Жаклин Мартен - Сорвать розу

– С этой пристани должны были отправить с охраной женщину с ребенком. Она еще не уехала?

– Вон там, на краю причала, как раз садится в лодку, – показал солдат.

Торн посмотрел и бросился туда бегом, остановился на причале, в течение нескольких секунд любуясь ее бледным привлекательным лицом.

Ничего не замечая, сосредоточив все внимание на маленьком, завернутом в одеяло свертке, лежащем на ее согнутой руке, она передвинулась на скамье, пытаясь занять более удобное положение; с ее головы упала шаль, и взору Торна открылось золото волос, заплетенных в две шелковистые косы, скользнувшие по плечам и опустившиеся ниже пояса.

– Лайза. – Ему казалось, что он просто выдохнул ее имя, но она повернула голову, и ее недоверчивый вздох: «Торн!» – повис в воздухе, как громкая команда.

Четыре солдата, стоявшие между ними, словно растворились вдали, когда Торн, немного наклонясь, прыгнул в лодку и оказался рядом с ней. Он обнял ее вместе с ребенком, радуясь уже тому, что она наконец-то с ним, что держит ее так близко. Лайза, в конце концов подняла голову, ожидая первый поцелуй.

Торн повернулся к ближайшему солдату.

– У вас есть дети?

– Трое, сэр.

– Прекрасно. Тогда вы знаете, как подержать вот этого ребенка. – Он взял сверток из рук жены и передал его улыбающемуся капралу, снова привлек ее в объятия и стал целовать долгими и жадными поцелуями.

Когда к поцелуям примешался соленый привкус от слез, скатывающихся по лицу Лайзы, Торн поднял лицо и нежно высушил ее слезы носовым платком.

– Грош цена моим решениям, – сказал он, взяв ее за руки. – Четырнадцать месяцев клялся, что прежде чем поцеловать, побью тебя.

– А я поклялась вовсе не целовать тебя. Лицо Торна застыло при этом намеке.

– Первым делом объясни, как изъять тебя из этой проклятой лодки.

Прежде чем Лайза успела открыть рот, в их разговор вмешался сопровождающий ее лейтенант.

– Извините, сэр, – почтительно сказал он Торну. – Мне приказано немедленно доставить леди на другую сторону, чтобы передать ее в руки американцев.

– Так пусть тогда эта лодка быстрее отправляется! – резко скомандовал Торн. – Я поеду с вами и буду говорить с людьми на той стороне.

Он шлепнулся рядом с Лайзой на твердое узкое сиденье, и капрал вернул ребенка.

– Торн, – сказала она мягко, когда лодка отплыла от пристани, – нашим солдатам приказано доставить меня обратно в Морристаун. Даже если бы я захотела, они не…

– Пытаешься убедить, что ты не хочешь? Поцелуи говорят об обратном.

– Никогда не говорила, что не люблю тебя, Торн. Люблю. И всегда любила. Но мы оба давно решили, на чьей мы стороне: мой выбор – Америка, а твой – Британия. Я ненавижу британцев, – ее голос внезапно дрогнул, – и сейчас даже больше, чем прежде.

– Почему?

– Не выходила множество американских солдат – из-за этой малышки. – Она плотнее прижала ребенка к себе. – Если она умрет, потому что ее мать была американкой, то кого мне винить в этом, если не британцев?

– Мне жаль ваших солдат, как и наших, если уж говорить об этом. Жаль мать этой малышки, и, вернувшись со мной, будь уверена, о ней в Нью-Йорке позаботятся наилучшим образом.

– Не в Нью-Йорке она получит наилучший уход – он ждет ее в Джоки-Холлоу. Доктор Эли бен-Ашер… единственный человек, которому я доверю ее жизнь.

– Итак, после четырнадцати месяцев разлуки, – горько констатировал он, – я должен оставить тебя, удовлетворившись отпущенными мне четырнадцатью минутами времени?

Вместо ответа Лайза развернула одеяло, открывая неправдоподобно крошечное, бледное личико.

– Ты предлагаешь мне выбирать между жизнью для нас и смертью для нее?

– Бог мой, конечно, нет. Не хочу иметь это ни на своей совести, ни на твоей, а просто прошу принять во внимание возможность медицинской помощи в Нью-Йорке – мы в состоянии обеспечить самую лучшую.

– Эли бен-Ашер, возможно, самый перегруженный и низкооплачиваемый доктор во всех тринадцати штатах, но уровень выздоровления пациентов у него очень высок. Он самый лучший врач, а у Гленниз, – ее глаза наполнились слезами, когда она укутывала малышку, – должен быть самый лучший. Я – должница матери и дочери.

