Бренда Джойс

Соперник

Посвящается Адаму, а также самым лучшим на свете подругам: Анне Мор, Венди Мослер, Джуди О’Брайен, Кэрол Шулер и Роберте Стальберг.

Пролог

Корнуолл, Кэдмон-Крэг, 1746 год

– Да что с тобой? Стреляй же! – раздался властный окрик графа Стэнхоупа.

Гаррик вздрогнул. Вспугнутая охотничьими собаками стая уток с невероятным шумом поднялась с поросшей вереском болотистой пустоши в пасмурное небо. Птицы отчаянно крякали и суматошно хлопали крыльями. Гаррик снова прицелился, но птицы странным образом слились у него перед глазами в одно большое расплывчатое пятно. Стоявший рядом брат тем временем снова выстрелил из своего пятифутового фитильного ружья, и очередная, уже шестая, подстреленная им утка упала на землю.

У Гаррика взмокли ладони.

– Черт бы тебя побрал! Стреляй! – снова крикнул ему граф, его отец.

Обливаясь потом, Гаррик снова положил палец на спуск и изо всех сил нажал. Грохнул выстрел, приклад ружья больно ударил в плечо, и Гаррик покачнулся.

– Опять промахнулся, – презрительно процедил сквозь зубы граф.

Гаррик опустил ружье и, отерев потное лицо рукавом рубашки, тяжело оперся о приклад. Разочарованный неумелым выстрелом сына, граф отвернулся. Тем временем Лайонел, брат Гаррика, успел перезарядить ружье и сделать еще один, последний выстрел. На землю упала очередная утка.

Наступила полная тишина. Стихла испуганная дичь, замолчали ружья охотников. На земле лежала добрая дюжина убитых и раненых птиц.

– Отличная стрельба, Лайонел! – похвалил старшего сына Ричард де Вер, двенадцатый граф Стэнхоуп, и, улыбнувшись, одобрительно похлопал его по плечу. – Пожалуй, ты лучший стрелок во всей округе, несмотря на свой нежный возраст.

Гаррику хотелось сквозь землю провалиться.

Откинув со лба густую светлую челку, Лайонел довольно улыбался и щурил голубые глаза. Как и у брата, его волосы длиной до плеч были заплетены в косичку, но не были напудрены по тогдашней моде. Впрочем, на этом сходство братьев кончалось. Гаррик был младше на полтора года, зато много выше старшего брата. У него были темные волосы и смуглая кожа. Из-под голубого шерстяного камзола Лайонела выглядывали белоснежные кружевные манжеты. Гаррик же предпочитал простые рубашки и камзолы коричневого цвета.

– Отец, разве четырнадцать лет – нежный возраст? – улыбнулся Лайонел. – Если бы я до сих пор не научился метко стрелять, то вряд ли вообще когда-нибудь этому научился.

Гаррик молча переминался с ноги на ногу. Небо над головами охотников было серым, дул сильный холодный ветер. Хотя уже наступила весна, поросшие вереском болотистые пустоши Корнуолла казались замерзшими и крайне неприветливыми. Издалека доносился рев прибоя: волны без устали бились о скалы юго-западного побережья полуострова.

Граф Стэнхоуп был одет в темно-зеленый камзол и серебристые панталоны до колен. Букли парика свисали до самых плеч.

– Тебе и двенадцати не было, когда ты уже умел отлично стрелять, – кивнул граф Лайонелу. – Я очень хорошо это помню.

Повернувшись к Гаррику, граф бросил на своего младшего сына недовольный взгляд. Гаррику шел тринадцатый год.

Мальчик сделал вид, что с интересом изучает свое ружье, словно увидел его в первый раз. К нему подбежала пятнистая охотничья собака и ткнулась в ладонь своим мокрым холодным носом. Гаррик притворился, что не заметил ласкавшегося к нему пса.

– А ты, Гаррик, сколько уток тебе удалось сегодня подстрелить? – сердито обратился к нему отец.

Гаррик поднял голову, чувствуя, как щеки заливает жаркий румянец. Отцу ведь прекрасно известно, сколько птиц ему удалось подстрелить.

– Ни одной, – выдавил наконец Гаррик.

Наступила гнетущая тишина.

– Ни одной, – хмыкнул отец. – Лайонел подстрелил добрых полдюжины, а ты, значит, ни одной?

С трудом выдерживая взгляд голубых глаз отца – таких же голубых, как у Лайонела, – Гаррик прошептал:

– Вы правы, отец…

– Может, оставить тебя здесь, чтобы ты как следует попрактиковался в стрельбе, а самим пока вместе с матерью и братом вернуться в Лондон? – спросил граф.

