– Ты отлично фехтуешь. Давно этим занимаешься? – Стащив металлическую маску, Клайв вытер вспотевшее лицо.

– Пятый год.

– О…

Он замялся, не зная, что еще сказать, и Шеннон затаила дыхание. Клайв уже несколько раз приглашал ее поужинать, но она отказывалась, приводя самые разные причины. Судя по напряженным глазам и угрюмому выражению лица, ему надоело натыкаться на стену.

– Ладно, – пробормотал он, избегая встречаться с Шеннон взглядом. – Ты домой?

– Да.

– Ну, пока. До следующей пятницы.

– Пока.

Пожав друг другу руки, они разошлись. Мужчины вроде Клайва никогда не нравились Шеннон. Мало того что плохо фехтует и почти не прогрессирует, так еще и проигрывать не умеет. Типичный неудачник.

Уложив спортивную форму в сумку, она вышла на улицу. Погода в Сан-Франциско может меняться по несколько раз надень, и, если утром светило солнце, это еще не значит, что после полудня небо не затянется пришедшими с океана тучами и прохожим не придется пожалеть об оставленном дома зонтике.

Мировая популярность Сан-Франциско вообще основывается на не вполне соответствующих действительности мифах. Считается, например, что это самый чистый в экологическом отношении город Соединенных Штатов. В доказательство приводят обычно тот факт, что капризные морские котики живут здесь круглый год, вызывая восхищение туристов и гордость местных жителей. Но при том климат города настолько удивителен, что днем вы можете встретить и мужчину в теплой куртке, и женщину в шортах – зависит от того, из какого района они выехали утром.

Соседство океана вовсе не означает, что на пляжах нет свободных мест – входить в воду рискуют только серфингисты в теплых костюмах. Проблема в том, что температура воды редко превышает 10–12 градусов.

День выдался ясный, хотя и ветреный. Шеннон подумала, что небольшая прогулка не повредит, и, выйдя из спортзала, неспешно зашагала по узкой мощеной улочке, которая привела к южной стороне Ботанического сада. Она медленно прошла по тропинке, пролегавшей вдоль журчащего в тени ручья, потом пересекла широкую, залитую солнцем лужайку. Вдалеке показалась верхушка венчающей Телеграф-хилл башни Койт мемориал, ярко сияющая на фоне чистого голубого неба.

Вернувшись к автостоянке, Шеннон обнаружила, что с ее «короллой» ничего не случилось, и уже открыла дверцу, когда заметила засунутый под дворники листок.

– Интересно, как это я ухитрялась нарушить какие-то правила, если никуда не ездила? – пробормотала она.

Листок, однако, оказался не штрафной квитанцией, а запиской.

«Привет, милая. Надеюсь, ты без меня не очень скучала? Рад, что не изменила привычкам. До скорой встречи».

Подписи не было, но Шеннон сразу узнала твердый, с легким наклоном и уходящий вверх почерк.

Стивен…


Она сидела на открытой террасе кафе у залива, глядя на остров Алькатрас с его знаменитой тюрьмой и думая о том, что приключение закончилось. Денег оставалось только на билет до Ред-Блаффа. Надежда умерла еще накануне. Прощай, Сан-Франциско. Может быть, мы еще встретимся с тобой… в следующей жизни.

– Если вы думаете, что, обчистив какой-нибудь банк, попадете в тюрьму Алькатрас, то ошибаетесь и зря тешите себя иллюзиями. Тюрьмы там больше нет. – Голос принадлежал мужчине, который, судя по скрипу стула, устроился за ее спиной.

– Почему? – не поворачивая головы, спросила Шеннон.

– Потому что тюрьма Алькатрас была мифом. Славу темницы, из которой невозможно сбежать, поддерживали с помощью обязательного ежевечернего теплого душа. Молва гласила, что те заключенные, которые на свой страх и риск предприняли бы попытку сбежать с острова, не выдержали бы ледяной воды залива. Тем не менее однажды трое смельчаков благополучно преодолели считавшийся неприступным барьер, и власти, которым, мягко говоря, утерли нос, предпочли переоборудовать тюрьму в музей. Сейчас туда водят экскурсантов. Вот так-то, Шеннон.

Она мгновенно обернулась. Он действительно сидел у нее за спиной, закинув ногу на ногу, руки за голову и держа на колене блюдечко с чашкой дымящегося черного кофе. Достаточно было одного неверного движения, чтобы чашка опрокинулась и белые льняные брюки оказались безнадежно испорченными.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – требовательно и даже сурово спросила Шеннон.

– Видел вас в агентстве «Ностальжи». Вы, кажется, собирались устроиться на работу. – Незнакомец покачал головой. – Вам повезло.