Она бросила взгляд через Гудзон на берег Джерси.

– Гленниз, – сказал он задумчиво. – Прекрасное имя. Она будет нашей дочерью, Лайза? Нашим первым ребенком?

– Я… я собиралась удочерить ее, – запинаясь проговорила Лайза, а ее сердце дрогнуло от такого естественного вопроса.

– Разве тебе не кажется, что малютка должна иметь и отца тоже?

– А ты… хочешь? – Смалодушничав, она отказалась от мысли рассказать о Джей-Джее в оставшееся у них время.

Он кисло улыбнулся.

– Разве тебе не удавалось все время делать со мной то, что хочешь ты? – спросил он. – Доказательством тому служит и то, что я против своего желания принимаю твое намерение вернуться в Морристаун. Но не думай, – добавил он вдруг окрепшим голосом, – что останешься там навсегда.

– Торн, я хочу… А что, если… – Она спрятала дрожащие руки в складках одеяла. – Обещаю, – начала она снова, – даю тебе слово, что приеду к тебе в Нью-Йорк или в Англию, как только ты пожелаешь, в любой момент после окончания войны.

– После окончания войны! Ты предполагаешь, это устраивает меня? Пока еще ни моя сторона, ни твоя не объявила, когда наступит это счастливое событие. Может пройти еще четырнадцать месяцев, а то два или три раза по четырнадцать. – Его голос звучал резко. – Не собираюсь жить без жены, без детей и – грубо говоря – вести монашеский образ жизни!

Лайза покраснела, солдаты в красных мундирах быстро наклонили головы, пытаясь спрятать улыбки, а его голос летел над Гудзоном.

– Мы женаты, ей-Богу, Лайза, и я хочу, чтобы ты была там, где и должна быть, – со мной.

Пока лодка причаливала, в воздухе висело напряженное молчание. Несколько американских солдат, одетых в более щеголеватую форму, чем Лайза привыкла видеть в Джоки-Холлоу, вышли им навстречу, но британский лейтенант загородил дорогу Торну.

– Сожалею, сэр, но полученный мною приказ не разрешает вам выйти здесь.

Еще раз Торн взял завернутую малышку и передал ее капралу. Еще раз он поцеловал свою жену, пылко и томительно долго, как будто они были одни во всем мире.

– Делай то, что считаешь нужным, Лайза, – сказал он ей на ухо, – но помни, что и я буду делать то же самое.

Все собрались у входа, чтобы попрощаться с Сэмюелем. Эли подарил ему новую пару сапог, и никто не осмелился спросить, где он их взял; Шошанна приколола булавками его пустой левый рукав к чисто выстиранной рубашке. Помятую жестяную солдатскую флягу, найденную на трупе британского драгуна в Монмуте, наполнили смесью рома с водой. Джей-Джей прилип к его ноге, жалобно хныча «па-па», – Сэмюель едва сдержал слезы.

– Скажите мисс Лайзе, – попросил он охрипшим от волнения голосом, – что я был огорчен, уехав, не попрощавшись с ней.

Ему махали руками, пока он спускался по ступенькам. Когда за Сэмюелем закрылась дверь, Эли, увидев вокруг себя подавленные лица, резко сказал:

– Нечего переживать, как будто похоронили его, а он жив, остался мужчиной и едет домой! – Доктор щелкнул пальцами. – Живо все за работу. Это госпиталь, а не дом отдыха. А тебе, малыш, – он подбросил Джей-Джея на плечо, – пора отправляться спать.

– Я уложу его, – предложила Феба, протягивая руки, но Эли отрицательно покачал головой.

– Попросил бы, чтобы ты побыла немного с этим мальчиком… с тем, который участвовал в походе лорда Стерлинга на Стейтен-Айленд.

– С Джессом Доуном?

– Да, с ним.

– Очень трудный парень, – согласился Аза Холланд задумчиво, – но я не осуждаю его – вряд ли ему когда-либо придется ходить.

Все разбежались по своим делам. Эли задержал Фебу, легко прикоснувшись к ее плечу. Она взглянула на него чистым, дружелюбным взглядом. «Будь это рука Дэниела, – подумал он печально, – этот взгляд выражал бы совсем другое».

– Да, Эли?

– Феба, как врач не могу понять, почему этот мальчик не встает на ноги: у него нет ни пулевых, ни резаных ран, ни переломов, ни даже контузии. Кажется, все дело в страданиях души, а не тела.

– Но как это может влиять на ноги?

