Мы говорили о нем с большой нежностью, потому что Пенелопа была предана ему почти так же сильно, как и я. Мы обе очень им гордились.

— Но Рейли умен, — продолжала она. — Он гораздо умнее нашего Робина. С другой стороны, Рейли предъявляет королеве претензии. На днях она спросила у него, когда он перестанет быть попрошайкой, на что он резко ответил, что это случится только тогда, когда Ее Величество перестанет заниматься благотворительностью. Это ее изрядно насмешило. Ты же знаешь, как она любит подобные шутки. Робин на них не способен. Меня очень беспокоит то, что он может переоценить свое влияние на королеву. Если это так, его ждет беда.

На это я ответила, что когда ее фавориты позволяют себе лишнее, она их часто прощает. Чего стоит один Лестер.

— Таких, как Лестер, больше не будет, — серьезно ответила Пенелопа.

Я знала, что она права.

* * *

Я все сильнее привязывалась к Кристоферу. Как только он понял, что я хочу его так же сильно, как и он меня, ему удалось наконец преодолеть благоговейный страх, который он сначала испытывал передо мной. В свою очередь я обнаружила, что он неглуп, и мне с ним никогда не скучно.

Он походил из благородного, но обедневшего рода. Его дедушка, лорд Маунтджой, был расточителен. Эту традицию продолжил отец, транжиривший семейное состояние на поиски философского камня. Уильям, старший брат Кристофера, совершенно не ценил деньги и жил явно не по средствам. Все это сулило скорое и окончательное разорение их рода.

Все надежды возлагались еще на одного брата Кристофера, Чарльза, который был на несколько лет старше Кристофера и на несколько лет моложе Уильяма. Чарльз заявил, что он намерен утвердиться при дворе и восстановить благосостояние семьи.

Меня заинтересовала это семейная сага, разумеется, благодаря Кристоферу. Мой интерес возрос еще больше, когда о Чарльзе заговорили как о сопернике моего сына.

Блаунты отличались привлекательной внешностью, и, судя по всему, Чарльзу досталась изрядная доля этой части семейного наследия. Он явился ко двору и оказался в числе придворных, обедающих с королевой; правда, это не означало, что королева станет беседовать с каждым из присутствующих. Тем не менее внешность Чарльза не осталась незамеченной.

Мне рассказывали, что королева поинтересовалась у пажа, нарезавшего ей мясо, кто этот привлекательный незнакомец. Когда паж ответил, что не знает, она немедленно поручила ему разузнать.

Чарльз, поймав на себе пристальный взгляд королевы, густо покраснел, что привело Елизавету в еще больший восторг. Узнав, что он сын лорда Маунтджоя, она немедленно послала за ним, несколько минут беседовала с застенчивым молодым человеком и расспрашивала его об отце. Затем она заявила:

— Останься при дворе, и я изыщу возможность облагодетельствовать тебя.

Присутствующие при разговоре придворные улыбнулись про себя и подумали: еще один привлекательный молодой мужчина!

Разумеется, он принял приглашение и вскоре очень полюбился королеве, потому что помимо привлекательной внешности был наделен и другими выдающимися качествами: он был начитан и хорошо знал историю, что, к немалой радости Елизаветы, позволяло ему вести с ней интеллектуальные беседы. Он по-прежнему оставался скромным и предпочитал держаться несколько в тени, не допуская непомерных трат, чего никак не мог себе позволить. Это также вызывало одобрительное отношение королевы, и Чарльз быстро становился весьма заметным членом тесного круга ее фаворитов.

Однажды она стала свидетелем его победы в поединке на копьях. Елизавета не скрывала своего удовольствия и в качестве награды вручила ему золотую, богато украшенную эмалью шахматную королеву. Чарльз был так горд подарком, что велел своим слугам пришить его к ленте своего рукава, чтобы все могли видеть этот знак королевского отличия.

Когда это привлекло внимание моего сына, он пожелал узнать, что это значит. Ему сообщили, что королева наградила молодого Блаунта за победу в поединке. У моего сына был еще один недостаток — чрезвычайная ревность. При одной мысли о том, что королева восхищалась этим молодым человеком, он впал в бешенство.

— Я вижу, дуракам и впрямь везет, — презрительно бросил он.

Поскольку это было сказано в присутствии свидетелей, Чарльзу Блаунту не оставалось ничего иного, кроме как вызвать его на дуэль.

