Катриона удивленно подняла брови.

— Что заставляет вас так думать?

— Интуиция. Я не права?

Катриона пожала плечами.

— Не знаю. Вряд ли можно страдать от отсутствия того, чего у тебя никогда не было, — предположила она и напомнила: — Однако это весьма далеко от проблем гольфа и крикета.

— К черту гольф и крикет. Мы можем поговорить о них и в другой раз. Давайте лучше пропустим по второму стаканчику джина, — сказала Элизабет, опрокидывая в себя остатки первого и жестом предлагая Катрионе сделать то же самое. — И вы расскажете мне, почему, когда вы сегодня приехали, то были похожи на человека, побывавшего под обстрелом.

— В самом деле? — изумилась Катриона.

Элизабет хмыкнула.

— Во всяком случае, следы пуль были видны невооруженным глазом.

— Что ж, во всяком случае, у меня есть основания считать, что и мои выстрелы попали в цель.

— Вот это мне и хотелось услышать, — кивнула возившаяся возле подноса с бутылками Элизабет. — Не давайте этим ублюдкам себя унизить.

— Полагаю, вы никогда никому этого не позволяете, — заявила Катриона, но была удивлена ответным хмурым взглядом хозяйки.

— Никто не защищен от артиллерийского огня, — вздохнула Элизабет, — даже такая старая боевая лошадь, как я.

— Вы не похожи на боевую лошадь, — возразила Катриона, с улыбкой принимая от немолодой женщины новую порцию джина. — Скорее, на маленький военный корабль.

— Мне нравится такое сравнение, — кивнула Элизабет, возвращаясь в свое кресло. — Я сразу кажусь себе хоть и маленькой, но деятельной, сильной и энергичной.

— А вы и есть такая.

— Замените только «энергичный» на «любопытный», и все будет почти правильно, — прокомментировала Элизабет. — И сейчас вы в этом убедитесь. — Поставив стакан, она начала делать руками пассы в сторону Катрионы. — Ну-ка, признавайтесь. Кто в вас стрелял и из чего были отлиты пули?

Катриона колебалась. Она нуждалась в том, чтобы с кем-то поделиться, но Элисон в данном случае не очень подходила из-за явно неодобрительного отношения Джона ко всей этой истории. Элизабет же — незаинтересованная слушательница и не имеет никакого отношения к тому, что Катриона называла для себя «порочным кругом Невисов». Кроме того, она одинока, то есть не станет сразу же делиться услышанным с мужем, она старше и опытнее и, вероятно, сможет дать Катрионе какой-то совет. Но можно ли ей доверять, или признания Катрионы неминуемо станут достоянием и пищей для сплетен всего гольф-клуба?

— Может быть, будет лучше, если для начала я сама расскажу вам все, что знаю, — предложила Элизабет, чтобы поощрить Катриону к разговору. — Мне известно, что Брюс Финли был любовником Линды Мелвилл. Об этом мне сказала Флик, то есть Фелисити. Но вот чего вы не знаете, так это того, что Флик подозревала, будто Брюс изменяет ей с вами.

— Со мной? — возмутилась Катриона. — Почему она так решила?

— Может быть, потому что на первый взгляд вы ни с кем не связаны, а тем не менее выглядите как девушка, у которой непременно должен быть мужчина. Одинокая красота, такая как ваша, вызывает подозрения, особенно со стороны таких уязвимых леди средних лет, как Фелисити.

— Она вовсе не средних лет, — запротестовала Катриона, — она всего лишь на восемь лет старше меня.

— Да, но ее брак уже достиг среднего возраста, и это делает ее уязвимой. Она не уверена, что еще привлекает Брюса, в то время как в его орбиту попадают такие яркие звезды, как вы.

— Но в данном случае она избрала для своих подозрений ложную цель, — сухо заметила Катриона. — Что касается Брюса, то, по-моему, он вступил в связь с Линдой только для того, чтобы доказать, что он еще может.

— Совершенно верно. Я посоветовала Флик черное кружевное белье и одну-две ночи где-нибудь вдали от детей, однако она считает, что уже слишком поздно.

— Брюс должен быть благодарен, что она вообще еще о нем думает.

— Да, она сущее золото, наша Флик. Однако в то время как общее внимание было сконцентрировано на Брюсе и Линде, Хэмиш и Катриона тоже переживали свою собственную маленькую бурю, не так ли? — Элизабет бросила на свою гостью пронизывающий взгляд и вновь приложилась к стакану.

— Не думаю, что Хэмиш был бы счастлив это услышать, — осторожно ответила Катриона. — В особенности если учесть, что ваши предположения базируются только на догадках.

