– Прости меня, Котенок, слышишь, прости…

Они сидели так очень долго. Дели перестала плакать. Она обхватила Стива руками и крепко прижалась к нему, а он, уткнувшись лицом в ее волосы, чуть-чуть покачивал ее, как раньше, когда она была совсем маленькой, но почему-то до сих пор помнила это…

* * *

«Привет! Я хотела кое-что спросить. Ответь, как сможешь».

Стивен вернулся с работы и нашел эту запись, включив компьютер и открыв электронное сообщение от Дели. После его переезда они помимо телефона нередко общались через электронную почту. Но с последнего Рождества это стало происходить гораздо чаще. Ждать ее сообщений, включать побыстрее компьютер по возвращении с работы домой стало приятной привычкой. А с ее двенадцатилетия переросло в насущную потребность. Жизнь наполнялась смыслом, когда они общались. Стивен старался помочь ей решать разные школьные проблемы, делился опытом, вспоминая свою подростковую жизнь. С Дели можно было обсуждать и взрослые темы, касающиеся его работы, его взаимоотношений со знакомыми, коллегами, пациентами. У нее был свой особый взгляд на все, и Стивену всегда было интересно узнать ее мнение.

«Котенок, привет! Что случилось?»

Дели ответила почти сразу. Видимо, она ждала, когда он появится в сети, но по телефону звонить не хотела.

«Привет! Извини, я, наверное, не должна об этом с тобой говорить. Но мамы дома нет. К папе я как-то стесняюсь подходить, да и занят он. А ты врач…»

Продолжение отсутствовало. Дели явно сомневалась и, как будто ждала разрешения на то, чтобы продолжить.

«Дел, что случилось? Пиши, я волнуюсь».

Какое-то время девочка не отвечала. Стивен начал беспокоиться и гадал, что могло у нее произойти такого, о чем она захотела поговорить с ним как с врачом.

«Дел, не молчи. Я уже места себе не нахожу».

«Стив, у меня живот сегодня в школе весь день болел, низ живота тянуло. Я думала, съела что-нибудь, а вечером кровь увидела. Это ведь нормально? А живот болит еще. Сильно».

Стивен сразу не понял, какую кровь она имеет ввиду. И только поспешно отправив вопрос «Где ты увидела кровь?», понял, что Дели, скорее всего, говорит о месячных.

«На белье. И сейчас идет. Я не знаю, что делать».

Стивен медленно осознавал: у его Дели месячные. Ей двенадцать и это нормально. Она становится взрослой, становится женщиной. И он первый об этом узнал. Она сообщила именно ему. В висках застучало от волнения.

«Котенок, все хорошо. Это месячные или менструация по-другому. Я думаю, ты уже знаешь, что это такое. Живот может болеть. Выпей какое-нибудь обезболивающее. Только у папы спроси, сама таблетки не бери. И тебе прокладки нужны. Думаю, придется все-таки папу вытащить в магазин или аптеку и купить все необходимое».

Стивену стало досадно, что он не может сейчас быть рядом с ней в этот важный момент в ее жизни, не может помочь ей сделать все нужные покупки, последить за состоянием ее здоровья.

«Да, я знаю, что это. Мы в школе проходили, да и сама читала, и у девчонок в классе у некоторых есть уже, правда, мало у кого. Но все равно, когда у тебя самой, как-то теряешься и пугаешься. Сейчас к папе подойду. Только ему говорить все это неудобно. Жалко, что тебя рядом нет».

Последняя фраза вызвала у Стивена волну приятного ощущения, которая прокатилась по всему телу и ушла вниз живота.

«Хочешь, я папе позвоню?»

«Нет, я сама скажу. А то, как-то странно будет выглядеть, если ты ему сообщишь».

«Действительно, странно», – подумал Стивен.

«Если что-то будет беспокоить, и какие-то вопросы появятся, пиши или звони и все спрашивай. Хорошо?»

«Хорошо. Спасибо, Стив. Пошла к папе…»

Стивен откинулся на спинку кресла. Его охватило чувство осознания некоего свершившегося таинства. Дели стала взрослой… Женщиной… В душе царила смесь взбудораженности и непонятного смятения и в то же время чего-то необъяснимо и трепетно приятного…

