Жаклин Мартен - Сорвать розу

Он любил ее, в этом была уверенность. Казалось, между ними вспыхивают искры, когда они оказываются в одной комнате, – его глаза сияют, голос приобретает другой тембр. Однако, несмотря на ее чувства, приветливые взгляды, дрожащие ресницы, приглашающие его, соблазнительные улыбки, Дэниел всегда соблюдал дистанцию.

– Будь он проклят! – громко воскликнула Феба, кончиками пальцев поглаживая свои нецелованные губы. – Будь проклят! Проклят! Проклят! Неужели самой придется добиваться его?

– Мисс Феба, что с вами?

Открыв глаза, Феба встретила мягкий обожающе беспокойный взгляд Лиши Хиксома, еще одного помощника Эли.

– Ничего, – ответила она, покраснев от досады и смущения. – Элиша, доктор Бен просил, чтобы рядового Джесса Доуна – ну того, который не может ходить – доставили в столовую. Можете воспользоваться креслом-каталкой.

Поздним вечером, когда столовая из конференц-зала снова превратилась в обеденный зал, где они не только ели, но и отдыхали, расположившись поудобнее, Эли рассказал о чудесном излечении Джесса Доуна: ввезли его в комнату в кресле, а вышел он оттуда на собственных ногах.

– Из-за долгого пребывания в постели ему трудно было держаться на ногах, но шел он совершенно нормально.

Тилли поставила на стол блюдо с бараниной.

– Это было чудо! – сказала она через голову Шошанны с легкой непринужденностью, царившей в Грейс-Холле.

– Не совсем так, Тилли, – усмехнулся Эли, а затем нежно улыбнулся. – Во многом это заслуга Фебы. Она так взбудоражила его, что все дурное настроение, которое так долго накапливалось, выплеснулось… и ему захотелось сорвать злость на ком-нибудь.

– Так в чем же была загадка, Эли, – спросила Шошанна, – если, как выяснилось, его ноги были вовсе не повреждены?

– Он боялся, – ответил Эли. – После шести месяцев службы в армии та перестрелка в середине января, когда они пытались захватить британский лагерь на Стейтен-Айленд, оказалась его первым настоящим сражением. Ему впервые довелось услышать свист пуль, несущих смерть, увидеть убитых друзей рядом с собой… кровь, стоны, крики, запахи, и его охватил страх смерти – он запаниковал, бедный парнишка. Боже мой, это ведь все в семнадцать лет.

– Он сделал что-нибудь такое, что заставило его стыдиться самого себя? – уточнил Дэниел.

Эли одобрительно кивнул.

– Вот в этом вся суть, Дэниел: он стоял за кустами, дрожа от страха, пока через несколько минут Стерлинг не приказал отступать. Все то время, пока они добирались до своего лагеря, его естественный инстинктивный поступок трансформировался в его мозгу в величайший акт трусости.

Тилли, которая не ушла на кухню, продолжая с интересом слушать обсуждение, снова вмешалась в разговор.

– Ну и ну, доктор Бен. Вы говорите, что его неспособность ходить связана с уверенностью, что он оказался трусом?

– Так оно и есть, Тилли. – Он обвел взглядом всех присутствующих за столом. – У меня нет, конечно, никаких научных доказательств, кроме рядового Доуна, но я убежден, что это так.

Доктор Аза Холланд, обладающий аналитическим складом ума, в течение какого-то времени обдумывал свой вопрос к Эли.

– В этом случае, доктор бен-Ашер, ваш вывод таков: из-за того, что ноги не смогли вынести его на поле боя, а он был уверен, что они должны были сделать это, его мозг продиктовал телу соответствующее заслуженное наказание – потерю способности пользоваться ими?

– Хорошо сказано, доктор.

Феба уходила из столовой последней. Весь обед она чувствовала взгляд Дэниела, выражающий гордость и пылкое одобрение, и нарочно задержалась, надеясь, что он скажет ей об этом сам.

И Дэниел сказал.

– Мисс Феба, восхищен тем, что вы сделали сегодня.

Она подошла к нему ближе.

– Правда, Дэниел?

Дэниел проглотил подкативший к горлу комок, когда почувствовал шуршание юбок у своих ног и прикосновение к себе затвердевших кончиков ее грудей.

– Да, мадам, восхищен.

– Тогда не называй меня «мадам» и «мисс Феба».

Она подвинулась ближе к нему, и у Дэниела закружилась голова от ее податливой близости – его одурманил чистый запах лавандового масла и сияющие темные глаза, завораживающе уставившиеся прямо на него.

– Феба, – прошептал он. – Феба.

