Маргарет Макфи - Сорвать маску

Тщательно одевшись, тот поклонился и вышел.

Занимался рассвет. Доминик шел по улице из «Дома радужных наслаждений» миссис Сильвер, оставив за спиной обитую в черную ткань спальню с темными занавесками. А перед глазами стоял образ женщины, оставшейся там, в расстегнутом черном платье, то и дело обнажающем молочно-белые груди.

Всего через несколько часов Арабелла уже поднималась по лестнице потрепанного доходного дома на Флауэр-энд-Дин-стрит. Утреннее солнце было таким ярким, что его лучи просачивались в окна, которые после долгих зимних дождей и ветров стали непрозрачными, и мерцали на недавно замененном замке на двери. Арабелла снимала комнатушку на втором этаже.

Влажная прохлада охватила тело, стоило открыть дверь и переступить через порог.

– Мама! – Маленький темноволосый мальчуган поднял глаза на Арабеллу. Он сидел рядом с пожилой женщиной на единственном предмете мебели, имевшемся в комнате – старом матрасе на полу. Вывернувшись из серого шерстяного одеяла, в которое женщина закутала его, малыш побежал к матери.

– Арчи, – с улыбкой произнесла Арабелла, почувствовав себя гораздо лучше при виде сияющего личика. – Ты хорошо вел себя с бабушкой?

– Да, мама, – честно отозвался он. Но Арабелла видела, что голод и нищета уже наложили отпечаток на лицо сына. Под глазами залегли тени, черты заострились, хотя всего несколько дней назад он был обычным пухлощеким мальчишкой.

Арабелла прижала Арчи к себе.

– Я принесла несколько кусков хлеба и пирога, – произнесла она, выкладывая еду из карманов платья прямо на матрас. И хлеб, и пирог успели зачерстветь, Арабелла незаметно взяла их с подноса, на котором были разложены закуски для клиентов. – Мне заплатят только в конце недели.

Арабелла разделила еду на две части – одну убрала на подоконник, чтобы позже приглушить голод, а вторую разделила между миссис Тэттон и сыном.

У нее заныло сердце, когда Арчи вопросительно взглянул на маму, безмолвно спрашивая разрешения съесть свою жалкую долю. В его глазах застыло выражение, которое ни одна мать не должна видеть на лице своего ребенка.

Воцарилось молчание – пожилая женщина и мальчик с жадностью набросились на хлеб, словно им предложили роскошное яство.

Арабелла сняла дешевый плащ и закутала в него свою исхудавшую сгорбившуюся мать, затем села на матрас рядом с ней.

– Ты не ешь, Арабелла, – произнесла та, замерев с недонесенным до рта куском хлеба.

Та только покачала головой и улыбнулась:

– Я позавтракала по дороге домой.

Это была ложь. Но еды у них осталось слишком мало. Арабелла не могла видеть, как ее близкие голодают.

Солнце сможет согреть комнату только через несколько часов, а денег на уголь или дрова не было. Точно такой же они впервые увидели эту комнату четыре дня назад.

– Как дела в мастерской? – Миссис Тэттон собрала крошки с подола платья и съела их. – Им понравилась твоя работа?

– Думаю, да, – ответила Арабелла, не в силах заставить себя смотреть в глаза матери. Не дай бог, она заметит выражение стыда, поселившееся в них.

– Ты слишком бледна, Арабелла, и глаза у тебя красные, как будто ты плакала.

Она чувствовала на себе взгляд матери.

– Я просто устала, а глаза красные потому, что пришлось шить всю ночь при свете свечи. – Арабелла лгала, гадая, что бы сказала мать, знай она, где ее дочь на самом деле провела ночь. – Отдохну несколько часов, и все будет в порядке. – Она с улыбкой взглянула на пожилую женщину.

На лице миссис Тэттон застыло беспокойство.

– Жалко, я ничем не могу тебе помочь. – Она покачала головой и отвела взгляд. – Знаю, что стала обузой…

– Не говори глупостей, мама. Как я могла бы зарабатывать деньги, если бы ты не присматривала за Арчи?

Миссис Тэттон кивнула и вымученно улыбнулась, но ее глаза по-прежнему были полны печали. От взгляда дочери не укрылись ни дрожь, охватившая распухшие, с вздувшимися венами руки женщины, ни хрип, вырвавшийся из впалой груди, когда ее мать потянулась погладить внука по черным волосам.

Арчи, прикончив свою порцию, подошел к ведру, одолженному у одного из соседей и стоявшему теперь на другом конце комнаты. Он набрал в маленькую деревянную кружку немного воды, царапая по дну, и жадно выпил ее.

