Дженни смотрела ему вслед, кусала губы, и слезы заливали ей лицо.

«Так не должно было случиться, — говорила она себе. — А если случилось, то не нужно об этом вспоминать». Но если бы она не вспоминала, то не вышла бы той ночью на берег моря и никогда не встретила его. Нет, наверное, им было суждено встретиться. Наверное, тогда они познакомились бы в каком-нибудь другом месте. О Боже, все так перепуталось!..

Она посмотрела на стоянку и увидела красный «мустанг». Джек стоял, открыв дверцу. Он наклонил голову, черные волосы свесились на лоб. Согнутый локоть упирался в открытую дверцу. Лица не было видно. Плечи его вздрагивали.

Джек Бреннен плакал.

Дженни почувствовала, что у нее разрывается сердце.

Глава 27

Говард Маккормик снял трубку после второго звонка. Он опаздывал на заседание городского совета, но ждал этого разговора и не мог его пропустить.

— Да, Марти, я слушаю.

— Все готово, босс. Я нашел бывалых ребят, как вы просили. Правда, Рейнолдс вышел из игры. У него загноилась резаная рана на руке. Толку теперь от него не будет, но Коллинз держит хвост пистолетом. — Это были водолазы, которые столкнулись с Бренненом на месте катастрофы. — Кроме того, я нанял парня по фамилии Питерсон. Он мастак насчет взрывчатки.

— Отлично! Едва погода наладится, Бреннен вернется к спасательным работам. На этот раз мы не будем мешать ему. Как только он поднимет контейнеры, мы приплывем и заберем их. А прежде чем убраться оттуда, оставим нашему дорогому другу Джеку маленький подарочек, и все будет о'кей.

Марти фыркнул в трубку:

— Обычный несчастный случай… Бреннен так никогда и не узнает, чем стукнуло его по кумполу!

— Это точно. — Говард посмотрел на каминные часы. — Да, Марти, есть еще одно дельце.

— Какое, босс?

— В этот раз возьмешь меня с собой.

Марти замешкался только на секунду и без лишних вопросов ответил:

— Заметано, босс.

Говард сгорал от нетерпения. Джек Бреннен унизил его, поставил в идиотское положение. Последние три года он был у Маккормика как бельмо на глазу. Хуже того, Джек украл то, что должно было принадлежать ему, Говарду. Маккормик мрачно улыбнулся. Избавиться от Бреннена было куда приятнее, чем заполучить еще один не облагаемый налогами миллион долларов.

Говард повесил трубку и посмотрел в окно, за которым по-прежнему лил дождь. Это чертово ненастье продолжалось уже неделю. Скорее бы распогодилось! Ему не терпелось завершить это дело.

И отпраздновать победу, покончив с Джеком Бренненом раз и навсегда.

* * *

Кошмары исчезли, но Дженни все еще не могла спать. Она не могла есть, не могла думать. Сердце разрывалось на части. Она вышла на работу сразу же по возвращении в Санта-Барбару, но ее энергия вдруг иссякла. Сил хватало только на то, чтобы утром подняться и доехать до библиотеки.

Она рассказала о случившемся Милли, и подруга пыталась поддержать ее. За недели, прошедшие с того дня, когда Милли учила ее играть в пул, они сильно сблизились. Несколько раз звонила Дотти, но верным подругам так и не удалось расшевелить Дженни.

Казалось, время застыло на месте. Она впала в уныние и была равнодушна ко всему на свете, кроме Джека. Интересно, как он живет?

Конечно, снова пьет, якшается с другими женщинами и глушит тоску единственным доступным ему способом. Если только его любовь не была минутным капризом, чтобы скрасить холостяцкое одиночество, за которое так цеплялся Джек. Короче говоря, он вернулся к своей обычной жизни…

Примостившись на диване и держа на коленях тихонько мурлыкающего Скитера, Дженни перевернула очередную страницу навевавшего скуку романа о трех замужних сестрах, брак каждой из которых оказался по-своему неудачным.

Она уже прочитала стопку книг, которую привезла с Ямайки. Это помогло Дженни лучше понять свои сны. Кроме того, она научилась видеть, как прошлое проявлялось в настоящем.

Например, любовь к морю, странная тяга к нему, которую она испытывала с детства. Сколько часов она простояла у окна, глядя на далекий горизонт! Как будто ждала чего-то. В то время она понятия не имела, чего ждет.

