— Ты же знаешь Мерседес, — ответила Одри, поднимая брови. — Ей никогда не нравилось открыто демонстрировать свои чувства. Но думаю, ей было грустно. Она уже в возрасте, и ей пора уйти на пенсию и хорошенько отдохнуть. Знаешь, она теперь живет с Оскаром.

Алисия от души рассмеялась.

— Меня это не удивляет. Он всегда питал к ней особую страсть. А что случилось с тем идиотским попугаем?

— А, с Лоро, — улыбнулась Одри. — Боюсь, он умер.

— А как он умер? — спросила Леонора. Она положила руку на голову Барли, и он уткнулся в нее своим мокрым носом.

— Упал в кастрюлю с кипящей водой.

Девушки удивленно смотрели на мать. Сисли перестала мешать соус болоньез и тоже обернулась.

— Какой глупый способ умереть, — сказала она. — Совсем как тот фазан, который однажды влетел в кухню. Я обнаружила его жарящимся вместе с цыпленком. Конечно, если бы он предварительно освободился от перьев, то стал бы приятным сюрпризом.

Сесил заинтересованно посмотрел на сестру. Сисли никогда прежде не казалась ему такой чужой. Когда позже он познакомился с Марселем, который соизволил спуститься к ужину со своего чердака, он понял, почему она изменилась. А еще пару часов спустя, глядя на себя в зеркало, осознал, что тоже изменился, и не в лучшую сторону.

Он лег в постель вместе с супругой. Они долго молчали, вглядываясь в темноту и в свое будущее, которое теперь казалось пугающе неопределенным.

— Я воспитывался в таком же старом доме, — сказал он. — Мы играли в прятки, хотя папа почему-то называл эту игру «Коки Олли». Дом представлял собой лабиринт из коридоров и крохотных комнат. Это было великолепное место для «Коки Олли». Можно было исчезнуть на несколько часов, и никто тебя не мог найти. — Он хотел добавить, что Луис часто так умело прятался, что его продолжали искать еще долго после того, как игра заканчивалась. Потом они успокаивались и просто забывали о нем, пока он сам не возвращался, голодный и сонный, пропустив ужин и время отхода ко сну. Но он не хотел, чтобы Одри думала о Луисе. Теперь это осталось в прошлом. Он взял ее руку и вспомнил, что она сказала в церкви. Она не отдернула руку.

— Расскажи мне о своем детстве, Сесил, — прошептала она.

Вспоминая вслух яркие события своего прошлого, Сесил вдруг почувствовал, что она придвигается ближе и ближе, пока их тела не прижались друг к другу крепко, как на заре их совместной жизни. По мере того, как Одри стала дарить его знаками своей любви, доверие Сесила к жене росло. Он вдруг вспомнил о том, каким он был когда-то, и с исступленной решимостью поклялся снова возродить в себе прежнего Сесила. Того, кто по-прежнему жил в его душе, под осколками образа великолепного солдата. Он вдруг услышал отдаленное эхо всеобщего восхищения и похвал, которыми вознаграждали его близкие за проявленный на войне героизм, и понял, что пробуждение от долгой зимней спячки не заставит себя ждать.

Сесил повернулся и поцеловал жену. Одри, ошеломленная его нежностью, минуту лежала не двигаясь. Но под его ласками она понемногу оттаяла, а затем наконец-то перестала сопротивляться чувствам — обвила руками его шею и снова стала его супругой. Своей любовью он напомнил ей, почему она все-таки вышла за него замуж и за что полюбила. Он занимался с ней любовью, обнимая бережно, как самую большую драгоценность, — мужчина, который, несмотря на пережитые боль и унижение, не позволил обидам разрушить свою любовь. Сесил верил, что, если он поставит Одри перед выбором — он или другой мужчина, это чувство безвозвратно исчезнет. Интуиция его не подвела.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

— Я больше не люблю тебя, — заявила Алисия Флориену.

Она наблюдала, как его лицо становится серым. Он не поверил услышанному. Кровь прилила к ушам, щеки побледнели. Как же так? Он уже собрался сделать ей предложение.