– Ты уверен, что восхищаешься мной, Дэниел?

– Да, Феба.

– Тогда докажи это.

Его ухаживание могло быть слишком медленным и осторожным, но он не был настолько неискушенным в любви, чтобы спрашивать, что имелось в виду: его руки обняли ее, он прижал ее тело к себе и стал целовать со страстной нежностью влюбленного молодого человека, сгорающего от желания.

Феба поняла, что отвечает на его поцелуи с таким же пылом – этому не надо учиться, пронеслось у нее в подсознании. Умение приходит само собой, инстинктивно, и улучшается с каждым новым поцелуем.

Прижавшись тесно друг к другу, поглощенные взаимными поцелуями, они не увидели и не услышали, как Эли вернулся за забытой записной книжкой.

Он отступил назад – записную книжку можно забрать и позже: не стоит мешать так страстно влюбленной паре… его другу… и девушке, которую они оба любили.

С самого начала ему было ясно, что Феба – не его девушка: об этом говорили взгляды, которые она бросала на Дэниела, а он на нее. И тем не менее воспоминания о страстно целующейся паре ранили его намного больше, чем он мог предполагать. Потерять ее, так и не имев…

Он задержался в коридоре возле маленького коричнево-красного стола, протянув руки к зажженной свече – длинные профессиональные руки хирурга.

– Благословенный наш Лорд, Бог наш, Король всей Вселенной… – пробормотал он. – А ты, Эли бен-Ашер, поблагодари Бога за то, что они имеют то, чего у тебя никогда не будет.

Шошанна, увидев ту же сцену, что и Эли, тихонько скрылась в темноте коридора – слишком интимный момент, чтобы обнажать его: ни Эли, ни любой другой мужчина не хотел бы, чтобы его незащищенное сердце и душу выставили напоказ.

Слезы катились по ее щекам, когда она попыталась найти успокоение с Джей-Джеем – слезы сочувствия к Эли, страха за Фебу и жалости к себе.

– Лайза приехала! Лайза приехала!

Радостное известие разнеслось по всему Грейс-Холлу, и Эли, Шошанна, Феба, служанки Тилли и Эми, так же как и Хайрам, даже некоторые из солдат, неуклюже передвигавшиеся на костылях, бросились друг за другом к двери, чтобы первыми встретить ее.

Поток холодного воздуха ворвался вслед за ней в прихожую, где она весело обменивалась объятиями и поцелуями.

– А как Джей-Джей? – был ее первый вопрос, и настоящий хор голосов, заверявших, что он здоров, раздался вокруг нее.

Джей-Джей, естественно, рос прекрасным, восхитительным, как во поле трава, самым любимым, самым испорченным ребенком на свете!

– А как он перенес, что его отняли от груди?

– Покапризничал немного, но потом ему очень понравилась разнообразная пища, которой мы его кормили.

– Слава Богу! – воскликнула Лайза. – А то этой крошке понадобится все питание, которое я могу дать ей.

Под их недоверчивыми взглядами она осторожно вынула из глубины полотняной, ручной работы сумки, висевшей у нее на руке, маленький, из фланелевого одеяла сверток и, развернув его, открыла крошечное бледное личико.

– Ребенок! – раздалось сразу несколько голосов.

– Ее зовут Гленниз. Гленниз Сент-Джон, – сообщила Лайза, глядя на спящую малышку глазами, полными слез. – Она такая хрупкая и слабая; мне сказали, что родилась на шесть или семь недель раньше срока. У нее не хватает силы, чтобы сосать, поэтому приходится каждую каплю молока или воды вливать в нее мне. – Всхлипнув, она протянула ребенка Эли. – Как ты думаешь, спасем мы ее?

Эли взял малышку.

– Во всяком случае, сделаем все возможное и невозможное. Взгляни на Джей-Джея, пока я буду осматривать эту маленькую мисс.

– Да, конечно. – Лайза взбежала по ступенькам. – Как я скучала без него! – бросила она через плечо. – Как тосковала по всей своей родной семье!

Спустя полчаса она отыскала Эли; Джей-Джей спал у нее на руках, обняв за шею, положив взъерошенную голову на плечо, упершись голыми ногами ей в живот.

– Как хорошо снова оказаться дома, – призналась Лайза, когда Эли усадил ее в кресло-качалку. Она умиротворенно раскачивалась взад-вперед, целуя золотистые локоны Джей-Джея. – Чувствую себя надежно только дома.

– Ты слишком молода и хороша собой, чтобы прожить свою жизнь, беспокоясь только о надежности, Лайза, – ответил Эли, и она насмешливо подняла брови.

