— Я люблю тебя, Эмили, — прошептала она, и Эм на секунду уронила голову ей на плечо.

Три опустился перед Эм на колени и сказал:

— Привет, крошка. Как дела?

Эм покачала головой.

— Плохо, — еле слышно ответила она. — У меня умер папа.

— Я знаю, — промолвил Три. — Мне очень, очень жаль. Эм кивнула и еще крепче прижала к себе щенка. Феба заскулила.

— Похоже, Феба хочет на улицу, — сказал Три. — Давай выпустим ее во двор.

Эм кивнула снова, и вместе с Мэл отправилась за Три в прихожую. Феба нетерпеливо трусила сзади. Мэдди уже собралась запретить дочери выходить из дома, но тут же вспомнила, что отныне Эм некому похищать. Брент мертв…

— Ну, как ты? — спросила Трева, укладывая Мэдди на кушетку. — Все в порядке?

— Нет, — ответила Мэдди. Ей предстояла такая уйма хлопот, что в эту минуту она хотела лишь одного — лежать вот так, не вставая и вытянув ноги. — Это какой-то кошмар.

— Я принесу тебе выпить, — сказал Хауи и вышел в прихожую.

— Хауи стоит за тебя горой, — сообщила Трева. — Ему очень неприятно, что с тобой приключилось такое.

— А кому бы это понравилось? — произнесла Мэдди. — Я бы многое отдала, чтобы вернуть Брента. Развод куда лучше похорон.

— Ш-ш-ш! — Трева схватила ее за руку. — С ума сошла? Твоего мужа только что убили. Даже не заикайся о разводе.

Мэдди кивнула.

— Я знаю. Ты, наверное, думала, что я буду горевать о случившемся, но на самом деле меня угнетают всякие мелочи… так много нужно сделать… — Мэдди взглянула на подругу и добавила: — Ты не представляешь, до какой степени эти события усложнили мою жизнь.

В комнату вошел Хауи с подносом, на котором стояли три бокала.

— Мне удалось найти только виски, — сказал он.

— Вот и хорошо, — отозвалась Трева. — Отдай все это Мэдди.

Послышался звонок вдверь, Хауи поставил поднос на кушетку и выскочил в прихожую, явно обрадованный тем, что у него появился повод уйти.

Это была соседка Глория, донельзя жалкая в своем лучшем голубом платье от Лоры Эшли, с припухшими глазами и кассеролем в руках. Она вошла в гостиную и застыла на месте, выставив перед собой кастрюлю из огнеупорного стекла.

— Мэдди, я только что услышала скорбную весть… — забормотала она. — Если я могу чем-то помочь… — Глория умолкла, на ее лице выразилось искреннее страдание.

— Спасибо, Глория, — сказала Мэдди, поднимаясь с кушетки — Я рада, что ты пришла… спасибо тебе за кассероль — Выпроводив Глорию вместе с кастрюлей на кухню, она поручила ее заботам матери и вернулась в гостиную.

— В ближайшие дни мне придется повторить эту фразу не меньше тысячи раз, — сказала она Треве. — Пожалуй, надо бы заготовить карточки с отпечатанным текстом.

— Господи, что случилось с Глорией? — спросила Трева.

— По-моему, она имела виды на Брента, — ответила Мэдди. «Неужели все-таки Глория? — подумала она. — Глория в трусиках с дыркой? Глория, стреляющая Бренту в висок?»

В дверь опять позвонили, и Трева заметила:

— Кассероль прекрасно хранится в морозилке.

— Отличная мысль, — сказала Мэдди. — Ты не захватишь с собой парочку кастрюль?

Три кассероля и две булочки спустя в доме появились родители Брента, и день превратился в настоящий ад.

В Нормане едва теплилась жизнь, а его выпученные глаза, и без того наводившие ужас на окружающих, казались еще более страшными в обрамлении покрасневших век. Мэдди никогда не считала Нормана привлекательным мужчиной, но до сих пор он излучал дьявольскую энергию, которая скрадывала его телесные изъяны. А сейчас Норман входил в гостиную, с трудом волоча ноги, обессиленный, утративший надежды увидеть свое продолжение в сыне. Теперь это был всего лишь низкорослый шестидесятилетний старик с брюшком, в мешковатых холщовых брюках, растерянный и жалкий. Впервые за время их знакомства Мэдди посочувствовала Норману.

— Мне очень жаль, Норман, — заговорила она.

— Ты свела моего мальчика в могилу, — ответил Норман, но в его голосе не было злости.

Зато злости Хелен хватило бы на двоих. В ее повадке не ощущалось и следа слабости. Ее сухопарое тело было прямым и жестким; тяжелая утрата и гнев лишь закалили ее. Хелен посмотрела в глаза Мэдди с такой лютой ненавистью, что та отступила на шаг и тут же вспомнила события нынешнего утра. К этому времени стараниями Эстер из полицейского участка супруги Фарадей уже наверняка были оповещены о том, что звонок Генри застал ее в постели с Кей Элом. На мгновение Мэдди почувствовала жалость к ним обоим. Она изменила своему усопшему мужу, и теперь свекровь будет ненавидеть ее до гробовой доски.