Гаррик пожал плечами, притворяясь, что ему все равно. Собака снова ткнулась ему в ладонь холодным носом, и на сей раз мальчик не выдержал, погладил собаку по голове. Он ненавидел охоту, считая это занятие слишком жестоким, поскольку очень любил животных, хотя отец считал, что его любовь к ним чрезмерна. Граф был твердо уверен, что подобные чувства не делают чести мужчине, и не поощрял их в сыне.

– Отец, – заговорил Лайонел, – помните зимнюю ярмарку? Никто не мог превзойти нашего Гаррика в борьбе, даже тот громадный крестьянин из Уикхэма! Гаррик отлично дерется, разве так уж важно для него метко стрелять?

Подойдя к Гаррику, Лайонел широко улыбнулся и одной рукой обнял брата за плечи.

– К тому же он очень нравится женщинам, – продолжил он, глядя на сурового отца, – хотя разрази меня гром, если я понимаю, почему! Лично мне кажется, что из нас двоих я краше! – Лайонел лукаво подмигнул брату.

Последнее было правдой лишь наполовину, но Гаррик был искренне благодарен брату за то, что тот, как всегда, пришел ему на помощь, пытаясь защитить от отцовского гнева.

– Моим наследником будешь ты, Лайонел, – едва заметно улыбнулся граф, – и тогда все женщины станут смотреть только на тебя. А драться на кулаках больше пристало холопам, Гаррик!

Окинув младшего сына холодным взглядом, граф обернулся в сторону поджидавшей невдалеке свиты и сделал знак рукой. Тотчас же к графу и его сыновьям подбежали слуги в париках и ливреях, ведя в поводу лошадей. Егеря стали проворно собирать подстреленных уток, а псари – созывать охотничьих собак.

Легко вскочив в седло, несмотря на кажущуюся грузность, граф пустил коня рысью. Мальчики верхом последовали за отцом.

Очень скоро всадникам слева открылся мрачный вид скалистого побережья. Почти у самой воды виднелись руины старинной крепости, возведенной еще в двенадцатом веке. Местные жители поговаривали, что в развалинах обитают привидения.

Братья не сговариваясь придержали своих лошадей.

– Послушай, – тихо проговорил Лайонел, – скажись больным, когда мы с отцом в следующий раз отправимся на охоту. Скажи, что у тебя болит живот, или голова, или что угодно!

– Как же, поверит он мне, – пробормотал Гаррик.

В ответ Лайонел лишь вздохнул.

Через некоторое время вдали показалось родовое поместье Кэдмон-Крэг. Трехэтажный каменный замок высился прямо на скалистом утесе, где не росло ни одного деревца. Развалины старинной крепости находились примерно в миле от замка. Граф редко навещал это поместье, приезжая сюда главным образом, чтобы проверить, как идут работы на его оловянных рудниках. Огромный графский замок был выстроен несколько веков назад и почти ни разу не подвергался реконструкции. Над въездными воротами нависала сторожевая башня, был здесь и деревянный подвесной мост, впрочем, его давно уже перестали поднимать на ночь. Внутренний двор был вымощен гладкими булыжниками.

Подошло время ужина, и мальчики вслед за отцом направились в большой зал, где на стенах было развешано старинное оружие, а с потолочных балок свисали старые боевые знамена.

Перед огромным, в полтора человеческих роста, камином сидела их мать с томиком сонетов в руках. Светловолосая и голубоглазая, она поражала своей природной красотой. Подняв голову, она без тени улыбки взглянула на вошедшего мужа и сыновей, потом отложила в сторону книгу и медленно встала. Темно-зеленое шелковое платье с изумрудами выгодно оттеняло молочную белизну ее кожи.

– Мы отлично провели время, – улыбнулся жене граф и, взяв у слуги большую кружку эля, залпом осушил ее. – Сегодня Лайонел превзошел самого себя. Я горжусь им!

Краска стыда снова залила щеки и шею Гаррика. Отцовские слова больно ранили его самолюбие. Чувствуя на себе взгляды всех присутствовавших, он наконец поднял голову, чтобы посмотреть на мать.

Графиня сделала шаг к Лайонелу и мягко произнесла, целуя его в щеку:

– Я очень рада за тебя.

Потом перевела взгляд на Гаррика, и в ее глазах застыло робкое сочувствие. Она ничего не сказала младшему сыну. Ему тоже нечего было сказать матери; внутренне он весь сжался.

– Гаррик не сумел подстрелить ни одной птицы, – с притворным равнодушием заметил граф. – Сдается мне, нарочно, только чтобы разозлить меня.