В каком смысле? – удивилась Шеннон, за последние несколько дней твердо укрепившаяся во мнении, что удача отвернулась от нее надолго.

– У «Ностальжи» не очень хорошая репутация. Правда, у вас пока нет вообще никакой, но лучше начинать с нуля, чем с минусовой отметки.

Она рассмотрела его получше: небрежно-элегантный, безукоризненно одетый, с гладко зачесанными назад черными волосами, с резким, волевым лицом и темными глазами, незнакомец напоминал какого-то киноартиста.

– Спасибо за то, что просветили насчет Алькатраса, – сказала Шеннон, вставая. – Придется менять планы. Банку повезло.

– Не уходите. – Он положил руку на соседний стул. – Садитесь.

– Зачем? – Она усмехнулась. – Хотите предложить мне поработать на благотворительную организацию «Братья-самаритяне»?

– Нет, но думаю, что сумею вас заинтересовать. Вы ведь ищете работу?

Шеннон так и не поняла, почему не ушла, почему осталась. Наверное, потому что уж больно не хотелось менять Сан-Франциско на Ред-Блафф. Город, в который возвращаются навсегда, как сказал однажды ее отец.

– Если вы полагаете, что я готова…

Он скользнул по ней взглядом и покачал головой.

– Кстати, меня зовут Стивен. Возможно, вам будет неприятно это слышать, но вы не в моем вкусе. Мне больше нравятся буритас и мягкое мороженое. Да садитесь же, а то вас заприметит какой-нибудь мачо и уведет у меня из-под носа.

Шеннон хмыкнула и опустилась на плетеный стул.

– Хорошо, Стивен, выкладывайте ваше интересное предложение и…

– Сначала мы поедим, – твердо сказал он. – Не хочу, чтобы кислота разъедала стенки желудка. Между прочим, от язвы умирают чаще, чем от СПИДа.

В «Старбаксе», куда они зашли, было, как обычно, полным-полно студентов, влюбленных парочек, ухитряющихся целоваться даже за кофе, и одиноких мужчин, прикрывающихся газетами, но исподтишка посматривающих на женщин за соседними столиками. Тем не менее Стивену удалось отыскать пустую кабинку, где разговору никто не мешал.

– Что будете есть? – спросил он.

– Кофе… – Шеннон пожала плечами и опустила глаза. В последние дни ей приходилось экономить даже на еде. – И все.

Он улыбнулся, кивнул и уверенно, как будто в заде никого не было, направился к стойке. Что-то сказал кассирше, и та весело засмеялась. Он вообще производил впечатление сильного, не сомневающегося в себе человека, способного постоять за себя. Как она завидовала ему тогда – элегантный, решительный, красивый. И рядом с ним… кто? Какой видят ее другие? Усталой? Замученной? В дешевом платье и туфельках со сбитыми мысками?

Через минуту Стивен вернулся с подносом, на котором, кроме двух чашек кофе, нашлось место для гамбургера и чизбургера, картошки и фруктового салата.

– Половина ваша, – сказал он. – Какая – выбирайте сами. Разговаривать куда приятнее, когда собеседник тоже ест. Согласны?

Шеннон выбрала чизбургер и салат и вопросительно посмотрела на своего благодетеля.

– Вот и правильно, я и сам бы выбрал то же самое.

Так они познакомились. А уже на следующий день Шеннон, пройдя несколько проб, получила работу на одной из небольших радиостанций. Поначалу ей доверяли только чтение метеосводок, потом дали озвучить рекламу, а по прошествии трех месяцев допустили к прямому эфиру.

Вместе с заработками росла популярность – Шеннон стали узнавать. Поэтому, когда Стивен порекомендовал ее Саймону Бертону, главный редактор «Ньюс» знал, что получает работника с некоторым профессиональным опытом.

Еще раньше Стивен помог Шеннон снять квартиру в районе Кастро, сделав это в типичном для себя стиле.

До того – Шеннон жила с Люси Тревейн в квартире с двумя спальнями и видом на самый богатый район Сан-Франциско Си-Клифф. Платить приходилось немало, но главная проблема заключалась в другом: Люси любила шумные компании, и ей не надо было вставать по утрам. Сначала Шеннон терпела, закрываясь в своей комнате и ложась спать с берушами, потом попыталась высказать подруге претензии, но добилась только того, что Люси перестала с ней здороваться.

Однажды вечером к ним заглянул Стивен.

– Уже легла? – спросил он, входя в комнату Щеннон. – И даже вечерние новости не смотришь?

Шеннон выразительно развела руками.

