Виктория Холт - Соперница королевы

Возможно, в этом и крылась причина ее странного поведения.

В общем, как бы то ни было, но Елизавета не вышла за Роберта. Она была слишком хитра и умна, чтобы сделать этот шаг.

И как раз в это время мое внимание привлек Уолтер Девере.

Я вышла замуж за Уолтера в 1561-м, когда мне шел двадцать первый год. Мои родители были довольны браком, да и королева охотно одобрила его. Уолтер, младший виконт Херефорд, был моего возраста. Семейство его процветало, поэтому наш брак считался удачной партией. Королева сказала, что мне самое время обзавестись мужем, и это заставило меня насторожиться. Я невольно подумала, что, возможно, она заметила, как я посматриваю на Роберта Дадли.

Еще тогда я поняла, что Роберт не женится ни на одной женщине, кроме королевы. А Уолтер несколько раз делал мне предложение и вообще нравился мне, да и мои родители хотели этого брака. Уолтер был молод и, как говорил мой отец, с большим будущим, а значит, с местом при дворе. Поэтому я выбрала его из всех претендентов и стала замужней дамой.

Сейчас я уже точно не помню, какие именно чувства я испытывала к Уолтеру. Королева намекнула на то, что таким девушкам, как я, необходимо выходить замуж, и она была права. Одно время мне даже казалось, что я влюблена в Уолтера, а с мечтами о Роберте Дадли покончено.

После свадебной церемонии мы с Уолтером уехали в его родовой замок Чартли. Замок был весьма внушительным сооружением, вздымающимся посреди плодородной равнины в шести милях к юго-востоку от городка Стаффорд. С его высоких башен открывался чудесный вид на красивейшие пейзажи Стаффордшира. Замок был расположен между Рагби и Стоуном.

Уолтер очень гордился замком Чартли, и я тоже очень им заинтересовалась, поскольку теперь это был мой дом. Замок был огромен, с цилиндрической формы донжоном[3] и еще двумя древними круглыми башнями, построенными еще в 1220 году. Больше трехсот лет стояли они под ветрами и бурями, и казалось, могут легко простоять еще столько же. Стены замка составляли двенадцать футов. Амбразуры, устроенные таким образом, что позволяли выпускать стрелы горизонтально, делали замок изумительным защитным укреплением.

Во времена Вильгельма Завоевателя на этом месте существовало какое-то строение. Здесь и возвели замок Чартли.

— Раньше он принадлежал графам Дерби, — рассказывал мне Уолтер. — Но во времена правления Генриха Шестого перешел роду Девере, когда одна из дочерей Дерби вышла за Уолтера Девере, графа Эссекса. С тех пор это стало нашим родовым гнездом.

Замок и впрямь выглядел очень внушительно и в то же время аристократично.

Первый год моей замужней жизни был прекрасным. Уолтер любил меня и был хорошим мужем. Супружеская жизнь мне очень нравилась во всех своих проявлениях. Иногда я ездила ко двору, где королева всегда радушно принимала меня. Она была более чем довольна, что я вышла замуж. Видимо, Елизавета все-таки подметила мой повышенный интерес к мужскому обществу, а она терпеть не могла, если глаза присутствующих мужчин отвлекались от ее персоны. Возможно, она заметила, что кое-кто из ее фаворитов заинтересованно косится в мою сторону.

Уолтер не входил в число фаворитов. Он был лишен галантности и изящества — качеств, которыми так восхищалась королева. Мне кажется, что врожденная честность не позволяла ему выдумывать витиеватые комплименты, без которых Елизавета не могла жить, но которые, если вдуматься, были ужасно нелепы. Он готов был отдать жизнь за королеву и страну, но не в его характере было вертеться в толпе обожателей Елизаветы, пытаясь обратить на себя королевское внимание.

Потому я бывала при дворе гораздо реже, чем прежде, но зато всякий раз, когда мы все же приезжали туда, королева была рада своей кузине, то есть мне, и с интересом расспрашивала о семейной жизни.