* * *

Стивен пришел домой после ночного дежурства и срочной внеплановой операции. Дели как раз собиралась в школу, и он успел отвезти ее, а сам вернулся обратно. Он устал и не выспался и уже дошел до своей комнаты, где собирался поскорее лечь и отключиться от всего, как вдруг заметил, что дверь в комнату Дели приоткрыта. Конечно, он был здесь уже десятки раз после ее приезда, но сейчас девочки не было, а приоткрытая дверь как будто зазывала войти. И Стивен вошел. Все было как обычно, все было знакомо. За три месяца Стивен успел привыкнуть к изменившемуся интерьеру комнаты и уже не представлял его как-то иначе. Но, в то же время, стоя здесь в отсутствие Дели, он испытывал какое-то благоговейное чувство. Она жила здесь. Да, они жили в одном доме, под одной крышей, но именно здесь был ее уголок, ее мир, сюда она уходила, если хотела побыть одна и сюда убегала, когда обижалась на него. Каким-то совсем новым взглядом Стивен оглядел комнату. В основном переделкой этого небольшого пространства занимался он, а Дели просто соглашалась со всем, что он предлагал. Но он знал ее вкусы и учитывал их. После того, как Дели пришла в себя, она добавила сюда несколько штрихов. На стенах появились фотографии с изображением разных стран и уголков планеты. Дели всегда мечтала путешествовать. С родителями они практически никуда не ездили, но физическую невозможность где-то побывать она компенсировала собиранием картинок и фотографий понравившихся мест. Также на письменный стол она поставила в двух рамках фотографии мамы и папы. На фото они не были вместе. И когда Стивен повнимательнее разглядел эти фотографии, то заметил, что на рамке с изображением отца остались следы пальцев, а на стекле разводы, а рамка, в которой помещалось изображение Вирджинии, идеально чистая. Дели скучала по отцу… А на кровати лежала мягкая игрушка ленивца. Когда Дели было шесть лет, Стивен купил ей этого ленивца в магазине. Там было много симпатичных мягких игрушек, но девочка выбрала именно его и всегда спала с ним с тех пор. Она назвала ленивца Привет. Стивен удивился:

– Какое странное имя…

– И совсем ничего странного в нем нет. Просто когда здороваешься с кем-то, настроение становится радостным. Значит это имя тоже очень хорошее, радостное. Я буду называть его так, и настроениеу меня всегда-всегда будет хорошим!

С тех пор они оба часто приветствовали ленивца: «Ну, здравствуй, Привет! Привет! Как дела?» И настроение, в самом деле, становилось лучше.

По приезде сюда ленивец два месяца пролежал в ящике под кроватью, а теперь снова занял свое законное место на подушке девочки. И ночью охранял ее сны. Стивен провел рукой по его мягкой длинной шерсти. «Здравствуй, Привет!» И неожиданно позавидовал ему… Стивен еще раз обвел взглядом комнату и вдруг заметил в тумбочке альбом. Дели рисовала. Она очень любила рисовать карандашом. У нее получались неплохие городские пейзажи, и еще она любила рисовать портреты. Но Стивен давно не видел в ее руках карандаша и бумаги. Пару месяцев назад он предложил ей посещать художественную школу, но она отказалась, и он думал, что Дели пока забросила рисование. Но это был какой-то новый альбом. «Может, я просто не помню его, и это старые рисунки», – подумал он. Неудобно было брать без спроса вещи Дели, но Стивен все-таки подошел, вытащил альбом из тумбочки и открыл первую страницу. Там был его дом, фасад дома, нарисованный в мельчайших подробностях. Он перевернул лист. На него смотрело улыбающееся лицо миссис Хэнсон. Он перевернул еще страницу и увидел себя. Боль во взгляде и потерянность на лице. Дальше на всех страницах альбома, изрисованного почти до конца, были его портреты. Выражение лица менялось: то он был сосредоточен на чем-то, то взгляд казался отрешенным, ушедшим в себя, то выражение лица было печальным. Но везде, на всех портретах, на его лице лежала печать внутренней тревоги, а взгляд постоянно был обращен куда-то в сторону. И только на последнем портрете Стивен встретился взглядом с самим собой. Он улыбался веселой доброй улыбкой, темные волосы были немного взъерошены, как от ветра, а в глазах будто плясали солнечные зайчики. Внизу рисунка, прямо на его куртке, было размытое пятно, и бумага немного сжалась, словно ее намочили. Стивен провел рукой по этому пятну. Неужели она плакала над этим портретом?.. Стивен сам уже не помнил себя таким: веселым и жизнерадостным.

Каково же сейчас было Дели с ним?..

* * *

В альбоме было портретов двадцать, а может и больше. Дели постоянно рисует их. Стивен был потрясен. Что же она испытывает к нему? Может, ей не хватает общения с ним, которое было раньше, и ей очень одиноко. Или… Стивен опять вспомнил тот поцелуй, их единственный поцелуй. Он тогда уехал, и никто из них при разговоре больше не вспоминал о том происшествии. И Стивен представления не имел, была ли это обычная подростковая выходка, возникшая из неутолимого желания познавать новые ощущения, или это было чувство влюбленности. Девочки-подростки часто влюбляются в мужчин на много старше их. Но, если это так, то насколько это чувство серьезно? И если она, в самом деле, влюблена в него, то, как же ей сейчас больно от всего того, что он делает, как она терпит все это? Возможно, она мучается так же, как и он. Хотя, нет. Она же совсем ребенок. В этом возрасте любовь скорее платоническая. Ее ощущения, ее чувства, должно быть, совсем другие, но, наверное, не менее сильные и тоже причиняют ей страдания. И он не может ей помочь.