– Если бы удалось ответить на этот вопрос, малышка, я стал бы генеральным директором всех госпиталей в Соединенных Штатах; однако уверен, что дух может управлять телом. На моих глазах произошло множество необъяснимых случаев. У этого мальчика идет непрестанная работа мысли. Сумей мы разгадать его думы, возможно, нашли бы способ вылечить его. – Уже поднимаясь по ступенькам с Джей-Джеем, он добавил, как будто эта мысль только что пришла ему в голову: – Попробуй расшевелить его своими стихами!

Неплохая мысль, решила Феба, полчаса спустя вымыв Джесса, сменив ему ночную рубашку и постельное белье. Все время, находясь с ним, она беспрестанно говорила, но в ответ не только не услышала ни единой реплики, но даже не заметила изменения выражения лица сурового солдата.

Ну что ж, нечего терять, придется попробовать предложенный Эли вариант. Задумавшись на несколько мгновений и глубоко вздохнув, девушка стала у подножия кровати Джесса, чтобы ему были видны ее глаза, и сказала:

– Я написала стихотворение о тебе. – И начала быстро декламировать его:

У нас поселился Доун – солдат.

Грейс-Холл удивился:

Что мрачен так, брат?

Хотим мы все вместе

Джессу сказать:

Хмуриться хватит,

Хватит страдать.

На соседней кровати раздался смешок, и Джесс сердито посмотрел на Фебу.

– С какой радости мне улыбаться?

– Может, и ни с какой, – ответила она бесстрастно. – Но ты не один здесь такой несчастный, однако все остальные не ведут себя подобным образом.

– Если они такие дураки, что им безразлично, как сложится дальше их жизнь… Вам бы вы понравилось, если бы, не могли ходить?

– Совсем не понравилось, но я бы не бездействовала.

– Может быть, у вас найдется для меня пара новых ног?

– У меня нет, а вот у тебя, держу пари, есть. Она выбежала из палаты, хотя он продолжал звать ее:

– Вернитесь сюда, вернитесь ко мне, девушка. Мы же не закончили разговор, несомненно.

Она была так возбуждена, что без стука ворвалась в крошечную комнату, ранее служившую чуланом, а теперь превращенную в кабинет доктора Бена, где он мог урвать несколько случайных часов для сна.

Эли сидел на своей походной кровати, ссутулясь и опустив голову на руки. Увидев капли крови на его незастегнутом рукаве, Феба опустилась перед ним на колени и взяла за руки – у него всегда был такой вид, когда кого-либо не удавалось спасти.

– Кто на этот раз? – прошептала она.

– Гарри Лоув. Вынужден был ампутировать… гангрена… знал, что рискую… он не выдержал. Слава Богу, дал ему достаточную дозу наркотика, чтобы не чувствовал боли… не понимал… Не забуду его улыбку перед смертью, успокаивающую меня! «Я буду лучшим мужчиной, чем большинство тех, кто имеет две ноги, док», – вот что он сказал… и это верно… но у меня не хватило умения спасти его.

Феба поднялась, силой увлекая его за собой.

– А сейчас не время заниматься самобичеванием, – спокойно возразила она, стягивая с него окровавленную рубашку. – Если ты не мог спасти его, значит, никто не смог бы, кроме Бога; а тебе пока не следует сравнивать его с собой. Смени рубашку и умойся, приведи себя в порядок перед тем, как пойти к Джессу Доуну. Я ушла от него несколько минут назад, вся сложность заключалась не в том, чтобы разговорить его, а в том, как остановить, – он готов к твоему лечению.

Эли вытащил чистую рубашку из кожаного чемодана, оживившись в предвкушении новой сложной задачи.

– Феба, ты колдунья. Ты совершенно права по отношению ко мне: действительно, это было просто самобичевание. Спасибо, малышка. – Он наклонился и запечатлел быстрый поцелуй на ее полуоткрытом рте. – Передай, чтобы его перевезли в столовую, моя дорогая. Если он действительно готов к разговору, нам лучше всего остаться без свидетелей.

Феба вышла, без всякой надобности сильно захлопнув дверь, не совсем понимая, что так рассердило ее. Решив, что причина крылась в покровительственном обращении, громко обратилась к закрытой двери:

– Я не малышка!

Смущенная и немного огорченная, зачем-то приложила пальцы к губам, которые только что поцеловал Эли. Поцелуй – если его можно так назвать – закончился почти раньше, чем начался, поэтому непонятно, что она почувствовала в это время. Будь он более продолжительным, возможно, знала бы… Когда же Дэниел хоть раз поцелует ее, пусть дружески, или торопливо, или в знак благодарности, как сделал это Эли!

Закрыв глаза, Феба представила поцелуи Дэниела, которых так ждала с их первой встречи… о них так тосковала, но так и не дождалась.