Или отношение к детям. Дженни не хотела ребенка, пока не познакомилась с Джеком. Она никому не признавалась в тайном страхе причинить вред своему собственному младенцу. Энни Патерсон избавилась от бремени. Возможно, в ней еще жило чувство вины. Энни Палмер была чудовищно жестока к детям. Наверно, помраченный рассудок приказывал ей мстить им за то, что они живы, в то время как ее собственный ребенок умер, став еще одной жертвой измены Джейсона. До нее дошло, что даже правописание могло нести в себе остатки прошлого. Всю жизнь она неправильно писала не только такие достаточно редкие слова, как «moulding», «parlour», «theatre», «armour», но даже простенькое «grey»[15]

Годы спустя она поняла, что пишет их так, как принято в Англии. Но она никогда не была в Европе.

А ее кошмары… Теперь она разбиралась в них до тонкостей. Так, она выяснила, что на Ямайке действительно водятся снившиеся ей огромные, отвратительные пауки. Символы в ее снах были символами вудуистских богов, которых называли «лоа». Волнистые линии означали извивающихся змей — эмблему богини Дамбаллах. Странные точки и круги были символом Папы Легбы, стража ворот. А треугольники, похожие на паруса, — знаком бога моря Агуе.

Она узнала, что эта необычная религия является комбинацией древних западноафриканских анимистских верований, с одной стороны, и католицизма нескольких периодов времени — с другой. В католицизм были обращены первые рабы, доставленные на остров. Когда в конце XVIII века вудуизм был объявлен вне закона, рабы начали называть своих богов именами католических святых: бог войны Офун стал святым Яковом, а Эрзулия, богиня любви, важнейшая из лоа женского пола, превратилась в Деву Марию. Это причудливое искажение заставило Дженни зябко поежиться. Книги, которые она принесла домой, объясняли и кошмары с ходячими трупами. Приверженцы вудуизма больше всего боялись того, что после смерти их души будут украдены, а обесчещенные тела обрекут на вечное рабство, превратив их в лишенных разума зомби. Чтобы избежать этого, рты мертвецов запечатывали, ноздри затыкали ватой, а челюсти подвязывали.

Движущей силой этой религии была жажда власти. Подразумевалось, что колдун может завоевать Вселенную и переделать все на свете по своему разумению. Это требовало мастерского владения как белой, так и черной магией, глубокого понимания таких категорий, как добро и зло, жестокость и доброта, боль и наслаждение.

Возможно, Энни стремилась к власти, чтобы возместить удары судьбы, которым она подверглась, и избавиться от одиночества, от которого она так страдала в юности. Она стремилась к мастерскому овладению черной и белой магией и одновременно испытывала перед ней немалый страх.

Дженни чувствовала страх Энни, перемешанный с горем.

Она понимала, что в душе Энни царили безнадежность и отчаяние, которые в конце концов привели ее к гибели. Ко времени появления в Роуз-Холле она испытывала приступы глубочайшей тоски, часто сменявшиеся припадками ярости и провалами памяти. О ее жестокости ходили самые невероятные слухи. Она убивала и мучила своих рабов, трудившихся на огромной плантации, единоличной владелицей которой Энни Палмер стала в двадцать с небольшим лет. Она была столь блестящей, сколь и беспощадной, прекрасной и в то же время порочной. Жизнь Энни закончилась гибелью от рук людей, которых она мучила, и в этом была доля справедливости.

Дженни догадывалась, что ее поиски подошли к завершению. Она знала больше, чем хотела знать, и, как предсказывал доктор Бейли, воспоминания о той жизни ослабевали.

Теперь она жила настоящим. Продолжать исследования значило только бередить раны. Но и возобновить связь с Джеком тоже не представлялось возможным. Жизнь Энни загубил Джейсон. А ее, Дженни, мог загубить Джек. Она не могла позволить этому повториться на новом витке спирали времени.

Дженни отложила роман, тщетно пытаясь вспомнить, что случилось с героями на последних трех страницах. Вторую попытку прервал звонок в дверь. Дженни сняла с колен Скитера, поднялась с дивана и вышла в прихожую. Открыв дверь, она увидела на крыльце Пита Уильямса.

— Хэлло, Дженни!

— Пит! Господи, какими судьбами?

Он явно тушевался и переминался с одной долговязой ноги на другую.

— Я пришел поговорить с вами о Джеке.

У нее сжалось сердце.

— Что с ним? Что-то случилось? Плечо, да? Я так и знала, он растревожил рану на Ямайке! Я боялась, что…

— Дело не в этом, — прервал ее Пит. — Можно войти?

— Ну конечно! — Что же это она? Оставила человека стоять на холоде… Смутившись, Дженни впустила Уильямса в прихожую.

— Я боялся, что мне здесь не слишком обрадуются.

— Глупости! Я рада, что вы пришли.