– Да, действительно! Посмотрите, кто читает наставления! – высмеяла она его ласково. – Что-то не вижу, чтобы и ты прилагал большие усилия, пытаясь изменить свою жизнь.

– Лайза, Феба любит моего друга Дэниела, а он любит ее, и любая попытка с моей стороны встать между ними только замутит воду.

– Даже если ты больше подходишь ей, чем он?

– Это решает она, Лайза.

– Хочешь сказать, чтобы я не вмешивалась не в свое дело?

– Нет, хочу сказать, что ценю дружбу, на которой основан твой интерес, но не верю, что можно что-то изменить.

Лайза наклонилась вперед и протянула руку, которую он тепло пожал.

– Ладно, мой друг. А сейчас расскажи о малышке. Выживет ли она? Я так боялась по дороге сюда. Временами казалось, что она умирает.

– Конечно, было бы лучше подождать, пока девочка окрепнет, а уж потом совершать такое путешествие, но и понятно твое беспокойство о Джей-Джее. Он…

– О, нет, Эли, нет! Я бы никогда не стала рисковать Кр… ребенком, только исходя из эгоистического желания быть с Джей-Джеем несколькими неделями раньше; к тому же знала, что он здоров и находится в строгих и надежных руках – твоих, Шошанны, Фебы, Тилли. Есть вещи, о которых не могу рассказать тебе сейчас, но у меня не было другого выхода, как только немедленно увезти Гленниз. Что можно сделать, чтобы спасти ее? Готова испробовать все возможности.

– Не думаю, что от тебя потребуется что-то особенное. Старайся накормить ее грудью как можно больше, держи в тепле, создай уют и удобства. Пусть спит больше, но когда будет бодрствовать, укачивай на руках, чтобы она проявляла интерес к окружающему миру и хотела бы жить. Надеюсь, понимаешь, что Джей-Джей будет ревновать тебя, – предупредил он.

– Знаю, – ответила Лайза, судорожно прижав к себе своего собственного здорового ребенка. – Как будто у меня не хватит любви на них двоих!

Так как Лайза отдавала Джей-Джея на попечение других женщин, когда кормила малышку грудью, он не ревновал, что его собственность отдана незнакомке, и, к удивлению всех, обращался с Гленниз как с привлекательной и необычной игрушкой, предоставленной в его распоряжение, – что-то вроде выводка котят на кухне.

Укачивал ее в колыбели, из которой вырос несколько месяцев назад, издавал ласковые успокаивающие звуки, когда она плакала. Ему очень хотелось посадить ее, чтобы поиграть – мысли об играх решительно владели им, – поэтому приходилось внимательно следить за ними обоими.

Разрываясь между необходимостью нянчиться с Гленниз и настойчивыми требованиями внимания со стороны Джей-Джея, Лайза уделяла меньше времени, чем прежде, больным солдатам; тем не менее так старалась не отстать от других, что Эли сначала прочитал ей вежливую лекцию, а потом прочитал нотацию.

– Если заболеешь, от тебя не будет никакой пользы ни нам, ни малышке, ни Джей-Джею, ни солдатам – станешь еще одной тяжкой ношей для нас.

Лайза разразилась истерикой.

– Чувствую себя такой бесполезной, – рыдала она.

– Бесполезной! Боже мой, девочка, ты же душа и сердце Грейс-Холла! Поддерживаешь жизнь в этой малышке, независимо от того, кто она и откуда взялась. Как мать ребенка, украшаешь жизнь каждого из нас и создала этот оазис мира и человечности в центре холода, жестокости и лишений. Понимаешь ли, что в нескольких милях отсюда солдаты, борющиеся за свободу, мерзнут и голодают? Что если они не выдерживают этого и убегают домой, а на них, самое малое, ставят клеймо и секут? Вспомни того мальчика, которого ты полночи держала за руку. Его спина была превращена в клочья. Тридцать девять ударов плетью, и только за то, что ему хотелось поехать домой повидаться с мамой.

– А как ты помогла Фебе и мне, Лайза? – Шошанна наклонилась, чтобы обнять ее. – Не просто предложила нам убежище, а дала дом. Ты для нас и сестра, и друг, не считая того, что предоставила возможность служить своей стране, испытывая от этого радость и гордость.

– Все дело в том, – откровенно признал Эли, – что у нас слишком много работы и мало развлечений, а каждому человеку надо время от времени повеселиться, но в данный момент у нас есть приглашение.

Лайза и Шошанна посмотрели друг на друга, а потом на него.

– Как повеселиться?

– Где?

– В штаб-квартире. В особняке Фордов. Нас пригласили туда на обед, который состоится после одного из собраний.