Окончив школу, Леонора стала работать у тети Сисли. В обмен на работу в саду та обеспечивала ее жильем и пищей. Родители купили дом в маленькой деревушке у моря в двадцати минутах ходьбы, но она решила жить у тетушки. Алисия провела год в Швейцарии — научилась кататься на лыжах, говорить по-французски и отточила искусство соблазнять мужчин, так как опыта, приобретенного в любовных баталиях с Флориеном в сарае, ей показалось недостаточно. В Моргес приезжали учиться богатые красивые мужчины со всей планеты, и их умы были заняты не только алгеброй…

Флориен ждал. Он терзался своей страстью, мало говорил и почти не улыбался. Даже Леонора не могла достучаться до него. Ее сердце обливалось кровью. Она видела, как Флориен угасает, а его карие цыганские глаза ищут в ней черты Алисии, которая постоянно занимала его мысли, оплетая своими темными чарами. Она притворялась, что не обижается, когда он не замечает ее или когда срывается без причины, но по вечерам лежала в кровати, свернувшись клубочком, и, как собака, зализывала свои раны. Она знала, что должна отступить или уехать куда-нибудь, где ничто не будет напоминать о том, что ее отвергли, но не могла. Пусть она не любима, но она может общаться с ним, а это лучше, чем жить, не видя его.

Ей очень хотелось поговорить с мамой о своих терзаниях, но она думала, что та не поймет ее. Одри, похоже, никогда так не любила, не испытывала такой страсти, и, кроме того, уже много лет Леонора не доверяла ей никаких тайн. Ниточки привязанности между ними теперь не были такими крепкими, как раньше. Грейс заняла ее место.

Вернувшись в Дорсет загорелой и еще более красивой, чем прежде, Алисия подобрала Флориена, словно он был домашним животным, которого она оставляла на попечение соседям. Они снова занимались любовью в сарае и в домике у пруда, пока Алисии не наскучила однообразность этих мест. Она увлекала его за собой в леса и поля, чтобы заниматься любовью под открытым небом. Флориен очнулся от тоски, и его глаза снова заблестели, на лице появилась улыбка, а щеки приобрели здоровый розовый цвет. Он стал замечать Леонору и все вокруг. Но он не думал о ней, когда говорил с ней или смеялся ее шуткам. Его пьянила любовь, и причиной счастья была Алисия.

Но настроение Леоноры тоже улучшилось. Неважно, что не она причиной тому, что Флориен снова весел и хохочет без причины. Раз он счастлив, значит, она тоже счастлива.

Сельская местность наводила на Алисию тоску. Ей решительно нечем было заняться. Поэтому она переехала в Лондон, где остановилась в Кенсингтоне, в роскошной квартире родителей своей школьной подруги Мэтти. Мэтти не осмеливалась требовать с нее плату, так как знала, что подруга сумеет выкрутиться, оставив ее в дураках. Алисия привыкла получать то, что хотела. Даже продавцам было нелегко брать деньги с такой красивой молодой девушки, и они часто предлагали ей скидку. Она знала, когда нужно быть благородной, а все остальное время даже не пыталась притворяться. Она молниеносно переходила от радости к раздражению и сердилась без причины, словно питалась своим собственным адреналином. А иногда на нее нападала скука, и снова без причины она обижала самых близких людей.

Алисии было несложно прекратить отношения с Флориеном. Она видела его только по выходным или, может быть, немного чаще в летнее время, когда в городе было слишком душно. В Лондоне было полным-полно обеспеченных молодых парней, которые искали себе красивых жен и развлекали Алисию, как принцессу. Она играла многими, получая удовольствие, когда того хотела, и не брала трубку телефона, когда уставала от очередного поклонника. Но Флориен оставался единственной константой в ее изменчивой жизни. Вопреки всему, она была близка к влюбленности. Чем больше росла его уверенность в собственных силах, тем сильнее он становился как личность. Она поняла, что в этом парне было что-то большее, чем просто унаследованные от предков-цыган темные бездонные глаза. Он был веселым и проницательным, ловким и сообразительным. Однако Алисия использовала любовь в своих целях, ничего не давая партнеру взамен, даже Флориену. Но в нем было что-то притягивающее — что-то, что заставляло ее, как прирученного голубя, возвращаться в Дорсет каждую неделю по выходным. Находясь в объятиях своих рафинированных городских любовников, она принимала решение бросить своего деревенского друга. Но, казалось, никак не могла сделать это. До сегодняшнего дня…

— Прости, Флориен. Я больше не люблю тебя, — повторила она.

Была весна. Леса звенели птичьими трелями, бушевали листвой и цветами, создавая для них мягкий матрац из колокольчиков, на котором так сладко было любить друг друга… Сегодня они не занимались любовью, так как Алисии было не по себе. Она желала Флориена, но он был слишком беден. Все очень просто.