— Здравствуйте, Хелен, — пробормотала Мэдди.

— Мне нечего сказать тебе, — отрезала Хелен и, подойдя к Эм, уселась рядом с ней.

— Пожалуй, я выпью, — сказала Мэдди Хауи. Хелен со свистом втянула воздух сквозь зубы и склонилась к Эм, не отрывая пылающего взгляда от Мэдди.


В голове Эм образовалась звенящая пустота. Всякий раз. когда она пыталась о чем-то думать, она вспоминала, что у нее умер папа. Мысль об этом была мучительной и, что хуже всего, донельзя навязчивой, поэтому Эм старалась не думать вообще. Три и Мэл ушли за мороженым. Они долго упрашивали Эм пойти с ними и, получив отказ, пообещали принести ее порцию. Эм осталась сидеть в гостиной. Вокруг сновали люди, таская тарелки и кастрюли; они негромко переговаривались и бросали на девочку жалостные взгляды. Эм хотела выйти на двор с Фебой или забраться на колени к матери; она хотела увидеть папу, но тот умер. Осталось только сидеть и ждать неизвестно чего.

Потом появилась бабушка Хелен. Поговорив с мамой, она подошла к ней и села рядом, но Эм все равно хотелось выйти во двор.

— Ты должна всегда помнить своего отца, Эмили, — произнесла бабушка Хелен. Эм никак не могла взять в толк, о чем идет речь. Неужели бабушка думает, что она способна забыть папу?

— Ты должна помнить, каким хорошим и уважаемым человеком он был, — продолжала бабушка, беря ее за руку. От нее всегда пахло парфюмерией, но это был какой-то химический запах, а не аромат цветов, и когда Хелен наклонилась ближе, Эм почувствовала тошноту. — Его очень уважали в нашем городе, — втолковывала бабушка. — Никогда не забывай, что ты его дочь, и постарайся достойно носить его имя.

Эм кивнула. Было куда проще согласиться, чем объяснять, что ей безразлично, уважали папу в городе или нет. Эм хотела лишь, чтобы папа вернулся. Она попыталась чуть-чуть отодвинуться, но бабушка Хелен еще крепче сжала ее ладонь.

— Никогда не забывай, что ты — дочь Брента Фарадея, — добавила Хелен. — Никогда.

Эм посмотрела на нее снизу вверх.

— Разве я могу забыть папу? — спросила она.

— Не только папу. — Бабушка вновь наклонилась, и Эм вновь отодвинулась. — Твой папа был Фарадей. И ты тоже Фарадей.

— И мама, — ввернула Эм, пытаясь уразуметь, чего от нее добиваются.

— Нет! — Хелен говорила негромко, но казалось, что она кричит. — Твоя мать — Мартиндейл, а это совсем другое дело.

Эм увидела, как бабушка бросила взгляд на ее маму, сидевшую в противоположном углу. «Бабушка ненавидит маму», — подумала Эм.

— Я никогда не забуду папу, — сказала она. — А сейчас мне нужно идти… — Она выдернула руку и поднялась на ноги.

Бабушка Хелен начала что-то говорить, не Эм повернулась и направилась прочь, впервые в жизни нарушив правило — никогда не отворачиваться от взрослых, когда они с тобой разговаривают. Она просто не могла оставаться с Хелен.

Сначала бабушка, а потом мать что-то закричали ей вслед, но Эм спустилась в прихожую, не обращая внимания на их призывы. Феба сидела у задней двери. При виде хозяйки она завиляла хвостом.

— Пойдем, — сказала ей Эм и открыла дверь. Феба выскочила наружу, Эм вышла следом, уселась на ступеньки и задумалась.

Неужели бабушка действительно считает, что она сможет забыть папу? Эм всегда недолюбливала бабушку Хелен, но ни разу не слышала от нее подобных глупостей. Она никогда не забудет папу и без ее наставлений.

Вот только ей было все труднее припомнить, как он выглядел, какой у него был голос, вспомнить точно и доподлинно, как будто он вот-вот войдет в дверь. Эм крепко зажмурилась. Папа был высокий, у него были коричневые волосы, и он все время улыбался ей, потому что любил ее, Эм попыталась вспомнить, как папа учил ее кататься на велосипеде, но тогда он куда-то спешил, поэтому маме пришлось выйти во двор и помогать Эм, пока она наконец не научилась.

Не смог он присутствовать и на слете девочек-скаутов, и на выступлении школьного театра, где Эм доверили звонить в колокольчик, — тогда папа был на работе. Зато он порой приходил посмотреть, как она играет в софтбол, и даже видел, как Эм однажды сделала великолепную подачу навылет.

