– Арлесфорд, – осторожно произнес Хантер, и Доминик запоздало сообразил, что все ждут его хода. Он добавил несколько гиней в кучку в центре стола.

И несмотря на обычное свое везение, потерял их. Больше того, не выиграл ни одной партии с того момента, как вошел в это убогое заведение, к вящей радости его бесцеремонных завсегдатаев. Впрочем, Доминик прекрасно понимал, что мысли его сосредоточены отнюдь не на игре.

Он сидел в небольшой таверне Ист-Энда, с завсегдатаями которой не хотелось бы встретиться в темном переулке. Их одежда была грубой и безвкусной, как и речь. Джин и пиво лились рекой в надежде затуманить разум тех, кому хватило глупости прийти сюда.

Как ни странно, это было далеко не последнее место, где можно встретить джентльменов из высшего света. Хотя, с мрачным юмором подумал Доминик, те молодые щеголи, которые отваживались сюда заглянуть, быстро обнаруживали, что откусили больше, чем могут прожевать. Юный Норткот проигнорировал предупреждения своих старших друзей, и пытаясь скрыть охватившее его беспокойство, широко ухмыляясь, пил и ставил больше, чем следовало. Мальчишка явно чувствовал себя здесь весьма неуютно, но упорно отказывался это признавать – в конце концов, это он предложил пойти сюда.

Интересно, Арабелла удивлялась его отсутствию? Думала ли она о нем так же часто, как он о ней? Чувствовала ли желание, сжигавшее его днем и ночью? Доминик сомневался в этом. Для женщины вроде Арабеллы их соглашение было не более чем деловой сделкой. Для женщины вроде Арабеллы… Он снова произнес про себя эти слова и с горечью подумал, что другой такой просто не существует.

Глядя на другой конец комнаты, он видел не душный прокуренный притон с потертыми столами и скрипящими стульями, не людей с гнилыми зубами и грубыми лицами, заросшими щетиной, а женщину, образ которой не покидал его уже много лет.

Снова сдали карты.

И снова он проиграл. Увидел, как глаза Норткота расширились от страха, когда юнец наконец сообразил, что продулся в пух и прах в самом начале вечера.

Доминик хотел быть с Арабеллой, мечтал о ней с отчаянием, граничащим с помешательством, но каждое прикосновение оборачивалось адской пыткой. Заключая ее в свои объятия, он чувствовал, как в груди открывается старая рана.

Арабелла Тэттон, женщина, которую он любил, которая вырвала из его сердца доверчивую нежность юности. И эти воспоминания невозможно было отделить от страсти, сжигающей тело огнем. Ему никогда не станет легче. И все-таки с каждой минутой Доминику нестерпимо хотелось оказаться рядом с ней. Даже зная, что он не сможет к ней прикоснуться, даже понимая, что пытка станет еще изощреннее, он не мог бороться с этим пагубным пристрастием.

Доминик отодвинул стул, громко скрипнув ножками по опилкам, устилавшим пол.

– Думаю, на сегодня хватит, – произнес он, обращаясь к остальным, и жестом попросил подать его шляпу и перчатки.

Оторвавшись от игры, многие завсегдатаи посмотрели на него с удивлением, переросшим в угрозу. Даже Буллфорд был захвачен врасплох:

– Рановато для тебя, Арлесфорд.

– Это точно, ваша светлость, – добавил разбойного вида верзила, состоящий на службе достопочтенного заведения. – Задержитесь немного, вдруг вам удастся отыграть свои золотые гинеи.

– Возможно, в другой раз, господа, – твердо произнес Доминик.

Игроки были недовольны, но Доминик окинул их решительным взглядом, зная, что сможет справиться с ними. Несколько секунд они мрачно таращились на него, затем неохотно вернулись к игре.

Хантер встал рядом с ним.

– Лучше не оставлять здесь Норткота. Эти ребята его прожуют и выплюнут, – негромко произнес герцог.

Вдвоем они вывели Норткота на улицу.

После дыма дешевых сигар и табака чистый прохладный воздух заставил юнца закашляться и пошатнуться.

Доминик остановил наемный экипаж и помог Хантеру усадить Норткота.

– А ты разве не с нами? – спросил Хантер.

Доминик ответил другу взглядом, и между ними промелькнула искра понимания.

– У тебя сегодня нет трости, – произнес он.

Доминик ничего не ответил, решительно посмотрев на Хантера.

Тот вздохнул.

– Поступай как знаешь. Только будь осторожен, если твердо намерен добраться до ее дома пешком, – посоветовал Хантер. – Те типы не слишком охотно тебя отпустили. Едва миновала полночь, а они надеялись доить тебя до утра. Будь осторожен, Доминик.

