Дина Лампитт - Солдат удачи

— Это просто восхитительно, лорд Нортклифф, — произнесла девушка с длинными ногами, ярко-красными губами и мундштуком из слоновой кости, в который была вставлена маленькая белая сигара. Она взглянула на реку и закричала:

— Ой, смотрите туда, кажется, кто-то упал в воду!

Лорд Нортклифф с девушкой посмотрели туда, где на отмели должен был стоять Джекдо. Лорд произнес:

— Я никого не вижу.

— Да, и я. Должно быть, почудилось.

Она взвизгнула и засмеялась, когда пробка с хлопком вылетела из бутылки шампанского, и лорд Нортклифф наполнил стакан.

— Ну, так что ты думаешь о моем доме? — спросил он и своей холеной рукой ущипнул ее за ягодицу.

— Божественно. И вся эта чудная история! Послушай, Альфред… ведь я могу называть тебя Альфредом, когда так волнуюсь? А правда, там водятся привидения?

На лице лорда Нортклиффа появилось забавное выражение.

— О, не спрашивай меня об этом.

— Почему?

— Потому что я — единственный, кому удалось что-то увидеть. Наверное, моя жена Молли думает, что я сошел с ума.

— Ну, я так не думаю. Зато я просто без ума от мысли, что смогла бы провести ночь в доме с привидениями. Ты позволишь мне это?

— Само собой, но, боюсь, тебе придется остаться в одиночестве. У меня бессонница, — достаточно резко ответил лорд.

Девушка нахмурилась:

— Ну, думаю, что у меня будет все в порядке. Может быть, это наивно с моей стороны, но я не совсем понимаю…

Лорд сделал глоток шампанского и произнес:

— Я знаю, что это звучит смешно, но у меня есть предположение, что причина моей бессонницы — сам замок. Поэтому каждую ночь я ухожу спать в домик, принадлежащий Клэндонам. Только там мне удастся заснуть.

— О, Боже! Что за призраки тебя преследуют? Надеюсь, это не Анна Болейн с головой под мышкой?

— Нет, всего лишь Белая Дама.

— О, какая прелесть! Настоящая история про привидения!

— Она появляется и в саду, на аллее леди Уэстон. Когда она проходит мимо, слышен аромат ее духов и чувствуется движение воздуха…

Взгляд лорда стал отрешенным и задумчивым. Девушка сказала:

— И кто же она? Леди Уэстон?

— Да, думаю, это она, будь она проклята.

Лорд внезапно сделался угрюмым и чуть было совсем не впал в мрачное настроение, но тут картина внезапно изменилась. Одна из участниц пикника поднялась с места и побежала вдоль берега; на ней было самое удивительное одеяние из всех, что доводилось когда-либо видеть Джекдо, — черное облегающее платье до бедер, позволяющее рассмотреть все детали ее фигуры. Девушка подбежала к реке и нырнула вниз головой.

Она выплыла на поверхность рядом с Джекдо и уставилась ему в лицо. Потом она протянула руку и коснулась его плеча. И что-то настолько испугало се, что девушка начала визжать.

— Боже мой! — воскликнул лорд Нортклифф. — Кто-то тонет.

С этими словами он, не раздеваясь, прыгнул в воду. После секундного раздумья его собеседница, глупо захихикав, последовала его примеру.

Джекдо по неизвестной ему причине не мог выдержать их близости и поплыл прочь, оставив их барахтаться за спиной, словно слонов в луже. Но когда он напоследок обернулся, то увидел, что лорд Нортклифф смотрит прямо на него. Взгляд лорда был задумчив и печален, и где-то в глубине его таилось безумие.

— Белая Дама, Серая Дама, Бог весть когда скончавшийся Улан, — донесся до Джекдо его крик. — Почему вы приходите мучить меня? Почему вы считаете, что Саттон принадлежит вам?

Голос замер в отдалении. Джекдо скатился с кресла и упал на пол, все еще продолжая крепко сжимать в руке бутылку бренди.

В ту же ночь на кухне замка Саттон Кловерелла дремала, сидя у очага. Была полночь, и слуги уже отправились на розыски так и не вернувшейся домой хозяйки. Она уехала кататься перед чаем, и до сих пор о ней не было никаких известий.

Главный конюх отправил отряд на поиски миссис Тревельян еще в пять часов, но люди не обнаружили пропавшей госпожи, несмотря на то, что прочесали весь лес, дюйм за дюймом. Кловереллу и других служанок вызвали, чтобы приготовить питательный бульон и ужин. Они кормили продрогших людей чуть ли не всю ночь, но те не сообщили никаких новостей. Местонахождение миссис Тревельян оставалось загадкой.