Она сосредоточилась на воспоминании о том, как папа выглядел в тот миг, когда он выскочил на поле, чтобы обнять и поздравить ее. Это было против правил, игра еще не закончилась, но ей было так приятно, что он рядом, она глядела на его улыбающееся лицо и гордилась им. Именно это видение она хотела сохранить навсегда — улыбку папы. Она старалась припомнить другие яркие черты папы — как он ее обнимал, как любил ореховое мороженое, как называл ее полным именем «Эмили» вместо обычного «Эм»; как он откидывал голову, когда смеялся. Все это она соединила в одну картину — отец в бейсболке «Литтл» обнимает ее одной рукой, в другой держит мороженое и смеется, откидывая голову. Эм изо всех сил зажмурилась и накрепко затвердила в мозгу это воспоминание, точь-в-точь как ее учил Кей Эл.

Когда на крыльце появилась мама и спросила: «Эм?» — эта картина уже отложилась в ее памяти, поэтому Эм открыла глаза, сказала: «Все в порядке, мама» — и, кликнув Фебу, отправилась вслед за ней в дом.

Она вошла в гостиную, уселась рядом с бабушкой Хелен, взяла ее за руку и сказала:

— Я никогда его не забуду.

Бабушка сжала ее ладонь и ответила:

— Ты хорошая девочка. Ты — Фарадей.

С этими словами она вновь бросила на маму Эм злобный взгляд.


Еще несколько кассеролей спустя вернулся Кей Эл. Хауи проводил его в гостиную, в которой толпились сочувствующие и Фарадей.

— Мэдди, это Кей Эл Старджес, ты должна его помнить, — заговорил Хауи, предпринимая жалкую попытку пресечь возможные сплетни, но Кей Эл обошел его стороной, схватил Мэдди за руку и потащил ее из гостиной.

— Прошу извинить нас, — сказал он присутствующим. Проведя Мэдди через прихожую, он втолкнул ее в спальню и прикрыл за собой дверь.

— Что ты делаешь? — сердито выкрикнула Мэдди. — Ты разве не знаешь, что за люди там сидят?

— Генри получил ордер и вскрыл твой банковский сейф, — сообщил Кей Эл. — Деньги исчезли. Что скажешь?

— Должно быть, их забрал Брент, — ответила Мэдди и тут же прикусила язык. Она видела деньги в субботу во второй половине дня. В это время Брент уже был мертв. Значит, деньги взял не он.

— Вы с Брентом — единственные, кто заглядывал в сейф в течение двух минувших недель, — продолжал Кей Эл, — и ты открывала его последней. Это зафиксировано в банке. А теперь послушай, что я тебе скажу. Ты меня здорово разозлила. Я только что стоял навытяжку перед Генри и клялся ему в том, что ты рассказала правду, ничего не утаив. Куда ты девала деньги?

«Может быть, это и есть те деньги, что лежали в машине? Там немного не хватает, и все же…»

Внезапно Мэдди осознала истинный смысл его слов.

— Я не лгала! — с жаром в голосе ответила она. — Я не брала тех денег. Я оставила их в сейфе вместе с билетами и паспортом Брента. Я взяла только паспорт Эм. Клянусь!

На лице Кей Эла появилось нерешительное выражение, как будто он хотел поверить ей, но не мог.

— Господи, Мэдди, я начинаю пугаться. Если ты что-то знаешь, выкладывай начистоту. Я вовсе не хочу потерять тебя из-за дурацкой ошибки, которую намерен совершить Генри, потому что он считает, будто ты пытаешься залучить меня в свои сети.

— Что ты сказал? — осведомилась Мэдди, и в тот же миг в дверях появилась Трева.

— Чем бы вы тут ни занимались, немедленно прекратите, и марш отсюда! — шепотом приказала она. — Все это выглядит забавно и весело, но Фарадеи и не думают смеяться.

Мэдди протиснулась мимо Кей Эла, вернулась в гостиную и уселась на кушетку рядом с матерью и Эм. Глория сидела бок о бок с Хелен, и когда Мэдди шла мимо, они проводили ее ненавидящими взглядами. Только этого ей не хватало. Глория заодно с Хелен.

Мэдди взяла в руки пальцы Эм и крепко их сжала. Черт с ними, с Глорией и Хелен. Кто-то стащил ключ от сейфа и достал оттуда деньги. Мэдди казалось, что это невозможно, и тем не менее кому-то удалось проникнуть в ее сейф. Теперь ей уж точно никто не поверит, если она вдруг предъявит двести тридцать тысяч. Люди подумают, что она прикарманила остальные пятьдесят. Генри посадит ее за решетку.

«Она должна передать эти деньги Генри».

Эм свернулась калачиком и положила голову ей на колени.