Как ни странно, но в эти первые годы замужества мне нравилась жизнь в провинции, нравился замок. Зимой там было холодно, и повсюду гуляли сквозняки, но в огромных каминах разводили огонь, и языки пламени с треском и ворчанием лизали решетки, прогоняя холод и тьму. Для слуг я сразу установила правило: летом подъем в шесть утра, зимой — в семь. К восьми все постели должны быть застелены, а все камины убраны, после чего в них разводили огонь. Я заинтересовалась травами. Один из слуг, искушенный в их использовании, делился со мной своими знаниями. Я делала букеты и расставляла вазы с цветами по всему дому. Я могла часами сидеть с женщинами за вышиванием новой накидки на алтарь местной церкви. Сейчас кажется просто невероятным, что я так легко ушла с головой в провинциальную жизнь.

Когда нас посещала моя семья или кто-нибудь из придворных, я с гордостью знакомила их со своими владениями и показывала, какой хорошей хозяйкой стала. Я гордилась нашими бокалами из венецианского стекла, наполненных мускателем или мальвазией, алмазно искрившихся пламенем свечей. Я заставила слуг идеально отполировать всю серебряную и оловянную посуду, чтобы в сверкающих боках супниц отражалось все окружающее. А уж наш стол гости должны были запомнить надолго, поэтому он ломился от обилия самых разнообразных блюд. Там были мясо, дичь, рыба, зелень, овощи, фрукты, пироги самых разных форм, так или иначе посвящавшихся гостям. То же самое я умудрялась делать со сладостями из марципана и имбирными пряниками.

Все восхищались и говорили: «Леттис стала лучшей хозяйкой в стране».

Это тоже одно из свойств моей натуры. Чем бы я ни занималась, я всегда должна быть лучшей. Для меня это стало как будто новой игрой. Я была довольна собой, своим мужем и своим домом, поэтому просто наслаждалась жизнью.

Я полюбила бродить по замку, представляя, что здесь происходило в давно минувшие дни. Я заставляла часто менять тростник на полу, поэтому наш замок благоухал не так сильно, как другие. Мы очень страдали от источающих запахи отхожих мест, но это было бедой всех замков. Я постановила, что уборные должны чиститься во время нашего отсутствия. Таким образом мы избавились от необходимости вдыхать самые худшие запахи.

Мы с Уолтером часто катались верхом или просто гуляли в окрестностях. Я навсегда запомнила день, когда он показал мне коров. Эти коровы отличались от тех, что мне приходилось видеть раньше.

— Это наши племенные стаффордские коровы, — сказал Уолтер.

Я начала с любопытством разглядывать их, потому что это были наши коровы. Они были белые, с черными пятнами на мордах, ушах и копытах.

— И будем надеяться, что ни одна из них не родит черного теленка, — пробормотал Уолтер и, увидев мой взгляд, пояснил: — Это семейное предание. Если рождается черный теленок, то кто-то из членов семьи умирает.

— Что за чепуха! — воскликнула я. — Как может рождение черного теленка повлиять на нас?

— Это одно из семейных преданий, сохранившихся еще со времен битвы при Бартон-Бридж, когда хозяин замка был убит и семья на время утратила замок.

— Но потом они же вернули его?

— Да, но это было мрачное время. Тогда родился черный теленок, потому и появилось предание, что черные телята приносят несчастье роду Девере.

— А давай сделаем так, чтобы черные телята больше не рождались.

— Как? — улыбнулся Уолтер.

— Избавимся от самих коров.

Он засмеялся и ласково ответил:

— Леттис, дорогая моя, это уже действительно будет вызов судьбе, и, боюсь, кара будет похуже, чем рождение черного теленка.

Я посмотрела на большеглазых, мирно жующих коров и тихо сказала:

— Прошу вас, пожалуйста, не надо черных телят.

Уолтер снова засмеялся, нежно поцеловал меня и сказал, как он счастлив, что хоть ему и пришлось долго меня уговаривать, но я все же согласилась стать его женой.

Моя дочь Пенелопа родилась через год после свадьбы.