И теперь Кловерелла наконец прикорнула на высоком деревянном стуле, согретая жаром пылавших в очаге поленьев, отбрасывавших на ее щеки розовые отсветы.

Ей снилось, что она стоит во дворе замка, но двор снова четырехугольный, как в давние времена, и замыкается величественной, устремленной ввысь башней над воротами. Кловерелла взглянула на Центральные Ворота и увидела, что там стоит рыжеволосый мужчина в платье эпохи Тюдоров; рядом с ним — женщина с темными волосами и таинственным выражением лица.

Кловерелла немедленно поняла, что это сэр Генри Уэстон — сын Фрэнсиса и Розы — и его жена, леди Дороти Арундель. И еще она поняла, что находится в теле своей прапрабабки, ведьмы Кловереллы.

Она оглядела себя и увидела, что одета в темно-красное платье и что ее темные волосы доходят до пояса. Она знала, что обладает властью и знанием тайн природы, но эта власть не развратила ее душу.

— Кловерелла, — обратился к ней сэр Генри, — ты должна вызвать дождь. Надо положить конец засухе. Если ты не сделаешь этого, мои земли будут уничтожены.

— Что вы скажете, леди Дороти? — спросила Кловерелла вместо ответа. — Мне продолжать?

Карие глаза леди Дороти обратились к ней, и Кловерелла увидела, что в глубине их таится скрытая боль — боль от тех несчастий, что претерпела семья ее покровителя от рук королей и принцев.

Кровные узы соединяли леди Дороти и сэра Генри. Отец сэра Генри погиб на эшафоте, обвиненный в прелюбодеянии с королевой Анной Болейн; отец леди Дороти — друг сэра Фрэнсиса, посвященный вместе с ним в рыцари ордена Бани в день коронации Анны, — был обезглавлен за то, что присоединился к могущественной клике Сеймуров, которые помогли своей сестре

Джейн занять место Анны Болейн и приходились дядьями юному королю Эдуарду VI.

— Да, — медленно проговорила Дороти. — Спаси нас, Кловерелла.

Дороти отвернулась и спрятала лицо в ладонях. Кловерелла ответила:

— Смотрите, леди Дороти, сейчас на вас прольется дождь из цветов.

Она воздела руки к небу, указывая пальцем вверх, и всю свою волю направила на одно-единственное желание — чтобы с небес пролился дождь из цветочных лепестков. И дождь действительно хлынул в то же мгновение! Но лепестки цветов были цвета крови. Алые лепестки, как хлопья снега, закружились в вихре и скрыли от Кловереллы фигуры леди Дороти и сэра Генри.

— Помоги мне! — донесся до Кловереллы крик хозяйки замка. — Помоги мне своей волшебной силой! Ибо мы прокляты и обречены — и Арундели, и Уэстоны.

— Я сделаю все, что смогу, — прокричала в ответ Кловерелла. Но еще не успев закончить фразу, она уже почувствовала, что исчезает, тает, скрывается из виду… И вот на булыжниках остались лежать лишь темно-красное платье и обломок хрусталя, упавший с небес к ее ногам.

Кловерелла пробудилась с ужасным криком и плотнее закуталась в шаль.

— В чем дело? — спросил ее младший садовник Джоб.

— Мне приснился сон, — ответила она. — Странный и забавный сон. А тебе снятся сны, Джоб?

— Каждую ночь. Обычно мне снится еда. Подай-ка мне вон тот мясной пирог.

— Ты не знаешь, ведьма Кловерелла когда-нибудь бывала в замке Саттон?

— Что?

— А, пустяки. Что-нибудь слышно о миссис Тревельян?

— Нет. Может быть, она уже умерла и ее занесло снегом.

— Я так не думаю, — медленно ответила Кловерелла. — Уверена, что она отдыхает где-нибудь в уютном и теплом местечке и вскоре вернется к нам.

Джоб не мог ей ответить, потому что уже успел набить рот пирогом.

Ничто не тревожило ночную тишину в Строберри Хилл. Джей-Джей со своей склонностью к служанкам давно уже переехал в Нэйвсток в графстве Эссекс; а Джордж — единственный молодой человек на много миль вокруг, чьи приключения могли бы сравниться с подвигами его братца, — забылся тяжелым сном в Зале Гольбейна.

Граф и графиня тоже спали на своем широком супружеском ложе в спальне, обитой голубым шелком, а три девочки безмятежно дремали в большой комнате с окнами, выходящими на реку. Но Горации снился сон.

Ей снилось, что она уже выросла и стала молодой женщиной. Она стояла на высокой белой скале, вдававшейся в море. На берегу под скалой она увидела какого-то юношу, облаченного в уланскую форму со всеми ее нелепыми аксессуарами. Юноша направлялся к ней.