– Непременно. – Герцог хлопнул друга по плечу, проводил отъехавший экипаж взглядом и направился в противоположном направлении.

Вскоре он заметил, что за ним следят. Доминик быстро оглядел улицу и обратил внимание, что один из фонарей стоит в отдалении от других, оставляя в тени проход между двумя зданиями. Замечательное укромное местечко в удобном для нападения переулке. Он понял, что на него нападут именно там.

Грабители не обманули его ожиданий. Их было двое, один здоровый верзила, другой невысокий и беззубый. Оба сидели в притоне, откуда Доминик совсем недавно ушел.

Он попятился назад, избегая первого удара.

– Не так быстро, твоя светлость, – произнес хриплый голос прямо в ухо Доминику, обдавая его зловонным жаром дыхания. В воздухе мелькнул кулак, прошедший в опасной близости от его лица. Доминик пригнулся и коротко, жестоко ударил нападавшего в живот, с удовлетворением услышав, как тот с кряхтением, согнувшись напополам, прислонился к стене. Герцог свернул в переулок, второй разбойник бросился за ним. Доминик изогнулся, уходя от первого удара, но увернуться от ножа не сумел – лезвие скользнуло по ребрам, обжигая болью.

Он схватил грабителя за запястье и вывернул его. Кость сломалась с тихим хрустом, раздался вопль боли, и его противник рухнул на колени, баюкая прижатую к груди руку. Нож со звоном упал на землю – точнее, в грязь и отбросы, покрывавшие камни мостовой. Доминик поднял его и, схватив за волосы, резко дернул голову бандита назад, прижимая лезвие к незащищенному горлу.

– Проследишь за тем, чтобы с моими друзьями не случилось ничего подобного. Ты понял меня?

Тот прохрипел что-то бессвязное, но определенно выражавшее согласие.

Доминик оттолкнул грабителя, затем вернулся к тому, что сидел у стены, хватая ртом воздух, и пощекотал его жирное брюхо кончиком ножа:

– И ты тоже.

– Им не причинят вреда, я лично прослежу за этим, ваша светлость! – пообещал негодяй.

Доминик смерил его неприязненным взглядом, затем сунул нож в карман и ушел.


Негодяи колотили в дверь, но уже не руками, а тяжелым молотком. Каждый удар отдавался болезненной вибрацией в груди Арабеллы. Она прикрыла Арчи своим телом, но мужчины оттащили ее и сорвали с шеи золотой медальон. Бросив отчаянный взгляд через дорогу, где должны были стоять узкие дома с заколоченными окнами, Арабелла вместо них увидела парк и свою мать, стоявшую у входа…

Сон был сбивчивым и запутанным, но Арабелла, находясь во власти кошмара, этого не замечала.

Вздрогнув, она проснулась, охваченная леденящим ужасом, свернувшимся клубком в животе. Небо за окном по-прежнему оставалось темным, и она с облегчением вспомнила, что лежит в своей спальне, в доме на Керзон-стрит, где нет ни грабителей, ни воров. Арабелла со вздохом вытянулась на мягком матрасе, откинувшись на пуховые подушки, а затем услышала испуганный вскрик. Он быстро оборвался. В коридоре раздались тихие голоса, затем осторожно открылась и захлопнулась дверь.

По мраморному полу прозвучали торопливые шаги.

Арчи!

Арабелла поспешно выбралась из постели, в тусклом свете тлеющих в камине углей подошла к двери и осторожно спустилась вниз по лестнице.

В коридоре ярко горели свечи в настенных канделябрах. Горничная в ночной рубашке и халате вышла из библиотеки, держа в руках бутылку бренди.

– Анна?

– Ох, мэм! – Девушка, подскочив, обернулась к хозяйке, и Арабелла с удивлением увидела, что ее лицо залито слезами.

– Что случилось? Что ты здесь делаешь? – Арабеллу сковал хорошо знакомый страх.

– Я так перепугалась, когда его увидела! – Личико горничной исказилось, и она снова начала всхлипывать.

– Что случилось, Анна?!

Открылась дверь в гостиную, и на пороге появился Джеймс, лакей.

– Почему так долго, девчонка? Я бы сам быстрее дошел! – Наконец увидев Арабеллу, лакей торопливо поклонился: – Прощу прощения, мэм. Я вас не заметил.

– Что, во имя неба, здесь происходит? – требовательно спросила Арабелла.

– Хозяин, мэм.

– Доминик здесь? – Ей такой вариант даже в голову не пришел. Несмотря на то что она жила в его доме. И оставалась его любовницей.

