– Могу заморозить, если очень больно.

– Нет. Я вытерплю, – сквозь зубы процедила я.

Он водил иголкой по моему телу, пропитывая тонкой салфеткой чёрную краску и мою кровь. Зудящая боль, отдающаяся барабанной дробью на ребре, сливалась с болью душевной и слёзы продолжали течь по моему лицу до тех пор, пока он не сказал:

– Готово.

Я медленно села, выпрямилась и просипела:

– Есть зеркало?

Указав за мою спину, мужчина выпрямился и отложил машинку на металлический столик на колёсиках.

Я придержала платье на талии, подошла к своему отражению и погладила красную, припухшую кожу.

Под левой грудью, там, где у меня ещё совсем недавно было сердце, теперь появилось слово. Всего одно–единственное, большими крупными буквами – чтобы запомнить на всю жизнь.

ЛЖЕЦ.

Родство

Now and then I think of when we were together

Like when you said you felt so happy you could die

Told myself that you were right for me

But felt so lonely in your company

But that was love

And it's an ache I still remember

Gotye feat. Kimbra «Somebody that I used to know»

В опустевшей комнате, убранной горничной, стояли две односпальные кровати. На стекле не осталось больше отпечатков – оно блестело, наполированное до прозрачности. Чистота должна была сгладить воспоминания, но грудь всё равно болезненно сжалась, когда я зашла внутрь.

Оглядев номер беглым взглядом, я вышла обратно и спустилась с патио, направляясь по дорожке в сторону комнаты Маши с Катей.

Постучала, мне сразу же открыли. Я вяло улыбнулась, Машка понимающе кивнула головой, распахнула дверь и шагнула в сторону, впуская меня. Я звонила ей, перед тем, как купить билет на самолёт – узнала, нужен ли аниматор до конца сезона. Она поговорила с администратором, в обход Пеэтера, который сразу доложил бы моему бывшему соседу где я, и меня позвали обратно до октября.

– Привет, – сказала Катька, – А ты без Расмуса?

Маша шикнула на неё, и Катерина быстро заткнулась, округлив глаза. Я сглотнула, состроила равнодушное лицо и втащила в комнату небольшую спортивную сумку с вещами – то, что успела купить перед вылетом. Машка прикрыла дверь, погладила меня по плечу и спросила:

– Сдвинем кровати или кушетку попросим?

– Мне всё равно, – пожала плечами я, – Можно я душ приму с дороги?

– Да, конечно. Ванная там же.

Я зашагала в заданном направлении, сжимая ремешок в руках. Щёлкнула выключателем, вместе со светом задребезжала вентиляция и из решётки под потолком выпорхнули хлопья пыли. Поставила сумку в раковину, раскрыла и вытащила из неё единственную сменную одежду и купальник. Взглянула на своё отражение, передёрнулась и сняла платье с нижним бельём. Прочитала надпись на своём теле – жирную и кричащую. Забралась в душевую, включила холодную воду, и подставила лицо под струи, чтобы смыть непрошенные слёзы.

Я вернулась в рай на Земле. Только теперь я одна и больше не чувствую магии этого места.

Это место перестало быть для меня домом.

***

You can get addicted to a certain kind of sadness

Like resignation to the end

Always the end

Gotye feat. Kimbra «Somebody that I used to know»

Стараясь не шуметь, я склонилась над унитазом. Меня выворачивало на изнанку уже битых пятнадцать минут. Липкое, неприятное ощущение, пробежало по позвоночнику, но я отмахнулась от него всего одной мыслью: «Отравилась».

– Агата? – послышался сонный голос Маши.

– Я в порядке, – промычала я перед очередным спазмом.

Выплюнула желчь, опустила щёку на ободок, который даже не успела поднять. Выдохнула и зажмурилась.

– Агат, вы предохранялись? – осторожно спросила она, опускаясь на пол.

– Да, – шепнула я, – Временами. Если не было резинки, он вытаскивал… – я тихо булькнула, и снова начала блевать.

Блин, даже не позавтракала – откуда вообще такое количество рвоты?

– Я не хочу тебя расстраивать, но ты уже большая девочка и должна понимать, что «вытаскивание» не стопроцентная гарантия, – она собрала мои волосы с лица и приподняла их.

– Бля–а–ть, – промычала я, – Этого не может быть, – выдохнула, когда всё закончилось.

Опустила крышку унитаза, приподнялась и села на фаянсовый трон, прислонившись лбом к коленям. Послышался шум спускаемого в канализацию содержимого моего желудка – Маша нажала кнопку на стене.