Я вкусила все радости материнства, и моя дочь была, разумеется, самой красивой, самой умной и самой талантливой из всех, кто до сих пор рождался. Я почти не выезжала из замка, чтобы надолго не расставаться с ней. В то время Уолтер думал, что нашел идеальную жену. Бедный Уолтер, он всегда плохо разбирался в людях.

Однако пока я ворковала над своей дочерью, я снова забеременела, но на этот раз энтузиазма у меня поубавилось. Я никогда подолгу ничем не увлекалась, и месяцы беременности показались мне невероятно утомительными. Пенелопа подросла, стала проявлять характер и уже не была таким ангелочком, как раньше. Я все чаще вспоминала двор и гадала, что там происходит.

До меня доходили кое-какие новости, и большая их часть была о королеве и Роберте Дадли. Могу себе представить, как он злился, что Елизавета не вступает с ним в брак даже теперь, когда он свободен. Но королева была слишком хитра. Как она могла выйти за него и избежать скандала? Это навсегда сделало бы ее сообщницей в убийстве Эми Дадли. Люди продолжали говорить об этой загадочной смерти даже здесь, в провинции. Мол, для всех законы одни, а для фаворитов королевы — другие. Мало кто в Англии верил, что Роберт Дадли непричастен к смерти жены.

Странно, но это еще больше привлекало меня в нем. Он был сильным человеком, всегда добивающимся своего. Я на разные лады фантазировала о Роберте и испытывала некое удовлетворение от того, что королева не получит его.

Уолтер продолжал быть хорошим мужем, но уже не находил того очарования в моей компании, которое так влекло его ко мне раньше. Наверное, мужчина не может бесконечно восхищаться сексуальными умениями своей жены. Лично я была не в большом восторге от нашей интимной жизни. Первое время она приводила меня в восторг лишь потому, что позволила мне наконец-то испытать эти долгожданные ощущения. И теперь, когда дочери был год, а второй ребенок готовился появиться на свет, наступило какое-то разочарование, и я начала изменять Уолтеру… в мечтах.

В моем положении я не могла выезжать ко двору, но всегда с нетерпением ждала новостей оттуда. Однажды Уолтер привез новость, что королева больна и вряд ли выживет.

Я погрузилась в ужасную депрессию, чувствовала себя обманутой, что само по себе было странным, поскольку я не могла знать будущего. Возможно, это было и к лучшему. Хотя, даже если бы я знала, что меня ждет, вряд ли вела бы себя иначе.

Уолтер был мрачен. Скорее всего, мои родители тоже понимали, что Англии и нам смерть королевы не сулит ничего хорошего. Возможным преемником была Мария Стюарт, изгнанная из Франции после смерти ее юного мужа, Франциска Второго.

Уолтер сообщил, что братья Поул уже в Лондоне. Они хотят, чтобы королева официально объявила Марию своей преемницей.

— И вернула католичество? — в ужасе спросила я.

— Именно к этому они и стремятся.

— А что королева?

— Очень плоха. Послали за Дадли, чтобы он был рядом до конца.

— Нет, нет, это еще не конец, — убежденно ответила я.

Взглянув на Уолтера, я вдруг подумала: если она умрет, то Роберт обязательно женится на ком-то, а я ведь замужем за Уолтером Девере!

И, наверное, с этого момента я начала испытывать антипатию к мужу.

— Королева послала за ним, — рассказывал Уолтер. — И сказала, что, если бы не была королевой, то стала бы его женой. Потом позвала министров в свои покои и объявила им свою последнюю волю — Роберт Дадли должен быть назначен лордом-протектором государства.

У меня перехватило дыхание.

— Она действительно неравнодушна к нему.

— А ты в этом сомневаешься?

— Но ведь не вышла за него.

— Не вышла, потому что его подозревают в убийстве жены.

— Интересно, — начала было я, но задумалась, представляя похороны королевы, так недолго восседавшей на английском троне. А что будет со страной? Одни хотят на трон Марию Стюарт, другие — леди Катерину Грей, так недалеко и до гражданской войны. Но больше всего меня мучил вопрос — что будет делать Роберт, если она умрет. И я спрашивала себя, не поспешила ли с браком. Может, стоило бы подождать?