– С его светлостью произошел… несчастный случай.

– Несчастный случай?! – Сердце бешено заколотилось, и Арабелле пришлось бороться с мгновенно подступившей паникой.

Лакей заговорил еще тише:

– Не самое приглядное зрелище, особенно для леди, но он не разрешает позвать доктора, мэм.

Ее охватило леденящее кровь дурное предчувствие. Она решительно прошла мимо Джеймса в гостиную.

В комнате ярко горели свечи в трех канделябрах, но их теплое сияние не сумело разогнать тени в углах, лишь окутало золотистым мерцанием темную высокую фигуру, стоящую у давно остывшего камина. Доминик не обернулся на звук шагов, и со спины ей показалось, что ничего не изменилось – он был одет по последней моде в темный фрак и панталоны, весь в сиянии надменности и властности. Арабелла почувствовала запах влаги. Это Доминик привнес сюда прохладный и сырой ночной воздух. Одна рука свободно висела вдоль тела, другую он, казалось, засунул во внутренний нагрудный карман фрака.

– Мне не следовало приходить, – произнес он, не оборачиваясь. – Я не понимал, что уже так поздно.

– Джеймс сказал, с тобой произошел несчастный случай.

– Джеймс преувеличивает. Я не хотел тебя будить. Лучше возвращайся в постель, Арабелла.

Он так и не двинулся с места. Мрачное предчувствие, почти рассеявшееся при первом взгляде на него, вновь охватило Арабеллу.

– Что с тобой случилось, Доминик? – осторожно спросила она.

Герцог наконец повернулся к ней, но, не считая того, что его рука по-прежнему покоилась за отворотом фрака, все было в порядке.

– Незначительная стычка. Беспокоиться не о чем. Говорю тебе, можешь спокойно возвращаться в постель.

Но Арабелла заметила зловещие темные пятна на белой манжете, выглядывающей из-под рукава темного шерстяного плаща. Взяв ближайший канделябр, она подошла к Доминику.

– Арабелла, – предостерегающе произнес он, пытаясь жестом остановить ее. Но Арабелла упрямо двигалась к нему, пораженная ужасной догадкой. Она догадывалась, что это за пятна.

– Это не для женских глаз.

Арабелле стало плохо, желудок сжался от страха.

Все тело напряглось и отяжелело от разлившегося по венам ужаса.

– Снимай плащ.

– Арабелла… Это последнее предупреждение. Она не обратила ни малейшего внимания на эти слова и, распахнув плащ, оттянула в сторону левый лацкан фрака.

Невольно охнула открывшемуся ее взору поистине ужасному зрелищу. Белая рубашка и светлый жилет были пропитаны кровью. Арабелла замерла на месте, и в этот миг все в мире для нее изменилось.

– Доминик! – прошептала она.

Он взял ее руку в свою, сильную и уверенную. Но Арабелла почувствовала влагу и, опустив глаза, увидела кровь, сочащуюся в неровном свете свечей.

– Боже правый!

– Обычная царапина, которая сильно кровоточит.

Но кровь была повсюду и вытекала из раны у него на груди.

– Иди спать. Джеймс поможет мне.

Она сделала глубокий вдох и осмелилась встретиться взглядом с ним. Мгновение, равное одному удару сердца, они смотрели друг на друга, и за этот миг все, что Арабелла твердила себе об умерших чувствах и равнодушии к нему, оказалось ложью.

– Нет. Тебе помогу я. – Она оглянулась на лакея, набираясь сил для того, чтобы сделать все необходимое.

Доминик наблюдал за тем, как потрясение сменяется жаждой действия. Для начала Арабелла отправила горничную за чистым бельем и стаканом, затем спокойным и ровным тоном дала указания лакею, велев ему помочь его светлости осторожно раздеться. До середины наполнив стакан бренди, она вручила его Доминику, как только тот опустился на диван, оставшись в одних бриджах.

– Пей. – Ее голос звучал спокойно, но герцог сразу понял, что с ней лучше не спорить.

Он не стал возражать, предпочтя подчиниться, и залпом осушил стакан.

Пока он пил, Арабелла закатала рукава своей ночной рубашки, оторвала полоску от чистого белья, принесенного горничной, и смочила материю и свои руки бренди.

Затем присела рядом и мягко заставила мужчину откинуться на спинку дивана.

Посмотрев ему в глаза, Арабелла предупредила:

– Будет больно.

В ее взгляде сквозило беспокойство, которое Доминик уже не надеялся увидеть. Оно тронуло его сердце больше, чем ему бы того хотелось.

– Тогда не жалей, – пробормотал он.