Через три дня Лунность умерла.

Солнышко прикоснулась к талисманам в виде луны и солнца. Тоска по сестре охватила с такой силой, что она не могла пошевелиться и едва дышала. Одиночество и жажда иметь рядом кого-то близкого, с кем ты как две стороны одной монеты, вызывали боль, подобно ножевой ране.

– Солнышко?

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы заставить себя встряхнуться и загнать депрессию в глубь сознания. Взяв себя в руки, Солнышко с улыбкой повернулась к Лео, стоявшему у входа в ресторан.

– Привет, Лео.

Он толкнул тяжелые двери, приглашая ее войти. Подойдя к нему, Солнышко потянулась его поцеловать, но он успел отпрянуть, и она пошатнулась. Лео схватил ее за локоть, но мгновенно отпустил, как только почувствовал, что она восстановила равновесие.

А-а, о’кей! Понятно. Не хочет, чтобы его целовали.

Собственно говоря, если припомнить их недолгие встречи, можно сделать вывод, что он вообще не хочет, чтобы она к нему прикасалась. А она-то размечталась. Да так можно довести бедного парня до сердечного приступа! Интересно, дело в ней или у него вообще проблема с тем, чтобы прикасаться к женщинам? И если это касается всех женщин, то как ему удается заниматься с ними любовью? Может, он не занимается и у него для этого надувная кукла. Или это касается не только женщин, но и мужчин, животных и даже надувных кукол. Может быть, он страдает обсессивно-компульсивным расстройством, манией чистых рук и все такое. Она читала, что в таком случае помогает курс десенсибилизации. Или это была экспозиционная терапия?

Надо прикасаться к нему как можно чаще, чтобы он понял, что в тактильном контакте нет ничего страшного. Она могла бы этим заняться. В качестве общественной помощи.

Сделать любезность человеку, который должен стать членом ее семьи. Ну, своего рода семьи. Это было бы даже забавно.

– О, Лео, извини, дорогой. Ты не ожидал, верно? Мне пора бы усвоить, что нельзя бросаться на людей, когда они к этому не готовы! Со мной тоже был случай, я от неожиданности не знала, что делать: целоваться, пожимать руки или тереться носами. С тобой такого не случалось?

– Нет.

– Ладно. Впредь я буду подавать какой-нибудь знак перед тем, как соберусь тебя поцеловать. Скажем, складывать губы, как у форели.

Лео уставился на ее губы.

– Если ты думаешь, что я искусственно увеличила губы, то это не так. Они у меня от природы такие форели. Если, конечно, действительно такие надутые губы. Надо посмотреть в Интернете, как выглядит эта рыба.

Что, черт возьми, у него с головой?

– У меня что-то не так с прической? – Солнышко вскинула руку. – Это все ветер. – Она повязала ленту, туго стянув концы сзади под волосами. – Готово. Надо бы сделать стрижку, но я не знаю, как ее укладывать для свадебного обеда, поэтому решила подождать. У меня классный парикмахер. Ну, я с ним встречаюсь.

– Еще один?

– Еще? А, ты хочешь сказать: еще один, с которым я встречаюсь? Да. В любом случае Йен, так его зовут, говорит, что сначала должен увидеть мое платье. Некоторые считают его ненормальным, а он гений, и я с ним не спорю. Да и как я могу спорить, если мы с ним два сапога пара. Я такая же ненормальная. Например, не могу сделать для тебя туфли, пока не увижу, что ты собираешься надеть. Лео на секунду отвел взгляд, который она наверняка расценила злобным.

– Это намек на то, что ты должен дать мне знать, в чем пойдешь.

– Да, я так и понял.

– Так! И что думаешь? Насчет моих волос? Мне стоит оставить челку? За два месяца она, конечно, не отрастет полностью, но станет достаточно длинной, чтобы я смогла уложить ее по-другому. – Она отвела челку и пригладила на виске.

– Мне нравится челка.

Ура! Заговорил! Но все еще хмурится. Теперь он смотрел на ее платье. Немного узковато! А чего еще ждать после двух обедов в его ресторанах, не говоря уже о вчерашней лапше и плитке шоколада? В остальном ничего особенного. Обычное шерстяное платье-футляр телесного цвета, V-образный вырез, длина до колена, рукав три четверти.

Взгляд Лео скользнул по ее ногам и остановился на туфлях. Лодочки телесного цвета на шпильках в пять дюймов.

– Что-то не так?

Должно быть, в ее голосе прозвучало отчаяние, потому что взгляд Лео замер. В конце концов он посмотрел ей в глаза:

– Хорошо выглядишь. Как обычно.