Элизабет покачала головой:

— Нет, не только. Квинни Невис — член нашего клуба. Кроме того, она страшная сплетница, и случилось так, что она посетила театр «Адельфи» в один вечер с вами.

Глубоко вздохнув, Катриона кивнула:

— Да, знаю. Роб Гэлбрайт говорил мне.

Элизабет подняла брови:

— Кто? Ах, да — неуловимый сын и наследник Квинни! А он-то здесь при чем?

Катриона наконец решилась.

— Послушайте, могу ли я вам доверять? — прямо спросила она. — Мне хочется с кем-то поговорить, но я слишком мало вас знаю и не могу сказать, что меня греет мысль о том, что мои личные дела могут стать темой следующей сессии в баре гольф-клуба. Извините, наверно, я кажусь вам очень грубой.

— Напротив, вы рассуждаете вполне разумно. Разумеется, я могу дать вам слово молчать обо всем, что от вас услышу, но вам самой придется решать, верить моему обещанию или нет.

Катриона медлила, наблюдая за Элизабет и думая, кого же ей напоминает собеседница. Джулию Эндрюс, вдруг догадалась она. Нет, не молодую Джулию Эндрюс, поющую и танцующую в «Звуках музыки», а такую, какой она должна была бы быть в шестьдесят. Под простой, грубоватой внешностью в Элизабет чувствовалась такая же привлекательная утонченность, а также надежность, честность и цельность. В школе вы не выберете ее в подружки, чтобы вместе курить под лестницей, но на экзамен или в трудный поход предпочтете пойти именно с ней.

— Предупреждаю, это достаточно длинная и запутанная история, — начала Катриона. — Вы уверены, что она вас заинтересует?

— А вы попробуйте, — посоветовала Элизабет.

Катриона так и сделала и сама удивилась тому, как легко было рассказывать этой женщине с совиным лицом о Хэмише, об Андро и о Робе, о миллионе фунтов и о том отвращении к себе, которым она прониклась в итоге всей этой малопривлекательной истории.

— И в конце концов мне захотелось, — закончила она, — вырваться из этого порочного круга, сказать «Стьюартсу» «прощай» и вернуться на свой остров.

— Да, я понимаю, что привело вас к такому решению, — сочувственно откликнулась Элизабет. — Но в этом случае вы кое-что потеряете — я имею в виду, материально?

— Все, — подтвердила Катриона. — Останусь почти ни с чем. Хотя, конечно, я не могу этого себе позволить, учитывая, что пообещала сестре помочь купить ферму, а для этого я должна оставаться у «Стьюартса».

— Что ж, может быть, вы не должны делать это в спешке, сию минуту, но если вы действительно чувствуете себя как рыба, вытащенная из воды, то можете уже сейчас начать готовить почву, чтобы изменить свою жизнь. Для начала давайте подумаем, как лучше поступить с Хэмишем. Это в первую очередь — после следующей порции джина, разумеется.

— Господи, если я выпью еще хотя бы глоток, то совсем опьянею! — воскликнула Катриона.

— Это идея. Слегка напиться и позвонить Хэмишу.

— Я не могу ему звонить, вот в чем загвоздка:

— Чепуха! Просто позвоните ему домой, и если подойдет Линда, то спокойно попросите его к телефону. Никаких извинений или объяснений, как проповедует старушка Тэтчер. Кстати, это одна из немногих вещей, в которых она права, на мой взгляд.

— Наверно, к телефону подойдет Минто, — вяло улыбнулась Катриона.

— Минто?.. Ах да, я о нем слышала. Дворецкий, не так ли? — фыркнула Элизабет. — Подумать только, эти Мелвиллы держат дворецкого! Поверьте мне, дорогая, ваша дружба с Хэмишем все равно длилась бы недолго. Ни в коем случае, раз он держит дворецкого.

— Я никогда об этом не думала, — хихикнула Катриона, — но, пожалуй, вы правы.

— Разумеется, права, — проворчала Элизабет. — Я же вам говорила. Все, что вам нужно сделать, — это позвонить. Будет гораздо хуже, если он опять явится.

— Вы забываете о банке. Лорд Невис вряд ли оценит как достижение, если Хэмиш уйдет в другой банк только потому, что я попросила его уйти из моей жизни.

— Да, боюсь, что так. Здесь нужна тонкая игра. — Элизабет встала. — Ладно, чтобы планировать кампанию, нам нужно подкрепить мозги. Еще один джин!

— Нет. Если я намерена продолжать пить, то мне нужно что-нибудь съесть, — твердо заявила Катриона.

— Хорошая мысль. Сходим в ближайший китайский ресторанчик, закажем утку с пряностями и рисовой водкой.