Когда Кристофер сообщил мне об этом, я не на шутку встревожилась, впрочем, как и он. Он явился ко мне чуть не плача.

— Мой брат и ваш сын будут драться на дуэли, — произнес он, и уже после этого я узнала о причине ссоры.

Дуэли часто заканчиваются смертью одного из дуэлянтов, и я не находила себе места, думая об опасности, которой подвергался мой сын. Я немедленно отправила к нему гонца с требованием как можно скорее приехать ко мне. Он повиновался, но узнав, чего я от него хочу, только пожал плечами.

— Мой милый Роб, — воскликнула я, — ты можешь погибнуть. — Это не произвело на него впечатления, и я продолжала: — А что, если ты убьешь этого молодого человека?

— Невелика будет потеря, — ответил он.

— Ты будешь глубоко сожалеть об этом.

— Он пытается втереться в доверие к королеве.

— Если ты собираешься драться с каждым, кто это делает, у тебя очень мало шансов на выживание. Роб, я тебя умоляю, будь осмотрителен.

— Если я пообещаю впредь быть осмотрительнее, ты успокоишься?

— Нет! — неистово воскликнула я. — Я успокоюсь, только если ты откажешься от этой дуэли. — Однако я попыталась успокоиться и воззвать к его рассудку. — Королева будет очень недовольна, — произнесла я.

— Она сама виновата, незачем было дарить ему шахматную королеву.

— Почему ты считаешь, что она не должна была этого делать? Он отличился на поединке.

— Маменька, я уже принял вызов. Говорить тут не о чем.

— Мой милый, ты должен остановить это безумие.

Внезапно в его голосе зазвучала нежность.

— Слишком поздно, — мягко произнес он. — Не бойся. У него нет ни единого шанса.

— Его брат — старший конюший твоего отчима. Бедный Кристофер так расстроен. Ах, Роб, разве ты не понимаешь, как я переживаю? Если с тобой что-нибудь случится…

Он поцеловал меня, и в его глазах было столько нежности, что мое сердце исполнилось любви к нему, а мои страхи возросли многократно. Мне ни за что не удастся передать словами обаяние Эссекса, которое только усиливали его нахмуренные брови. Он заверил меня в том, что любит меня, всегда будет меня любить, готов сделать все что угодно, чтобы я была счастлива, но его вызвали на дуэль, и он принял вызов. Он не может отказаться от дуэли, не поступившись достоинством.

Я поняла, что мне остается только исступленно молиться, чтобы он невредимым вышел из этой переделки.

Ко мне приехала Пенелопа.

— Роб собирается драться с сыном Маунтджоя, — сказала она. — Его надо остановить.

— Разве мы можем его остановить? — воскликнула я. — Я уже пыталась. Ах, Пенелопа, мне так страшно. Я умоляла его изменить свое решение, но он наотрез отказался.

— Если ты не смогла убедить его, это не удастся сделать никому. Но ты должна его понять. Он зашел так далеко, что отступить уже очень трудно. Это настоящая катастрофа. Чарльз Блаунт очень привлекательный мужчина. Он красив, как и Роб, только иной красотой. Робу не следовало так явно демонстрировать свою ревность. Королева ненавидит дуэли. Она придет в ярость, если хоть один из ее красавцев пострадает.

— Моя милая, я знаю ее намного лучше, чем ты когда-либо сможешь ее узнать. Это все дело ее рук. Она будет ликовать, узнав, что мужчины дерутся за ее благосклонность. — Я сжала кулаки. — Если что-нибудь случится с Робом, я буду винить только ее. Я готова ее убить…

— Тсс! — Пенелопа украдкой оглянулась через плечо. — Маменька, будь осторожна. Она и так тебя ненавидит. Если бы кто-нибудь услышал то, что ты сказала, трудно даже представить себе последствия.

Я отвернулась. Пенелопе не удалось меня утешить, и я знала, что уговаривать моего сына бесполезно.

От меня уже ничего не зависело, и дуэль состоялась в парке Мэрилебоун. Мой сын потерпел поражение, и это было даже к лучшему, поскольку Чарльз Блаунт не имел ни малейшего желания убивать соперника и не собирался умирать сам, что в любом случае означало бы конец карьеры для них обоих. Чарльз Блаунт продемонстрировал незаурядную мудрость. Ему удалось свести дуэль к наилучшему результату, поскольку Эссекс настоял на том, чтобы она все-таки состоялась. Он слегка ранил Эссекса в бедро и обезоружил его. Сам Чарльз остался невредим.