— Кто ты? — закричал он.

— Ты знаешь, кто я.

— Назови свое имя.

Она уже собиралась назвать свое имя, но тут другой мужчина, сидевший рядом с ней, которого она заметила только сейчас, поднялся, подошел к ней и обнял ее за плечи.

— Я люблю тебя, — сказала она ему. — А ты меня любишь?

Вместо ответа он улыбнулся ей, и Горация заплакала от переполнявших ее чувств.

— А ты любишь меня? — крикнула она улану, но тот внезапно исчез. Когда она обернулась, то увидела, что второй мужчина тоже пропал.

Она осталась одна — брошенная, всеми покинутая. Только теперь она в полной мере поняла, что такое одиночество.

Потом картина переменилась: теперь Горация шла среди огромной толпы на выставке в хрустальном дворце. Слегка подвыпивший мужчина с пышными усами вел ее под руку к комнате отдыха.

— Послушай, Горация, — со смехом произнес он, — как чудесно, что ты согласилась стать моей женой! Великолепно, просто великолепно! Я — счастливейший человек на свете.

Горация повернулась и печально взглянула ему в глаза.

— Но я не собираюсь выходить за тебя замуж, — сказала она. — Ведь ты — не мой жених. Где эти двое?

— Они мертвы, — ответил он. — Оба давно мертвы. Тебе остается выбирать — или я, или одиночество.

На этом месте Горация проснулась. Она увидела, что на простыне расплылось темное пятно, и удивленно дотронулась до него. В ночной тишине, без всякого предупреждения о своем чудесном явлении, девочку посетили первые месячные. С этого часа она превращалась в женщину, и впереди ее ждала женская доля со всеми ее скорбями и радостями.

В темный предрассветный час миссис Тревельян возвратилась в Саттон. Она была закутана в плащ мистера Уэбб Уэстона и ехала верхом на пони, которого вел под уздцы сам Джон Джозеф Уэбб Уэстон-младший. Маргарет очень замерзла и устала, а ее роскошная амазонка была изорвана в клочья. Слугам было сказано, что она упала с лошади и пролежала несколько часов без сознания, пока ее не нашел мистер Джон Джозеф.

Но служанка, наливавшая кувшином горячую воду в ванну для своей госпожи, каким-то образом почувствовала, что это неправда: ведь на устах хозяйки играла победоносная улыбка, а миссис Тревельян мурлыкала про себя веселую песенку.

— Скажи мне, Сиддонс, — обратилась Маргарет к служанке, опуская изящные ножки в ванну, благоухающую фиалками, — Уэбб Уэстоны действительно почти разорены или это только слухи? Может быть, Саттон просто казался им слишком просторным?

— Не знаю, мэм, — честно ответила служанка. — Говорят, что их разорил сам замок… но я не знаю, сколько у них денег. Когда-то эта семья была по-настоящему богатой.

— Понятно, — миссис Тревельян втирала в кожу какое-то масло из голубой бутылочки. — А где сейчас мистер Джон Джозеф? Он отправился домой?

— Нет, мэм. Он на кухне с Кловереллой, она кормит его бульоном. Думаю, он ожидает, что вы что-то захотите сказать ему.

— Что ж, хорошо. Когда я вымоюсь и переоденусь, можешь пригласить его наверх на пять минут. Я приму его в гостиной. Здесь ему показываться было бы неприлично.

Маргарет окинула взором спальню и кровать с белым пологом.

— Слушаюсь, миссис Тревельян.

— И еще, Сиддонс…

— Да, мэм?

— Пришлите наверх горячего кофе, когда он поднимется. Я не хочу, чтобы он обвинил меня в негостеприимстве.

Маргарет загадочно улыбнулась, а служанка присела в неуклюжем реверансе. Ей не терпелось спуститься на кухню, чтобы поделиться с Кловереллой своими тайными подозрениями.

День рождения начался с ясного лучистого утра — жаркого, ленивого и сверкающего всеми цветами радуги, как и положено в середине лета. С самого утра в водах реки бурлила жизнь: рыбки выпрыгивали из воды, чтобы погреться на солнце, утки хлопали крыльями, кричали цапли.

В Строберри Хилл слуги поднялись вместе с солнцем и приступили к работе, чтобы к полудню превратить готический замок Горация Уолпола в конфетку. Те предметы знаменитой коллекции, которые можно было протереть и вымыть, подверглись тщательной чистке; полы в галерее натерли до блеска, отполировали все серебро; в Зале для Завтраков развесили белый и голубой серпантин. Ведь сегодня графу Уолдгрейву исполнялось пятьдесят лет, и предстоял роскошный званый обед.