Ох. Спасибо! – Она и в самом деле почувствовала, что у нее все в порядке.

– Но я боюсь, как бы ты не свернула себе шею, гарцуя здесь на этих каблучищах. Строительство закончено, но кое-где еще остался мусор, о который можно споткнуться.

Ну вот, опять!

Похоже, день будет долгим. И нескучным. А он просто неотразим в своей раздражительности! Солнышко подошла к окнам, широко улыбаясь, повернулась к Лео:

– Это великолепно! Ты проведешь для меня экскурсию?

Лео кивнул так неприветливо, что она чуть не засмеялась. Хорошо. Лучшего времени продолжать лечение не найти. Надо начинать прикасаться к нему. Прикасаться, прикасаться! Ну, дорогой мой Лео, держись!

– Да, но будь осторожна. И оставь сумку. Судя по виду, она очень тяжелая.

Солнышко бросила сумку и вернулась к нему.

– Слушай, давай я буду просто держаться за тебя, чтобы ты не волновался за мои хрупкие конечности. – И взяла его под руку. Рука сделалась твердой, как кусок мрамора. Или окаменелое дерево. Окаменелое! Отлично! Солнышко улыбнулась ему. – Веди меня, Лео.

Он так крепко стиснул челюсти, что она испугалась, как бы у него не сломался зуб.

– О, дорогой, позволь мне! Все будет хорошо. Лео понял: дело плохо. Правда, он понял это еще в тот момент, когда увидел ее на смотровой площадке, невероятно роскошную и одновременно земную. И задумчивую. И печальную.

Грустила, и что? Она ведь мгновенно пришла в себя, разве нет? Как в прошлые разы. Значит, нет причин, чтобы… В общем, ничего.

Только волосы раздражали! На площадке ветер трепал их во все стороны, но она и не подумала завязать их. А потом просто подвязала спутанную копну лентой, будто ей все равно. Ее не может не волновать, что у нее на голове. Женщины, с которыми он встречался, очень беспокоились об этом. Впрочем, с ней он не встречается. Просто это отвлекает, вот и все. Как и то, с какой беспечностью она бросила на пол свою шикарную, дорогую оранжевую сумку. Будто бумажный пакет из супермаркета. Как и то, что она не красит ногти. И подмигивает ему. И пахнет свежими цветами. И с каким лукавым видом посмотрела на него, когда взяла под руку. Он уже начал понимать, что Солнышко совсем не глупа.

Лео не хотелось выглядеть святошей, который осуждает ее за то, что она встречается одновременно с двумя парнями, хотя не любит никого из них. Кто он такой, чтобы читать нотации?

Лео расслабил руку под ее ладонью, казавшейся такой раздражающе легкой, теплой, и ощутил… Ничего. Это ничего не значит. Он просто помогает ей сохранять равновесие. С таким же успехом она могла бы держаться за перила.

– Давай начнем с кухни. – Он провел ее через распашные двери в большое помещение, отделанное сверкающей белой плиткой, с безукоризненно чистыми поверхностями из нержавейки. – Здесь все настоящее произведение искусства.

Солнышко выпустила его руку, какое облегчение, и медленно повернулась кругом.

– Жуть. Впрочем, я чувствую это на любой кухне.

– Не любишь готовить?

– Я просто не готовлю. Не могу. Однажды попыталась сварить яйцо, так оно получилось твердым, как мяч для гольфа. Тебе никогда не случалось обдирать мяч для гольфа? Он такой странный, будто бесконечную резиновую ленту намотали слой за слоем.

М-да, похоже, она испытывает особый интерес к самым странным вещам.

– Ты его переварила. – Пожалуй, она об этом догадывается.

– Я его съела, но с тех пор не варю яиц. Да и зачем их варить, когда можно спуститься в кафе и взять прекрасно сваренное яйцо и хрустящий тост?

– И это единственное, что ты готовила? Яйцо?

– Не далее как вчера я делала лапшу-двухминутку.

– А в детстве ты не помогала на кухне?

– В том-то и проблема. Мои хипповые родители – вегетарианцы. Это означало нескончаемую фасоль, коричневый рис и тофу, которые я терпеть не могу. Запеканка из тофу! Кому захочется такое готовить? – Она открыла духовку и заглянула внутрь.

– Значит, ты бывшая вегетарианка.

– Бывшая с большой буквы «Б»! В тот момент, когда однажды в возрасте пятнадцати лет положила в рот кусок бифштекса, я пропала и с удвоенной силой предалась мясоедению. А через два дня попробовала кокосовое мороженое, и жизнь изменилась безвозвратно. Я стала не просто сладкоежкой. Меня тянет на сладкое, как акулу на запах крови.