Так завершилась дуэль в парке Мэрилебоун, но она имела далеко идущие последствия.

Эссекс должен был извлечь из этого случая урок, но, увы, этого не произошло.

Когда королева узнала о состоявшейся дуэли, она разгневалась и собиралась отчитать дуэлянтов. Однако, зная горячность Эссекса и выслушав рассказ о причинах ссоры, она одобрила поведение Чарльза Блаунта.

Вот как она высказалась по этому поводу:

— Видит Бог, уже давно пора немного проучить Эссекса, иначе на него скоро вообще не будет никакой управы.

Было очевидно, что ей не по нраву его надменность и ему следовало бы немного смирить гордыню. Разумеется, он не сделал ничего подобного.

Я пыталась образумить его, заставить понять, как опасно полагаться на непостоянную, как ветер, благосклонность Елизаветы. Сегодня она могла быть ласковой и преданной, а на следующий день превратиться в непримиримого врага.

— Я ведь ее знаю, — убеждала я сына. — Мало кто знает ее лучше, чем я. Я была так близка к ней… и посмотри на меня сейчас… Она отвергла меня, отправила в ссылку. Я лучше всех остальных прочувствовала на себе ее злобу и ненависть.

На это он запальчиво ответил, что в таком недостойном со мной обращении следует винить только Лестера.

— Клянусь честью, маменька, — заявил он. — Когда-нибудь я сделаю для тебя то, что обязан был сделать Лестер. Я заставлю ее принять тебя и обращаться с тобой с уважением, которого ты заслуживаешь.

Я ему не поверила, но мне было приятно видеть в нем защитника.

Чарльз Блаунт каждый день заходил справиться о его здоровье. Он даже прислал ему врача, в искусстве которого не сомневался. За время, пока заживали раны моего сына, бывшие враги успели стать друзьями.

Пенелопа, приезжавшая ухаживать за братом, нашла общество Чарльза Блаунта весьма занимательным. Это происшествие еще больше сблизило меня с Кристофером Блаунтом. Этому способствовали его любовь к брату, восхищение им и одновременно тревога за меня, потому что он отлично понимал, как я боюсь за сына. Он как будто повзрослел и перестал быть просто красивым мальчиком. Когда наши тревоги остались позади, мы оба вздохнули с облегчением, радуясь тому, что все обернулось намного лучше, чем мы смели надеяться.

Происшествие с золотой шахматной фигурой при дворе быстро забылось, но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что оно было важной вехой в жизни всех его участников.

* * *

Приближался Новый год, тая в себе все возрастающую угрозу со стороны Испании. Лестер рассказывал мне, что королева по-прежнему пытается отвести от Англии решающее противостояние. Это удавалось ей на протяжении уже многих лет, но теперь, похоже, сражения не избежать. Капитаны, подобные Дрейку, нападали на испанские бухты и уничтожали их. После очередного дерзкого набега Дрейк заявил, что он «подпалил бороду испанскому королю». Все это было замечательно, но армаду таким образом уничтожить было невозможно. Даже самые неисправимые оптимисты признавали испанский флот лучшим в мире. В стране воцарилось уныние, потому что многие наши моряки попали в руки испанцам, а некоторые даже стали узниками инквизиции. О пытках, которым их подвергали испанцы, ходили такие жуткие рассказы, что вся страна поднялась в справедливом негодовании. Люди знали, что в мощных испанских галеонах прибудут не только орудия войны для уничтожения нашего флота и покорения нашей страны, но также орудия пыток, с помощью которых испанцы намеревались исполнить свою клятву и вынудить англичан принять их веру.

Мы очень долго делали вид, что ничего не происходит; теперь настала пора взглянуть правде в глаза.

Роберт постоянно находился при королеве, восстановившей его во всех правах и привилегиях. Опасность, угрожающая стране и им самим, заставила этих двоих забыть о своих разногласиях. Не было ничего удивительного в том, что слухи, ходившие о Елизавете и Лестере в пору их молодости, до сих пор не утихли.

В это же время обрел известность некто, называвший себя Артуром Дадли. Он жил в Испании и пользовался поддержкой испанского короля, который либо считал его историю правдивой, либо намеревался использовать ее для дискредитации Елизаветы.