– Воды? – предложила она.

– Да, – пробормотала я.

Она вышла, что–то тихо сказала Кате, и вернулась с холодной бутылкой. Я приложила её ко лбу, опираясь спиной на бочок, потом открутила крышку и сделала осторожный глоток ледяной жидкости.

Хлопнула дверь, я посмотрела на соседку.

– Я отправила её в круглосуточную аптеку на ресепшен, – спокойно пояснила она.

Я, молча, кивнула, отпила ещё один глоток и закрыла глаза рукой.

Катька вернулась быстро, вошла в ванную и протянула маленький пакет. Посмотрела обеспокоенным взглядом, открыла рот, чтобы сморозить очередную глупость – Маша резко развернула её и отрезала:

– Пошли.

Я зашуршала пакетом в руках, когда они прикрыли дверь. Вдохнула–выдохнула, и достала коробку. Повертела, усмехнулась инструкции на греческом языке и вытащила из упаковки тонкую бумажку и стаканчик. Провела все нужные манипуляции, думаю, подробности не нужны, и положила полоску на раковину. Помыв стаканчик, выкинула его в мусорку, и начала отбивать ногой нервный ритм, ожидая результатов.

– Ну? – Машка неожиданно нарисовалась рядом и обняла меня за плечи.

– Что ну? – огрызнулась я, – Это жопа.

Чёткие розовые полоски посмотрели на меня с укором. Две. Тест положительный.

– Что будешь делать?

Я опустила голову и зажмурилась.

– Аборт? – вяло ответила я вопросом на вопрос.

Маша отпустила мои плечи в глубоко вздохнула.

– Это, конечно, твоё дело, но… Подумай ещё раз. Потом будешь жалеть.

– Тебе откуда знать? – подняв на неё глаза, я столкнулась с её взглядом в отражении.

Она передёрнула плечом.

– У каждой есть свои скелеты в шкафу.

Я фыркнула, сполоснула руки и взяла полоску теста в руки. Сложила надвое и выбросила к стаканчику – хлопнув крышкой помойного ведра.

– Слушай. Нам с Катькой предложили работу после окончания сезона, – Маша помялась с ноги на ногу, – Одна российская семья, им нужна няня и домработница. Зарплату обещают хорошую и мы уже нашли небольшую квартиру в Ханье. Если… Ну в общем, подумай. Может быть, останешься здесь?

Кивнув, я наклонилась к крану, чтобы умыть лицо. Прополоскала рот, подняла голову и нахмурилась, взглянув на своё отражение.

Как можно было так влипнуть?

Маша долго объясняла врачу на ломаном греческом суть моей «маленькой» проблемы, и исправляла его «Испанию» на «Эстонию». Бедняга и слышать о такой стране не слышал, вот незадача.

В общем, кое–как мы друг друга поняли. Провели все анализы, сделали ультразвук и отправили моему гинекологу в Таллинн, чтобы меня поставили там на учёт. Я не была уверена в том, что останусь в Греции после октября, поэтому надо было подстраховаться – оказалось, что пособие по рождению ребёнка в Эстонии будут выплачивать, если на учёт встать до двенадцати недель.

У меня было десять.

Смутно вспомнила, что была задержка – я не обратила на неё внимания, подумала из–за перелётов, стресса и вообще… Короче, мне – двадцать пять, а я непроходимая дура.

Непроходимая беременная дура, если быть точной.

В отеле меня по–тихому перевели в детскую комнату – набираться опыта и не мозолить глаза клиентам округлившимся животом. Почему–то он сразу стал заметен, и мне в особенности, едва я сделала тест. Вырос на глазах, как бывает в мультиках.

Я попросила Костю прикинуться моим парнем, и он старательно играл эту роль на глазах у Пеэтера. Знаю, какие новости дойдут до нашего общего знакомого – и пусть. Так будет лучше. О ребёнке решила ему не говорить. Я не готова, и не уверена, что ему это нужно. Решила всё сама – за себя. Ну, и за ещё одного маленького человечка.

Не могу сказать, что ощущала себя феей. Я вообще не испытывала восторгов от своей беременности – меня выворачивало наизнанку каждое утро, и каждый раз, когда я чувствовала запах рыбы. Детей постояльцев возненавидела лютой ненавистью – шумные, капризные и наглые. Но играть в волейбол с животом, походим на половину мяча не представлялось возможным, так что, терпела этих маленьких спиногрызов, сцепив зубы.