– Как акулу?

– Да, белую. Тебе известно, что у нее триста пятьдесят зубов? Пятьдесят в первом ряду и еще семь рядов.

Это уже интересней, чем обдирание мячика для гольфа, но все равно не так увлекательно, как жаркий поцелуй. Зачем он вспомнил про поцелуй? Перед глазами тут же возникла картина, как она целует викинга-бальзамировщика. Акулы. Думай про акул.

– Единственное, что мне известно об акульих зубах, – они могут убить.

– Хм, да, хотя вероятность этого мала. Что-то одной пятидесятимиллионной. У тебя больше шансов быть убитым пчелами или молнией, даже фейерверком! Но это я к примеру. Так! В общем, я мясоедная сладкоежка, к большой досаде моих родителей. А если серьезно, у меня, должно быть, метаболизм, как у колибри, иначе я бы уже превратилась в борца сумо. Ты знаешь, колибри ежедневно съедает в три раза больше собственного веса? Столько я, конечно, не смогу. – Она провела рукой по животу.

– Не сможешь. Ты не настолько тощая.

У Солнышка вырвался удивленный смешок.

– Спасибо, Лео. Просто бальзам для слуха любой девушки!

– Не хотел тебя обидеть. Я повар. Мне нравится смотреть, как люди едят.

– Тогда держись меня – и будешь в постоянном экстазе.

И тут, бац, его словно ударили по голове. Перед глазами предстала картина, как она слизывает с ложки глясе. Экстаз!

– Ты могла пойти на кулинарные курсы.

– Думаю, мой кулинарный ген отдал концы еще до того, как я ушла из коммуны.

– Из коммуны? Значит, твои родители не просто хиппи, она жили в коммуне?

– Да, и это не здорово, если ты вдруг так подумал. Никакой свободной любви, наркотиков и созерцания собственного пупка, зато много всего общественного, пространство, ежедневные дела, транспортные средства. От этого взвоешь! Если ты хоть немного любишь уединение, коммуна не для тебя. И, ей-богу, слишком много одежды из конопли. Я ничего не имею против конопли. Кстати, знаешь: выращивание конопли насчитывает десять тысяч лет? Ладно, наверняка не знаешь и знать не хочешь. Но, согласись, это удивительно. – Она замолчала. Вдохнула. – Я хочу сказать, что мне не нравится носить ее каждый день.

Как ни странно, Лео вполне мог представить ее в одежде из конопли. В выходные на кромке прибоя с развевающимися волосами. Хватит уже!

– Давай пойдем дальше.

– Что насчет тарелок, столовых приборов, бокалов, блюд? Ты уверен, что все будет здесь вовремя?

– Да, уверен. И все будет новым, высшего качества, сделанным на заказ.

– Я, конечно, не собираюсь рассказывать, что тебе нужно в ресторане, но не мог бы ты прислать мне фотки?

– Да, я могу прислать тебе фотки.

– Прекрасно. Можно посмотреть туалеты? Она снова взяла его под руку, и он невольно вздрогнул. К счастью, она, похоже, ничего не заметила, хотя ему уже начинало казаться, что она замечает почти все.

Эта прогулка под ручку по мужским и женским туалетам, как по Елисейским Полям, казалась каким-то сюрреализмом, но Лео предпочел не возражать. Спасибо, она не стала знакомить с какими-нибудь удивительными туалетными обычаями древних африканских племен. Его нервы этого не выдержали бы. В конце концов она, судя по всему, удовлетворилась тем, что увидела. Сквозь стеклянные внешние стены открывался вид на океан, противоположные стены были выкрашены в голубой цвет. Мозаичные полы – настоящие произведения искусства – представляли собой волны, набегающие на берег. Остальное было ослепительно-белым.

– Так красиво, что я готова остаться здесь жить, – восхитилась Солнышко.

– Я обязательно пошлю тебе фото туалетной бумаги, которую мы сюда заказали.

Она обиженно посмотрела на него и сморщила губы. Лео буквально чувствовал, как у нее сжались кулаки.

– Знаешь, я читала про одну поп-звезду, которая на гастроли всегда брала с собой красную туалетную бумагу. Не кажется ли тебе…

– Нет, не кажется. Забудь про красную туалетную бумагу.

– Ясно, что не красную. Но, может быть, красивого синего цвета или цвета морской волны.

– Нет, ни то ни другое. Тебе придется удовлетвориться победой над моим бритым черепом.

– Они уже отрастают, и это очень мило. – Солнышко засмеялась.

Она провела рукой по его слегка отросшим волосам. Лео напрягся. Шагнул в сторону, отчего ее рука упала вниз, а другая выпустила его локоть.