Пит сел на диван в гостиной, а Дженни пошла на кухню и налила две чашки кофе.

— Ничего, что кофе растворимый? — спросила она.

— Не беда, лишь бы погорячее. — Он сделал глоток и посмотрел на Дженни поверх ободка чашки. — Как вы поживаете?

— Кажется, неплохо. А вы как?

Широкая рыжая бровь поползла вверх.

— Со мной-то все в порядке, чего не скажешь о Джеке.

— Но ведь вы только что сказали…

— Я сказал, что дело не в плече. Дело в вас, Дженни. Именно из-за вас ему плохо.

Она судорожно сглотнула:

— Это он прислал вас сюда?

— Вы шутите? Он пообещал расквасить мне нос, если я потревожу вас. Но я решил, что оно того стоит.

Дженни отвернулась, забыв про кофе.

— Странно, что он все еще переживает. Я думала, что… после нашего возвращения домой… он будет рад, что у нас ничего не вышло. Он всегда так ценил свободу…

— Знаете, как говорят? Свободу ценишь тогда, когда у тебя нет ничего другого. — Его усмешка тут же исчезла. — Я был не прав, Дженни. Я не понимал, как Джек заботится о вас. А теперь он не ест, не может спать. Чарли так волнуется за него! Олли говорит, что Джек забился в свою каюту, как в нору, и сидит там отшельником. За это время я ни разу не видел его.

— Я не хотела обидеть его.

— Я считал, вы любите Джека. В тот день на корабле вы сами так сказали.

— Да, я люблю его, — тихо ответила она, — и всегда буду любить.

— Тогда простите его, Дженни. Он не подведет вас. Джек не такой. Особенно если он заботится о ком-то. Вы можете доверить ему свою жизнь.

Дженни вздохнула:

— Мне не за что прощать его, Пит. Тут дело в другом.

— Вот и Чарли так сказал. Он говорит, что вы думаете, будто знали Джека раньше… может быть, в какой-то другой жизни.

— Я знаю, это похоже на сумасшествие, но…

— Но даже если и так, прошлое — это одно, а настоящее — совсем другое. Дайте ему последнюю возможность, Дженни. Я думаю, вы не пожалеете.

Дженни печально улыбнулась:

— Вы хороший друг, Пит. Джеку здорово повезло!

— Я бы хотел быть и вашим другом. Конечно, если вы не против.

У нее приподнялись уголки рта:

— С радостью…

— Вы подумаете о том, что я сказал?

Она кивнула, но осталась при своем мнении. Никогда им не быть вместе…

— Как продвигаются спасательные работы? — спросила она, чтобы уйти от разговора, который становился слишком щекотливым.

— Мы готовы выйти в море, но пока не распогодится, риск слишком велик. Во время шторма на глубине образуется чересчур быстрое течение. — Пит поставил пустую чашку на серебряный поднос. — Пожалуй, мне пора. — Он встал и протянул ей руку, такую же веснушчатую, как и лицо. В свете лампы его волосы казались еще более рыжими, чем на «Мародере». — Я только хотел, чтобы вы все знали про Джека.

Не обращая внимания на протянутую руку, Дженни потянулась и обняла его.

— Спасибо вам, Пит! Вы хорошо сделали, что пришли.

Она проводила его до дверей.

У выхода Уильямс обернулся:

— Берегите себя, Дженни.

— Да, Пит. Вы окажете мне одну услугу?

— Конечно.

— Позаботьтесь о Джеке.

Пит с грустью улыбнулся и кивнул. Закрыв за ним дверь, Дженни прижалась к ней спиной и закрыла глаза. Так она стояла, вытирая ладонью мокрые щеки, а слезы все текли и текли.

Едва Дженни вернулась в гостиную, как зазвонил телефон. Она сняла трубку и прижала ее к уху.

— Дженни? — прозвучал до боли родной голос, и у нее защемило сердце. Мы с отцом волнуемся. Ты не звонила целую вечность.

— Извини, мама. Я совсем закрутилась. — М-да… Слишком мягко сказано. — Как папа?

— В порядке, милая. Может, приедешь на уик-энд? Мы соскучились по тебе.

— Едва ли, мама. В библиотеке полно работы. — Она не была готова к встрече с родителями, которым хватило бы одного взгляда на ее бледное, расстроенное лицо, чтобы понять, как тяжело ей приходится. — Скоро День благодарения.[16] Вот тогда я и приеду.

— Послушай, детка, у тебя, случайно, не роман? Твой отец убежден в этом. Он думает, что ты с кем-то встречаешься и боишься, что мы не одобрим этого человека. Верно, милая?