По ночам гадала – не совершила ли я ошибку, оставив ребёнка? Я не страдаю предрассудками и не считаю аборт грехом – в конце концов к детям нужно быть готовой. А я не была готова. Но выбора у меня уже не было – в конце сезона срок был уже шестнадцать недель.

УЗИ показало мальчика – даже не знала, радоваться или плакать. Тайно, в глубине души, хотела девочку – чтобы не напоминала о своём отце, который оказался подлецом и последней сволочью.

Когда отель закрыли, я перебралась к Маше и Кате в квартиру – небольшую, двухкомнатную, но уютную и солнечную. Разговаривала с родителями по скайпу, долго скрывала своё интересное положение, но к зиме призналась. Папа не обрадовался, но стойко молчал и оставил свои замечания при себе. Мама спрашивала про отца ребёнка, но после первой моей брошенной резко фразы все вопросы отпали сами собой.

Родила прямо перед своим днём рождения, в начале марта – купного мальчишку с карими глазами. По сморщенному красному личику было непонятно, на кого он похож, и я надеялась, что на меня, и не только глазами.

В Греции оформила пособие, неплохое. Много денег ушло на наблюдение за беременностью и сами роды – цены бешеные, но девчонки помогали. Выделили мне отдельную комнату, купили кроватку и всё необходимое. Когда получила первые деньги, отдала им за аренду – поблагодарила за помощь, как могла.

Сын радовал, даже несмотря на крики по ночам – мучали колики. Я старательно кормила грудью, питалась по схеме, выданной врачом, и давала ему специальные капли. Помогало мало, но к двум месяцам стало полегче. Девчонки радостно выдохнули – хоть и старались, по очереди качая Витьку на руках ночью, но вымотались сильнее меня – они ещё и работали.

В мае открылся новый туристический сезон. До меня дошли слухи, что на острове появился Расмус. Я быстро собрала свои вещи, вещи сына, попрощалась с девочками, и полетела в Эстонию к родителям. Познакомить с внуком и подальше от него.

Жалела только об одном – о тату, которую сделала тогда, на эмоциях.

Прав был тот татуировщик.

***

So when we found

That we could not make sense

Well you said that we would still be friends

But I'll admit that I was glad that it was over

Gotye feat. Kimbra «Somebody that I used to know»

– Виктор Викторович, – строго сказала моя мама, глядя на пухлощёкого карапуза, – Так делать нельзя.

Он нахмурился и надул губы. Снова попытался ухватить её за волосы, но она откинула прядь с лица, и улыбнулась.

– Такой хорошенький, Агата. Кто бы мог подумать.

Да уж.

– Папа скоро приедет? – спросила я осторожно.

– Да, через часик где–то. Агуш, ты не бойся его. Он, хоть и делает суровое лицо, но в глубине души радуется – внук всё–таки.

Я кивнула, и надвинула солнечные очки на глаза, прикрываясь от солнца. Витя захныкал, и я посмотрела в его сторону.

– Давай сюда, – вздохнула я, – Пора кормить.

– Доня, ты такая умничка. Я тебя кормила только месяц, а потом молоко пропало.

– Молоко не может пропасть, – сквозь зубы процедила я, прикладывая сына к груди, – Это советские мифы.

– Ой, ой, ой, – поцокала мать с улыбкой, – Какие мы образованные. Корми лучше молча, не умничай. Будешь чай?

Я кивнула и погладила щёку сына кончиком пальца, чуть нахмурившись. На подбородке начала вырисовываться ямочка как у отца и взгляд стал таким… Тяжёлым. Вздохнула, улыбнулась ему, когда он посмотрел своими глазюками, не отрываясь от моей груди; жадно глотая и причмокивая; сминая крошечной ладошкой мою кожу, покрытую белыми растяжками.

– Ешь, Витька, – приговаривала я, чуть покачиваясь, – Вот буду кормить тебя лет до трёх, а потом всё – до полового созревания женских титек не увидишь.

Он улыбнулся, не выпуская сосок изо рта, а у меня защемило в груди – ну до чего же забавный он получился. Ещё и не говорит, а уже понимает каждое слово.

Когда сын стал баловаться, оттягивая беззубыми дёснами мою кожу, я поморщилась и забрала у него чудо–природы с молочными железами, уложила на одеяло и потрепала по макушке с тонкими чёрными волосками. Мама принесла холодный чай с лимоном, мы устроились на газоне, глядя как малыш пытается ползти, задирая голую попку к верху.