Ложь! Гаррик с отчаянием взглянул в понимающие глаза матери и вдруг, резко развернувшись, решительным шагом направился к выходу. Как ему хотелось крикнуть во все горло: «Я ведь тоже твой сын, отец!», но увы…

– Интересно, куда это ты собрался? – раздался за его спиной голос графа. – Разве я разрешил тебе уйти?

Стиснув зубы, Гаррик ничего не произнес в ответ. Уже у двери он услышал, как граф угрожающе произнес:

– Мадам, манеры вашего младшего сына оставляют желать много лучшего. Его безобразное поведение выводит меня из себя, и боюсь, мое терпение скоро лопнет.

Это было серьезным предупреждением.

Захлопнув за собой тяжелую дверь, Гаррик пустился бежать через двор к сторожевой башне. Слуги смотрели ему вслед, но без особого удивления или любопытства. Им всем была хорошо известна страсть молодого хозяина к уединению, и поэтому он пользовался у них репутацией странноватого и взбалмошного отпрыска знатного рода. Гаррик был прекрасно осведомлен об этом. Впрочем, он не находил в своем поведении ничего странного, но не считал нужным переубеждать окружающих.

Пробежав по старому подвесному мосту, он очутился на дороге. В глазах его стояли горькие слезы. Он ненавидел себя за эту детскую, как он считал, слабость и поспешил объяснить ее сильным и резким ветром. Сейчас ему как никогда хотелось быть хоть немного похожим на своего старшего брата, умного, красивого, ловкого, знающего все на свете и, самое главное, умеющего нравиться людям. Утеревшись рукавом, он свернул с дороги на едва заметную тропинку, поскольку не собирался идти в деревню. Ему хотелось остаться одному.

Завидев развалины старинной крепости, он замедлил шаг. Резкие порывы холодного ветра заставляли его поминутно щуриться и отворачиваться. Он шел и думал об отце, о подстреленных утках… Неужели отец по-настоящему презирал его за неумение метко стрелять? Почему ему ни разу не удалось угодить отцу? Почему граф всегда замечал только недостатки младшего сына? Гаррик честно старался целиться как можно лучше, но птицы, взмыв в небо, сливались у него перед глазами в темное пятно. Гаррик старался изо всех сил! Он всегда очень старался, а отец упорно не замечал этого.

Иногда Гаррику нестерпимо хотелось оказаться на месте Лайонела. Старший брат был не только метким стрелком, но и превосходным фехтовальщиком. Он превзошел Гаррика и в грамматике, и в арифметике, к тому же он довольно бегло говорил по-французски. Гаррик искренне радовался его талантам и всегда гордился им. Лайонел был всеобщим любимцем, будущим наследником графского титула и всего имущества.

Гаррик пнул ногой камень, валявшийся на тропинке, и тот, покатившись по крутому обрывистому склону, упал в морскую пену.

Похоже, ему никогда не стать таким же, как Лайонел. Наверное, отец все-таки прав… Гаррик был явным неудачником, и отец никогда не будет им доволен.

На ходу откидывая со лба непослушные волосы, Гаррик вошел в крепость, от которой остались лишь внешние стены, да и те были во многих местах разрушены безжалостным временем.

Небо над головой заметно потемнело. Осторожно ступая по заросшим травой камням, Гаррик увидел у стены несколько огромных, покрытых черной сажей валунов. Очевидно, много веков назад здесь был камин или что-то вроде того. Глубоко вздохнув, мальчик вытер рукавом последние слезы, и бившая его до сих пор мелкая дрожь стала понемногу утихать. Присев возле пролома в стене, он представил, как когда-то в эту крепость возвращались из боев нормандские рыцари во главе с Вильгельмом Завоевателем. Покрытые грязью, все в крови, они подходили ближе к огню, чтобы отогреться…

Гаррик помотал головой, и видение исчезло. Поднявшись на ноги, он подошел к отверстию в стене, бывшее когда-то бойницей для лучников, и посмотрел вниз на штормившее серое море.

Волны зло бились о скалистый берег, шапки белой пены покрывали огромные, блестевшие от соленой влаги прибрежные валуны. Грохот прибоя почти оглушил Гаррика. На горизонте зловеще потемнело небо.

Гаррик постепенно успокоился. Ему нравилось это дикое безлюдное место. Он бы с удовольствием остался здесь, вместо того чтобы с семьей возвращаться в Лондон.

– Гаррик!

Он резко повернулся и увидел у входа в крепость своего старшего брата.

– Зачем ты пришел сюда? – спросил его Гаррик, но в душе обрадовался.

– А зачем ты убежал? – улыбнулся Лайонел.