– Понятно, – пробормотал, прислушавшись, Стивен. – И часто у вас такое?

– А ты как думаешь?

Он постоял посреди комнаты, задумчиво огляделся, усмехнулся, а потом подошел к встроенному шкафу и резко распахнул створки.

– Все эти вещи твои?

Она молча кивнула.

– Тогда собирайся. – Стивен наклонился и вытащил с нижней полки два чемодана. – Складывай сюда. Что не влезет – оставим.

– Стив, послушай…

– Собирайся, – повторил он. – У меня есть на примете кое-что получше. И подешевле.

– Но уже поздно, – запротестовала Шеннон. – Я не хочу ночевать в парке, мне завтра на работу.

– Не беспокойся. В крайнем случае переночуешь у меня. И не бойся – не съем.

Когда через четверть часа они вышли в общую комнату, туда же выплыла Люси.

– О, куда это вы? С такими чемоданами… Избавляетесь от трупов? – Она глупо хихикнула. – Шен…

– Я съезжаю. Навсегда. Можешь пользоваться моей комнатой. Пока.

– Постой, а как же быть с оплатой? Я одна не потяну всю сумму! – забеспокоилась Люси. – До конца месяца еще целая неделя…

– Сколько ты отдаешь в месяц? – Стивен поставил чемодан и достал из кармана пиджака бумажник.

– Тысячу двести. Но…

Стивен вынул пачку стодолларовых банкнот и, отсчитав двенадцать штук, протянул их Люси.

– Достаточно?

– Да, – прошептала та, с восхищением глядя на мужчину с толстым бумажником.

В тот же вечер Шеннон обосновалась в двухкомнатной квартире в районе Кастро.

Кто он, Стивен?

Почему помогает ей, Шеннон?

Ответов она не знала. Не знала даже, где он живет. Стивен никогда не навязывал ей свое общество, никогда ничего не требовал, ни о чем не просил. Иногда, примерно раз в неделю, он звонил и предлагал поужинать где-нибудь. Если Шеннон отказывала, не обижался. Возможно, так продолжалось бы и дальше, если бы не поездка на праздник дегустации вина в долину Напа.


Съездить туда предложила Шеннон. Стивен согласился. Погода стояла великолепная, цены в ресторанах улетали за облака, и они старались залить в себя как можно больше. Возвращаться домой они не захотели, а если бы и захотели, то не смогли бы. Остановились в каком-то захудалом мотеле, в номере с одной, правда, достаточно широкой кроватью.

Стивен благородно предложил ей воспользоваться всей роскошью спального места в одиночку, но Шеннон и слышать об этом не желала. После недолгих препирательств они прекрасно устроились вдвоем и мгновенно уснули.

А утром случилось то, что неизбежно случается между мужчиной и женщиной, оказавшимися в одной постели.

Шеннон проснулась от ощущения, что кто-то на нее смотрит. Смотрел, конечно, Стивен.

– Ты такая красивая, – прошептал он, заметив, что Шеннон открыла глаза.

– Давно проснулся?

– Полчаса. – Он протянул руку и провел ладонью по теплой, с полосой от подушки щеке Шеннон. – У тебя золото в глазах.

Она улыбнулась, потянула на себя простыню и нечаянно обнажила Стивена.

– Больше всего на свете мне сейчас хочется выпить стакан апельсинового сока, – проговорил он, нисколько не смущаясь того, что предстало взгляду Шеннон и указывало на совсем другое желание.

Шеннон стало смешно, она невольно прыснула и тут же потянулась к нему.

Его рука скользнула ниже, и Шеннон в ответ приподнялась и прижалась губами к его уху. В следующий момент Стивен уже оказался над ней и ласкал ее груди, живот, бедра, покрывал поцелуями губы, подбородок, шею.

– Раздень меня.

Стив ловко избавил ее от футболки и шортов, под которыми больше ничего не было, и Шеннон застонала от удовольствия, когда их обнаженные, заряженные страстью тела наконец соприкоснулись. От сна не осталось и следа, каждая клеточка ожила, подпитываясь энергией любви, каждый нерв задрожал, запульсировал. В ушах ее звенела музыка, подчиняясь ритму которой она задвигалась, зашевелилась…

Они оба хотели одного и того же, и остановить их не могло уже ничто на свете. Его губы сводили ее с ума, его руки проделывали с ней что-то невероятное. Напряжение в ней достигло предела, и она, торопя Стивена, сама раздвинула ноги.

Больше Шеннон не помнила ничего, а когда сознание вернулось, ей показалось, что она покачивается на упругих, нежных волнах, вынесших ее из стремительного водоворота к безопасному берегу.