— Да нет же, любишь, — возразил он, качая головой, не в силах поверить, что ее чувства могли угаснуть так внезапно. — Я недостаточно богат для тебя, вот и все.

Она слушала его жуткий деревенский акцент и испытывала отвращение. Она не разделит с ним свою жизнь, потому что это невозможно. Ее страсть — частные яхты и самолеты. Роскошная жизнь богатых и знаменитых. Открытая дорога привилегированного класса. Отдых на французской Ривьере, катание на лыжах в Сент-Морице, покупки в Париже. Она с сожалением посмотрела на Флориена. Она будет скучать по нему, но он прав. Он недостаточно богат.

— Флориен, это не так. Ты замечательный, но мы просто не подходим друг другу. Я хочу больше времени проводить в Лондоне.

— Я перееду в Лондон.

Она рассмеялась.

— И где ты будешь жить? — Она взяла его за руку, но он отшатнулся. — У нас были очень красивые отношения. Мы дарили друг другу удовольствие. Но все хорошее заканчивается.

Флориен смотрел на нее невидящими глазами, и Алисия поняла, что ее слова прозвучали легкомысленно. Она пристально посмотрела ему в глаза и тяжело вздохнула, — так, как вздыхают женщины, когда не знают, что сказать.

— Ты не представляешь себе, Алисия, что я чувствую! Я люблю тебя. Я не могу жить без тебя. — Горло сжалось, и вся тяжесть эмоций безжалостным грузом упала на сердце. Он смотрел на нее стеклянными глазами, уголки рта изогнулись, словно он с трудом сдерживался, чтобы не расплакаться. — Я думал, ты способна любить. Но теперь понимаю, что ошибался. Ты не умеешь чувствовать, как другие люди. Ты слишком любишь себя, чтобы позволить себе раскрыться перед кем-то, потому что ты ненавидишь быть уязвимой или испытывать боль. Но ты украла мое сердце, и теперь я не могу жить без тебя, несмотря на все твои недостатки.

Алисия вздрогнула.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала?

— Я хотел сделать тебе предложение, — сказал он едва слышно, возвращаясь к волшебству весеннего дня, который так подходил для признания в любви.

— Но я уже дала ответ, — сказала она, теряя терпение. — Я не могу по-другому попросить прощения, потому что для этого не придумали других слов. Прости, прости, прости!

Она встала, поправила джинсы, идеально гармонировавшие с шелковым шарфиком фирмы «Гермес», который ей подарил поклонник.

— Значит, так? — произнес Флориен, растерянно хлопая глазами. — Вот что я получил в ответ на свою любовь?

— А чего ты ждал? — спросила она, упирая руки в бока.

— Не знаю, но не этого.

— Но, если ты не знаешь, как я могу знать? Господи, Флориен, я прекращаю наши отношения. Что ты хочешь, медаль? Теперь я возвращаюсь в Лондон. Женись на Леоноре, она больше тебе подходит, и, в отличие от меня, хочет быть цыганкой, — сказала она, пробираясь сквозь заросли колокольчиков.

— Я думал, у нас есть общее будущее, — запротестовал он, следуя за ней.

Алисия резко обернулась, ее глаза сверкали.

— Послушай, Флориен, я никогда не любила тебя, ясно? Я хотела тебя. Я получала удовольствие. Ты хороший любовник. Но у меня их много. Не думай, что, пока я была в Швейцарии или Лондоне, я берегла себя для тебя. Нет, я принимала любовников, когда мне этого хотелось. Много-много мужчин. Они все удовлетворяли меня так же, как и ты. С единственной разницей — ты мне нравился. Ты был не просто телом, Флориен. Нам было весело вместе. Но это не значит, что я хочу провести с тобой остаток своей жизни. Господи, в конце концов, на дворе семидесятые!

Флориен смотрел, как Алисия идет по лесу, пока ее фигурка совсем не исчезла из виду. Он долго стоял, не в силах прийти в себя. Его использовали и выбросили… Он был слишком зол, чтобы плакать, поэтому, словно взбешенное животное в клетке, стал пинать деревья, впиваясь руками в кору. В конце концов, потный и обессиленный, он упал на землю, закрыл лицо руками и разрыдался. Его тело было опустошено, будто из него ложкой выскребли все внутренности, оставив только кожу. Он ненавидел ее от всего сердца, но все же ненависть — не что иное как обратная сторона любви… Успокоившись, он осознал, что любовь полностью поглотила и ослепила его.