Миссис Тэттон заговорила тише, чтобы Арчи не услышал ее:

– Он вчера плакал от голода, пока не уснул, Арабелла. Бедняжка. У меня сердце разрывалось на части.

Арабелла прижала руку ко рту и отвела взгляд, чтобы мать не увидела, как дочь из последних сил пытается сохранить самообладание и решительность.

– Но твоя новая работа – это просто чудо, ответ на все наши молитвы. Без нее нам была бы одна дорога – в работный дом.

Услышав это, Арабелла закрыла глаза. Лучше бы им было сразу умереть.

Арчи принес чашку с водой и протянул матери. Арабелла сделала несколько глотков и передала ее миссис Тэттон.

Когда все было съедено и выпито, Арчи и его бабушка устроились рядом под одеялом.

– Вчера ночью было слишком шумно, – пояснила пожилая женщина. Арабелла поняла, что пьяные выкрики и хриплый смех продажных женщин с улицы не позволили ее родным отдохнуть.

Она расстелила на краю матраса свой плащ, прикрыла его сверху шалью матери и забралась под эту жалкую пародию на одеяло. Арчи сразу же прижался к ней. Арабелла поцеловала сына и пообещала ему, что все будет хорошо.

Вскоре комната наполнилась мирным дыханием – с присвистом, у ее матери, и тихим сопением, у малыша. Арабелла не сомкнула глаз прошлой ночью – после того, что произошло, спать было невозможно. Она знала, что и сейчас не сможет отдохнуть. В голове царил настоящий хаос, и ее сумбурные мысли крутились вокруг Доминика Фернекса.

Арабелла вспомнила их вчерашнее совокупление, ей хотелось плакать от гнева, стыда и щемящей боли в сердце. Она вспомнила, как отдавалась ему раньше, когда между ними царила любовь. И если говорить начистоту, злилась она не столько на Доминика, сколько на себя.

С первого мгновения, когда он приблизился и она вдохнула знакомый запах бергамота, мыла и его кожи, ее охватило волнение, которое она не сумела побороть. А когда он взял ее – не из любви, даже не зная, кто с ним, – предательское тело, вопреки доводам рассудка и душевной боли, приняло его с радостью. Губы узнали поцелуи, тело вспомнило ласки рук – и отозвалось на них. Стыд и унижение усиливались осознанием того, что она продалась Доминику.

Арабелла подумала о предложении, которое он сделал. Доминик хотел купить ее, превратить в свою собственность и заглядывать к ней всякий раз, когда ему взбредет в голову удовлетворить свои низменные желания. Доминик Фернекс, мужчина, разбивший ей сердце. Лгавший ей с таким мастерством, что она поверила всем его слащавым обещаниям. Снова оказаться в полной власти такого человека? Зависеть от его прихоти? Сможет ли она отдаваться ему ночь за ночью, скрывать позорное желание, разгорающееся в теле, быть с мужчиной, который не любит ее и считает своей шлюхой?

Она закрыла руками лицо, пытаясь справиться с приступом отчаяния. Арабелла знала ответ на эти вопросы – как и ужасную, еще более унизительную альтернативу.

В памяти воскресали мгновения, когда четверо джентльменов вошли в гостиную миссис Сильвер. Как бы она ни пыталась приглушить свои чувства и выстроить в голове четкий план действий, ее охватила паника, стоило взглянуть в лицо уродливой правды. Арабелла боялась, что не сможет заставить себя пройти через это. Она закрыла глаза, отгоняя ужасное видение, зная, что выбора нет. Придется принять его предложение, несмотря на то что некоторые детали будет необходимо обговаривать с большой осторожностью.

Лежа в убогой каморке на матрасе, Арабелла не могла не думать о том, что все было бы иначе, окажись Доминик другим человеком. Если бы он любил ее искренне, а не только произносил лживые клятвы. Если бы женился на ней, как обещал. Ее жизнь была бы тогда совсем иной.

Доминик прибыл в заведение миссис Сильвер рано и в одиночестве. В гостиной сидели женщины, одетые во все цвета радуги, кроме черного. Быстро осмотрев комнату, Доминик с первого взгляда понял, что Арабеллы здесь нет, и заподозрил, что, возможно, этот вечер пройдет не совсем так, как он себе представлял.

– Разнообразие – вот пряная составляющая жизни, ваша светлость. Возможно, сегодня я могла бы заинтересовать вас другим цветом этой радуги? – улыбнулась миссис Сильвер, радушным жестом указывая на запыхавшихся женщин, которые поспешили собраться в гостиной, едва он вошел в бордель.