— Лучше с зеленым чаем, — поспешно предложила девушка. — Но утка — это грандиозно.

Катриона вдруг поняла, что страшно проголодалась, ведь уже несколько дней она почти ничего не ела.

— Прелестно! — закричала Элизабет. — Мы будем обгладывать утку и обсуждать, как лучше уладить отношения с Хэмишем. Кроме того, мне бы хотелось услышать еще что-нибудь про этого сына и наследника Квинни Невис. Она всегда говорит о нем так, что можно подумать, будто он один на миллион, но я подозреваю, что это обычное материнское преувеличение. Однако не зря говорят, что хороший сын будет и хорошим мужем. — Она лукаво глянула на Катриону, но гостья, проигнорировав намек, передернулась:

— Только не упоминайте миллион, — попросила она. — У меня от этого слова мороз по коже!


Разговаривая с матерью по телефону в воскресенье вечером, Роб подтвердил, что собирается навестить родителей во время пасхальных каникул.

— И еще я обязательно хочу повидаться с дедом, — добавил он. Вы поедете в Глендоран?

— Полагаю, мы приедем туда в воскресенье после обеда и, как обычно, все вместе поужинаем на кухне. Ты же знаешь, как наш старый младенец любит соблюдать все традиции. А почему ты спрашиваешь, дорогой?

Прижав трубку подбородком, леди Невис расставляла цветы в вазе. В другом углу гостиной ее супруг спрятался за «Санди Телеграф».

— Дело в том, что я хочу туда кое-кого пригласить, — сообщил Роб, — конечно, если ты ничего не имеешь против.

— Разумеется, не имею, — заверила его мать, мгновенно навострив уши. — И кто же этот «кое-кто»?

— Одна девушка. Но, если не возражаешь, лучше я сначала узнаю, примет ли она приглашение, а уже потом скажу тебе, кто она. Я сообщу тебе, приедет ли она.

— Мы ее знаем? — Квинни была заинтригована.

— Больше я ничего не скажу. И ради Бога, не говори Андро! — В голосе Роба явственно прозвучало раздражение, и Квинни нахмурилась.

— Андро уже сказал мне, что не приедет на Пасху, — заметила она. — Он слишком занят с этим своим фильмом. Ты ведь еще не знаешь, что он раздобыл деньги?

— Конечно, знаю, мама. Ведь это я готовил их контракт, разве ты не помнишь?

— В самом деле, дорогой? Совсем забыла. Так или иначе, он позвонил Джорджу в банк сам не свой от радости, чтобы сообщить эту хорошую новость. Джордж был потрясен. Мне кажется, он думал, что Андро так никогда и не проявит ни энергии, ни инициативы.

— О нет, он проявил их вполне достаточно, даже с избытком, — заверил Роб. — Собственно, это он нашел решение проблемы с деньгами. Честно говоря, мама, я рад, что он не поедет в Глендоран. Чем меньше мы с ним сейчас будем видеться, тем лучше.

— О-о, дорогой, — простонала мать, — как же я ненавижу, когда вы начитаете ссориться.

— Ну, по крайней мере, мы хотя бы уже не деремся, как в детстве. Передай отцу мои наилучшие пожелания. Скажи, что в субботу я с удовольствием сыграю с ним в гольф, если у него появится такое желание.

— Чудесно, дорогой. Он еще дремлет после сегодняшней игры, но я обязательно ему передам. До свидания.

— До свидания. Скоро увидимся.

Положив трубку, Роб задумался, стоит ли ему немедленно звонить Катрионе. Идея пригласить ее в Глендоран появилась у него сразу же по возвращении в Лондон, однако Роб опасался, что его братец мог навеки отвратить Катриону от желания общаться с его семьей. Будучи тем самым человеком, который открыл девушке глаза на двуличие Андро, он чувствовал себя более чем неуверенно. Не получится ли так, что он сам толкнул ее, заставив совершить головокружительный прыжок, а теперь пытается подхватить, когда она еще не успела приземлиться? Может быть, лучше дать ей время, чтобы она смогла обрести равновесие, прежде чем просить ее решиться на очередной прыжок?.. Однако Робу страстно хотелось исправить то зло, которое сотворил Андро, залечить раны, которые его брат нанес нежному, уязвимому сердцу Катрионы. Воспоминание о ее хрупкой красоте неотвязно преследовало Роба. Его рука нерешительно потянулась к телефону…


Из аэропорта Хэмиш прямиком поехал к Катрионе. Прощаясь с Максом, он на мгновение почувствовал себя виноватым и, глядя в скорбное лицо мальчика, пообещал: