Подвал был под стать дому: такой же огромный, с четырьмя комнатами. В одной из них была устроена дополнительная спальня, во второй мистер Карутерс хранил алкоголь. В третьей лежали праздничные украшения, а последняя комната, самая большая, была отведена под игровую, где находились приставка с видеоиграми, бильярдный стол, аэрохоккей, настольный футбол, гигантский телевизор с плоским экраном и еще куча всего, чем может развлечь себя парень-тинейджер вроде Мэдока в компании друзей. Еще там стояли холодильник, забитый прохладительными напитками, и мягкие диваны.

Единственное же, что заставляло меня время от времени сюда спускаться, – то, что однажды мистер Карутерс решил: здесь должно быть что-то и для меня.

И в подвале появилась рампа.

Он надеялся, что так мы с Мэдоком подружимся, потому что я не умела заводить друзей, но нам волей-неволей пришлось бы общаться, находясь в одном помещении. Он бы играл в подвале с друзьями, и я – тоже.

Это не сработало.

Я просто держалась подальше оттуда, пока Мэдок развлекался, и отрабатывала прыжки в другое время. И дело было даже не в нем самом, а в его друзьях. Джаред казался мне угрюмым, а все остальные – просто идиотами.

Оглядевшись, я заметила, что повсюду идеальная чистота. Бежевые ковры выглядели как новенькие, а деревянная мебель пахла свежим лаком. Из нескольких дверей, выходящих сбоку на нижний ярус двора, в подвал лился свет. Рыжеватые стены до сих пор были увешаны атрибутикой Нотр-Дама: флагами, вымпелами, фото в рамочках и прочими памятными вещами.

Отдельная стена была отведена под семейные снимки, в основном запечатлевшие взросление Мэдока. Вот Мэдоку восемь или девять, и он открывает рождественские подарки. Вот он десяти-, одиннадцатилетний висит на воротах для американского футбола. Вот Мэдок и Джаред копаются под капотом его GTO, и Мэдок сложил пальцы в каком-то «крутом» жесте.

А вот и наша с ним фотография. Прямо посреди стены, над пианино. Мы бесились рядом с бассейном, и Эдди решила нас заснять. Нам здесь лет по четырнадцать-пятнадцать. Мы стоим, оба скрестив руки на груди и прижавшись спина к спине. Помню, как Эдди тщетно пыталась заставить Мэдока приобнять меня по-братски за плечо и мы согласились фотографироваться только в этой позе.

Внимательно изучив снимок, я отметила, что у меня угрюмый вид. Лишь в уголках губ едва заметна улыбка. Я пыталась выглядеть так, будто мне было скучно, а на самом деле в животе порхали бабочки. Я отлично помнила тот момент. Мое тело начинало реагировать на присутствие Мэдока, и меня это безумно раздражало.

А лицо Мэдока было…

Он повернул голову к камере, но смотрел исподлобья. На его губах была тень улыбки, будто он пытался ее скрыть, но ему не до конца это удалось.

Маленький дьявол.

Я повернулась и провела рукой по старому пианино, на котором, по словам Эдди, играл Мэдок, пока его не отправили в Нотр-Дам.

Крышка была опущена, на ней лежали ноты. На пюпитре стояла партитура Дворжака. Мэдок всегда был неравнодушен к творчеству восточноевропейских и русских композиторов. Хотя я даже не могла вспомнить, когда я последний раз слышала его игру. Это было забавно. Он так любил выставлять напоказ то, что не имело никакого смысла, и так старательно скрывал то, что его имело.

И тут я наткнулась на что-то ногой. Заглянув под пианино, увидела белые картонные коробки.

Присев, я вытащила одну. А их там было еще штук десять.

Я открыла коробку и замерла. Только сердце забилось быстрее.

О боже. Мои вещи?

Я не могла оторвать взгляд от коробки, полной Lego. Все мои роботы, радиоуправляемые машинки и другие механизмы были свалены в нее вместе с неиспользованными деталями.

Облизав сухие губы, я вытащила Turbo Quad I, который я собрала лет в двенадцать, и Tracker, начатый незадолго до отъезда.

Это были вещи из моей комнаты!

Счастью моему не было предела, я улыбалась как идиотка и готова была расхохотаться. Нырнув под пианино, я вытащила остальные коробки. Открыла их и ахнула от изумления. Тут лежали все мои якобы инженерные чертежи и еще одна коробка с конструктором. Я пролистала бумаги. Воспоминания о тех временах, когда я сидела у себя в комнате с блокнотом и придумывала футуристичные небоскребы и корабли, хлынули потоком. Пальцы стало покалывать, а с губ сорвался нервный смешок. Я не удержалась и рассмеялась так, как не смеялась уже очень давно.

Поверить не могу! Это были мои вещи!

Я метнулась обратно под пианино, ударившись головой о его край.

– Ай, – простонала я, потирая лоб ладонью и тут же ныряя обратно, за новой коробкой, на этот раз осторожнее.

Здесь нашлось все, по чему я скучала, и еще много вещей, о существовании которых уже успела забыть. Скейтборды, плакаты, украшения, книги… Почти все, что было у меня в комнате, за исключением одежды.

Сев на пол по-турецки, я разглядывала свои вещи, расставленные вокруг, и чувствовала, как восстанавливается давно прерванная связь с той девочкой, которой я была когда-то и которую обрела вновь вместе с этими сокровищами. Все эти вещи относились к тому времени, когда я перестала слушать других и научилась прислушиваться к себе. Когда перестала стараться быть такой, как хочет мать, и стала собой. В этих коробках была настоящая Фэллон Пирс, и они не потеряны. Я закрыла глаза и прижала к себе плюшевую морскую выдру, которую купил папа, когда мне было семь.

– Мэдок.

Я распахнула глаза и увидела Эдди у подножия лестницы.

Она скрестила руки на груди и глубоко вздохнула.

– Мэдок? – переспросила я. – Это он сделал?

– Он как с цепи сорвался, когда ты уехала, – она оттолкнулась от стены и подошла ко мне. – Таскал у отца алкоголь, постоянно веселился с девчонками… На несколько месяцев прямо от рук отбился.

– Почему? – прошептала я.

Она пристально посмотрела на меня и, поняв, что я спрашиваю всерьез, продолжила с грустной полуулыбкой на лице.

– Джейсон работал, так что не мог много времени уделять сыну, и они отдалились. Тем летом Мэдок со своим другом Джаредом отрывался на полную катушку. Однажды ночью он зашел к тебе в комнату и увидел, что твоя мать выкинула все подчистую, чтобы сделать ремонт. Не упаковала все и сложила в дальний угол, а именно выбросила.

Да, я знала об этом, и напоминание Эдди меня совершенно не задело. Но раз она все это выкинула, значит… Я опустила голову и закрыла глаза, потому что снова подступили слезы.

Нет. Пожалуйста, нет.

– Тогда Мэдок пошел на улицу и достал все это из мусорного бака, – беспощадно лился мягкий голос Эдди, и мою грудь начали сотрясать рыдания. – Он сложил вещи в коробки и сохранил для тебя.

У меня дрожал подбородок. Я покачала головой. Нет, нет, нет…

– Фэллон, Мэдок умеет собирать осколки. Именно поэтому он хороший парень…

Я не выдержала.

Слезы градом хлынули из глаз, я задыхалась, мое тело трясло. Я не могла открыть глаза. Боль была слишком сильной.

Не переставая реветь, я взяла в руки выдру и склонила голову.

Грусть и отчаяние разрывали сердце. Я хотела взять обратно все жестокие слова, которые ему наговорила. Извиниться за то, что никогда не доверяла ему. Что многое от него скрывала.

А тем временем он был единственным, кто видел меня настоящую.

Мэдок помнил настоящую Фэллон.


Через шесть часов я сидела в комнате у Тэйт, закинув ногу на подлокотник мягкого кресла, напротив балконных дверей и смотрела на дерево под окнами. Листья всех оттенков желтого и оранжевого покачивались и шелестели на ветру, мягкий дневной свет медленно и постепенно угасал в кроне.

Я почти ничего ей не сказала, когда она приехала, а ей хватило ума не задавать лишних вопросов. Я знала, что она переживает. Тэйт старательно избегала малейших упоминаний о Мэдоке, и это невольно бросалось в глаза. Интересно, он разозлился, когда встал утром и увидел, что я уехала?

Я протерла рукой глаза. Нет, я была не в силах мучить его, да и не хотела.

– Тэйт! – позвала я.

Она выглянула из-за дверцы шкафа, держа в руках черную толстовку.

– Если бы ты… предала Джареда, – нерешительно начала я, – не изменила, а просто почему-то потеряла его доверие, как бы ты поступила, чтобы вернуть его?

Ее губы вытянулись в узкую полоску. Она задумалась.

– В случае с Джаредом… я бы пришла к нему голой.

Она кивнула.

Я фыркнула и покачала головой. Рассмеяться у меня не получилось: настроение было не то.

– Или просто пришла бы, – продолжила она. – Поговорила бы с ним, прикоснулась. Блин, да мне бы одного взгляда на него хватило.

Она пожала плечами, усмехнулась и надела толстовку.

Я сильно сомневалась, что обладаю такой же властью над Мэдоком, как Тэйт над Джаредом. Джаред порой вел себя как животное, а Мэдок любил игры разума.

Тэйт присела на край кровати, чтобы зашнуровать черные кеды.

– Извини, – сказала она, – я не знаю, чем помочь тебе. У Джареда такая же власть надо мной, как и у меня над ним. Мы вместе через многое прошли. Осталось мало вещей, за которые мы друг друга не простим.

Половина из того, что она сказала, было применимо и к нам с Мэдоком, только вот я не заслужила его прощения. И что мне теперь делать?

– А вот что касается Мэдока… – она улыбнулась, давая понять, что понимает, к чему я клоню. – Он любит всякие шалости. Может, подойдет немного секса по СМС.

Не расхохотаться было очень сложно.

– Секс по телефону? Ты серьезно?

– Эй, ты сама спросила.

Да, так оно и было. И, похоже, Тэйт была не так далека от истины. Мэдок действительно мог повестись на такое.

Но секс по телефону… Нет, я была не готова этим заниматься. Это совершенно не мое.

Подняв глаза, я увидела, что Тэйт по-прежнему смотрит на меня. Я ничего не ответила. Она подняла бровь и глубоко вздохнула.

– Ну ладно… если ты вдруг забыла, то папа уехал в аэропорт, так что…

– Нет, Тэйт. Я не собираюсь заниматься сексом сегодня ночью. Но спасибо!

Она протянула руки, чтобы попрощаться.

– Просто напоминаю.

Я кивнула в сторону двери, намекая, что ей пора.

– Удачи в гонке! Повеселитесь там.

– Уверена, что не хочешь поехать с нами?

Я улыбнулась.

– Нет, спасибо. Мне нужно собраться с мыслями и многое обдумать. Не переживай за меня. Удачи!

– Хорошо, – она встала: видимо, сдалась. – После гонки у Джекса будет вечеринка, это в соседнем доме, приходи, если захочешь.

Кивнув, я подняла с колен электронную книгу и притворилась, что читаю, пока она не ушла. Я барабанила пальцами по бедру, будто играла на пианино, и знала, что едва ли этой ночью у меня получится нормально почитать.

Да я и не собиралась читать, зато хотела что-нибудь сделать. Было тягостное ощущение, что чем дольше я сижу и ничего не делаю, тем ком моих проблем становится все больше. И не так-то просто будет с ними разобраться.

Секс по СМС.

Мэдок заслуживал большего. Точнее, он заслуживал и секс по СМС, и нечто большее.

Написать «извини» казалось слишком простым. Мне нужно было столько ему рассказать, но я не знала, с чего начать. Как сказать человеку, что держалась от него подальше, не подпускала к себе ни на шаг ближе, в тайне сделала аборт, а потом страдала от такого сильного посттравматического расстройства, что чуть руки на себя не наложила? И что теперь он может лишиться дома, где вырос, из-за меня? Что бы вы сказали на моем месте? И чтобы он не убежал от меня как от чумы?

Вытащив телефон из щели между подушкой и сиденьем, я размяла пальцы, открыла новое сообщение и напечатала:


Я не знаю, что сказать.


Потом нажала «отправить» и тут же закрыла глаза, выдохнув с жалким видом.

«Я не знаю, что сказать». Фэллон, ты серьезно?

Ну, я сказала хоть что-то, это уже лучше, чем ничего. Даже если выгляжу глупо. Будем считать это разминкой.

Прошло пять минут. Потом десять. Нет ответа. Может, он был в душе. Или забыл телефон в другой комнате. А может, он уже спит. С кем-нибудь. Скорее всего, с Эштин.

От этой мысли внутри все сжалось.

Прошел час. Ответа не последовало.

Я так и не прочитала ни строчки из книги. Небо было уже черным. Из соседнего дома не доносилось ни звука. Должно быть, все еще были на гонке. Или Тэйт сказала, что они сначала куда-нибудь заедут поесть?

Отбросив в сторону электронную книгу, я встала с кресла и прошлась по комнате. Прошло еще двадцать минут.

Я сглотнула накопившуюся слюну и схватила телефон. Отлично. Я снова пишу ему, так и не дождавшись ответа на первое сообщение. Да я же похожа на всех этих странных, невыносимых девочек, от которых парни в ужасе разбегаются.


Пожалуйста, Мэдок. Скажи хоть что-нибудь.


Прислонившись к стене, я мотала туда-сюда ногой, не выпуская из руки телефон. Еще двадцать минут, и по-прежнему тишина. Закрыв лицо руками, я несколько раз глубоко вздохнула.