– Увы, я, похоже, предпочитаю черный цвет, – вежливо отказался он. – Мисс Нуар… – Доминик замолчал, пораженный неприятной мыслью – вдруг Арабелла снова сбежала? Куда угодно, в другую часть Лондона, в другой бордель… туда, где он никогда ее не найдет?

– Скоро будет здесь, ваша светлость, я уверена в этом, – с поразительной убежденностью произнесла женщина, хотя ее глаза говорили совсем о другом.

Доминику даже в голову не приходило, что Арабелла может выбрать эту жалкую жизнь вместо богатства и роскоши, которые он предложил ей. Что попросту сбежит. Он сжал губы, поражаясь собственной наивности. Нужно ведь учиться на своих ошибках.

– Если вы соблаговолите немного подождать, – снова улыбнулась миссис Сильвер, указывая на один из диванов.

Доминик коротко кивнул, но так и не присел. Остался на месте, не обратив никакого внимания на поднос с закусками и бокалы с шампанским, стоявшие неподалеку.

Прошло пять минут.

Еще десять. Женщины отчаялись вовлечь герцога в беседу и замолчали.

Что ему делать, если Арабелла так и не появится?

Через двадцать минут он был готов нетерпеливо мерить шагами комнату.

Через сорок минут в гостиной остались только он и мисс Руж. Повисла очень неловкая тишина.

Через пятьдесят минут наверх ушла и она, а Доминик остался с теми же чувствами, что и шесть лет назад – злостью, болью, ощущением собственной глупости и уязвленной гордости.

Он потребовал, чтобы ему подали плащ, шляпу и перчатки, и уже собрался уходить, когда наконец появилась Арабелла.

– Мисс Нуар, ваша светлость, – объявила миссис Сильвер, сама внимательность и безмятежность. Она пропустила Арабеллу в гостиную и ретировалась.

Тихо закрылась дверь.

Тиканье часов на камине подчеркивало воцарившуюся паузу.

Рядом с ними стоял нетронутый бокал с выдохшимся шампанским.

На Арабелле было то же возмутительное платье и черная маска из перьев. Полускрытое лицо поражало своей мертвенной бледностью. Она остановилась подле Доминика, и он поймал себя на том, что невольно задержал дыхание, напрягшись всем телом.

Он сглотнул – и этот звук, казалось, разнесся по всей комнате, слишком громкий в неестественной тишине.

Он ждал, не осмеливаясь задать вопрос, забыв о былой уверенности в положительном ответе.

– Я принимаю ваше предложение, ваша светлость, – тихим голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций, произнесла Арабелла. Она выглядела такой бледной, напряженной и жалкой, что Доминику захотелось заключить ее в объятия, отогреть и заверить в том, что все будет хорошо. Но Арабелла двинулась к креслу, и момент был упущен. – Давайте обсудим детали нашего соглашения.

Доминик кивнул, и они, словно два незнакомца, решивших заключить сделку, начали беседовать.

Вернувшись в крохотную комнату на Флауэр-энд-Дин-стрит, Арабелла обнаружила, что миссис Тэттон и Арчи, прижавшись друг к другу, съежились на матрасе.

– Это я, – прошептала она в темноте, но мать уже поднялась на ноги, вооружившись ночным горшком.

– Арабелла, как ты меня напугала!

– Прости, мама.

Она подошла к матери, не оступившись только благодаря бьющему в маленькое окно свету ближайшего уличного фонаря.

– Что ты делаешь здесь? Да еще так рано? Я думала, ты вернешься только под утро.

Седые волосы женщины были заплетены в косу, переброшенную через плечо, на ней было измятое платье, которое она носила последние пять дней. Миссис Тэттон испуганно воскликнула:

– В мастерской отказались от твоих услуг!

– Нет. Хотя мои планы изменились, это верно, – произнесла Арабелла и поспешно добавила: – Но тебе не о чем беспокоиться. Все к лучшему.

– Что ты хочешь этим сказать? Что изменилось?

– Я заключила одно соглашение, благодаря которому нам не нужно больше бояться работных домов. – Она покосилась на спящего сынишку и продолжила: – Мы переедем в теплый, хорошо обставленный дом в престижном районе города, будем кушать три раза в день и носить хорошую одежду. У меня появится достаточно денег, чтобы Арчи ни в чем не нуждался. А у тебя, мама, будут лучшие врачи и лекарства, которые только есть в Лондоне. Мы больше не станем мерзнуть и голодать. И… – Арабелла покосилась на дверь, за которой прозвучали тяжелые шаги, – не придется бояться, что нас ограбят или убьют.