Стивен вспомнил, как она обиделась на него, когда он в последний раз приезжал к ним на Рождество. Как же звали ту девушку? Ах, да, кажется, Ванесса. Дели тогда приревновала. Сейчас он вдруг понял, что это была ревность, а тогда эта мысль даже на миг не пришла ему в голову. Еще зимой она была для него маленькой девочкой, которую он очень любил, но любил скорее, как дочку, как друга, как близкого и родного человека, но не как женщину. И Стивен точно знал, когда все началось. Он вспомнил свой последний приезд к ним. Тогда еще были живы родители Дели. Это был день ее рождения. Дели исполнялось двенадцать. Весной ей наконец-то прокололи уши (почему Вирджиния была против этого раньше – оставалось непонятным). Она очень радовалась и с ликованием сообщила об этом Стивену в электронном письме. Он решил привезти ей в подарок какие-нибудь сережки. В ювелирном магазине ему приглянулся комплект из аквамарина в серебре. Небольшие кулон и серьги были сделаны в форме четырехлистного клевера, который, как известно, приносит удачу. А цвет, чистый, нежно-голубой, непременно должен был подойти к ее глазам. Он подобрал красивую серебряную цепочку и положил все это в синий бархатный футляр.

В свой день рождения Дели надела шелковое темно-голубое платье. Оно было без рукавов. А сверху был треугольный вырез, куда так и напрашивались украшения. Стивен зашел к ней в комнату.

– Держи, это тебе. С днем рождения!

Дели, затаив дыхание, осторожно открыла бархатную коробочку.

– Как красиво! Спасибо!

Она аккуратно достала серьги и, вынув из ушей свои маленькие гвоздики, вставила туда голубые листочки клевера. Стивен не ошибся – их цвет сочетался с цветом ее глаз и подходил к наряду. Дели достала цепочку с кулоном. Длинные распущенные волосы мешали ее надеть.

– Давай помогу, – Стивен взял цепочку из ее рук, а Дели повернулась к нему спиной, собрала волосы и сдвинула их набок, обнажив тонкую шею и небольшую часть спины в вырезе платья. Едва заметный светлый пушок покрывал кожу. Из копны убранных ею волос выбилось несколько завитушек. Стивен надел цепочку и притронулся кончиками пальцев к ее шее, чтобы отодвинуть непослушные завитки, которые мешали справиться с застежкой. Он не понял, что произошло. Но в этот момент будто изменилось его восприятие действительности. Вся реальность сдвинулась куда-то. Ему захотелось прикоснуться губами к шее девочки, покрыть своим горячим дыханием ее нежную кожу в вырезе платья. Захотелось сильно, непреодолимо. Дыхание стало неровным, в руках появилась дрожь. Стивен с трудом сглотнул. Через какой-то миг наваждение схлынуло. Сбивчиво дыша, Стивен пытался осознать, что произошло.

– Не получается? – голос Дели окончательно привел его в себя. Дрожащими руками он кое-как застегнул цепочку.

– Нет, все в порядке.

С цепочкой, и правда, все было в порядке. Кулон замечательно смотрелся в треугольном вырезе платья. Дели восторженно вертелась перед зеркалом. Не все в порядке было с ним. Но что именно, он понять не мог.

Он провел у О'Конеров почти неделю. И ощущения, возникшие, когда он надевал Дели цепочку, время от времени настойчиво возвращались и приводили его душу в смятение. Несколько раз, когда Дели случайно задевала его лицо своими длинными волосами, Стивена бросало в жар, будто его обсыпали горячими углями. Например, когда передавала через него на стол забытую на кухне вазу с пирожными, или, когда, подойдя сзади, склонилась над его плечом поглядеть, что он читает. Прикосновения ее рук вызывали волнение, которого он никогда прежде не испытывал рядом с ней. Он поймал себя на том, что как-то совсем по-другому смотрит на нее. Ее легкость, стройность и гибкость стали восприниматься иначе, притягивали к себе взгляд и заставляли любоваться. Он убеждал себя, что всегда любовался ею. Но самообман не удавался – сейчас все было не так. И он стал замечать, что Дели смущается. Иногда под его взглядом она вспыхивала и опускала глаза. Он не помнил, чтобы раньше было такое. Может, что-то изменилось в его взгляде, и Дели ощущает это?