезы кипели в глазах. Жизнь щедрой рукой сыпала солью на раны. Лада моргнула:

- Боюсь, что именно так. Волк… - женщина закусила губу и чуть запнулась, - привык жить совсем иначе. По законам джунглей привык... А на нашем утёсе совсем другие законы.

Лидочка задумчиво кивнула. Потянула за ручку легкий, специально для нее купленный рюкзачок на колесиках и пошла к выходу из палаты.

- И… я теперь его никогда-никогда не увижу? – уже у самого порога спросила она.

- Почему же? Он сможет приезжать к тебе в гости.

- А еще мы сможем писать друг другу письма по электронной почте… Или звонить! – оживилась девочка. – Так Волк сказал.

- Вот видишь! Не стоит грустить…

Возвращаясь домой, Лада убеждала себя в том, что любая боль подходит к концу. Что рано или поздно наступает тот предел, когда все забывается. Краски приглушаются тонким налетом соли, и все случившееся уже не кажется таким вызывающе острым. Надрывным… Соль смягчает палитру грусти. Соль притупляет боль. Но, что, если ее источник… теперь постоянно рядом? Ей не избавиться от тени Ника. По крайней мере, пока не окупится ее первая, после возвращения, коллекция. Пока она не выплатит ему каждый одолженный цент…

Господи… Зачем он это сделал? Неужели хотел отобрать даже ту малость, какая у нее осталась? Лада гнала от себя эти мысли. Оглушенная его предательством и враньем… она странным образом не могла поверить, что враньем было все! Все… от начала и до конца. Она не могла принять эту правду. Не могла…

Первые дни по возвращению она практически не отходила от дочки. Прижимая к себе ее тельце, чувствуя, как она сопит во сне и брыкается, Лада словно напитывалась любовью. Заполняла ей выжженное обманом Ника сердце. Она пыталась его понять… И не понимала! Зачем он приехал спустя два года? Зачем влез к ней под кожу? Зачем проник в ее кровь? Отравив все живое… Отравив даже память. Отнимая даже скорбь? Он заставил ее начать жизнь с чистого листа. Но этот лист оказался тонкой папиросной бумагой, которая прорвалась, стоило ей нанести краски. И ничего не осталось. Ничего… Лишь рвущая душу в клочья тоска. И одиночество в сердце, от которого даже Лида ее не спасала.

Лада вышла из душа и промокнула тело полотенцем. Лида, которая старательно чистила зубы, стоя на специальной подставке у раковины, обернулась. На ее тощей впалой груди блестела тончайшей работы цепочка с маленьким крестиком из белого золота. Она обнаружила его, когда в первый раз, после возвращения, купала малышку.

- Как красиво, - прошептала она, уже догадываясь, откуда у дочки могло появиться подобное украшение.

- Это Волк подарил! Он сказал, что этот крестик защитит меня от всех бед. Я немножко засомневалась, что так бывает.

- Почему же? – облизала губы Лада, прижимая руку к рвущемуся из груди сердцу.

- Не знаю… - беспечно пожала плечами девочка. - Да это и неважно. Потому что если крестик не сможет меня защитить – это сделает Волк. Он прямо так и сказал! Честное слово. Мама… как ты думаешь, Волк меня защитит?

- Конечно. Не сомневайся.

Лада не могла соврать. Даже злясь на него, даже его ненавидя за то, что он сделал, и за то, какую боль причинил, она помнила и другое. Его смех, его слезы… Все, что он сделал для их с Лидой счастья.

Она любила и ненавидела…

Она пыталась простить, но, глядя на себя в зеркало, не находила… Не находила прощения!


Глава 26


Зима была долгой. Долгой… и такой холодной, что соленое море непролитых слез в сердце Лады, казалось, промерзло до самого дна. И она мерзла... Куталась в плед, прибавляла мощности в радиаторе, растапливала камин, но все равно не могла согреться. Холод будто шел изнутри. А еще Лада страшно волновалась из-за дочки, для которой малейшее переохлаждение было чревато смертью. Она бесконечно трогала ее ножки, шейку, поправляла ей во сне одеяло и всячески сходила с ума.

Практически все время они проводили вместе. В пошивочном цеху или небольшом офисе, который Лада арендовала. Для Лидочки здесь была оборудована отдельная комната отдыха, а во всех помещениях установили воздушные стерилизаторы. Казалось, они предусмотрели каждую мелочь. Например, чтобы не забыть о лекарствах, прием которых был расписан по часам, Лада с дочкой обзавелась специальными водонепроницаемыми часами, которые звуковым сигналом оповещали их о том, что время пришло. Они никогда не снимали эти часы… Этим часам теперь в прямом смысле были подчинены их жизни. Звучит страшней, чем получалось в действительности. А по большому счету – дело привычки.