Абрахам Каллински остановился перед домом в самом конце Империал-стрит. К удивлению Эммы, он оказался больше и выше остальных и в отличном состоянии. Ставни были открыты, на окнах висели белые накрахмаленные занавески.

– Вот мой дом, – показал он, и его лицо озарилось такой радостью, что Эмма была тронута. Он расправил плечи, и гордость зазвучала в его голосе.

– Ну вот, теперь все у вас будет хорошо, – сказала Эмма, – мне было очень приятно вас слушать, мистер Каллински. Было очень интересно. Надеюсь, вы чувствуете себя лучше. До свиданья, мистер Каллински. – Она протянула ему сверток, милая улыбка играла на ее лице.

Абрахам Каллински смотрел на эту девушку, которая не была еврейкой и так великодушно пришла к нему на помощь, отнеслась с большим сочувствием, посвятила ему уйму времени. Сочувствие было здесь редкостью. Он взял ее за руку, желая удержать.

– Пожалуйста, зайдите на минутку, пожалуйста. Я хочу познакомить вас с моей женой, миссис Харт. Ей захочется поблагодарить вас. Она будет вам очень признательна за оказанную мне помощь, столь бескорыстную. Прошу вас.

– Ах, мистер Каллински, в этом нет никакой необходимости. И мне нужно идти.

– Пожалуйста, только на минуту, – упрашивал он с кроткой мольбой в глазах. – На улице жара, и вы устали. Позвольте нам пригласить вас в дом. Быть может, вы выпьете чашку чая и передохнете.

Эмма притомилась, ей хотелось пить, но ей не хотелось быть назойливой. К тому же ей вовсе не улыбалось оказаться одной в Лейландз, особенно ближе к вечеру.

– Я действительно не могу, – начала Эмма нерешительно. Больше всего ей хотелось воды.

Заметив ее колебания, Абрахам Каллински взял инициативу в свои руки. Он подвел Эмму к двери и распахнул ее.

– Ну же, идемте, – настаивал он, – небольшая передышка пойдет вам на пользу.

Он провел ее в дом. Они прошли прямиком в просторную кухню, которую, как показалось Эмме, использовали не только по этому назначению. Женщина, стоявшая у плиты, обернулась на шум открывающейся двери. Глаза ее широко распахнулись:

– Абрахам! Абрахам! Что с тобой случилось? – воскликнула она, бросаясь навстречу и все еще сжимая в руках ложку. – Да у тебя вся одежда в грязи, и посмотри на свое лицо! Ах, Абрахам, на тебя напали! – Она взяла его за руку, страдание и страх смешались на ее лице.

– Погоди, Джанесса, не расстраивайся, – произнес он самым ласковым голосом и нежно посмотрел на нее, он обожал жену. – Я не ранен. Лишь небольшая царапина. Пустяковая стычка, вот и все. Я поскользнулся и упал на Норт-стрит, а двое хулиганов швырнули в меня камнями. Ты знаешь, как это бывает. – Поддерживая Эмму под локоть, он пропустил ее вперед. – Это госпожа Харт, Джанесса. Эмма Харт. Она спасла меня, а им задала такого перца, что те пустились наутек, забыв о камнях. А потом проводила меня до дома, она такая отважная.

Джанесса Каллински отложила в сторону ложку и крепко пожала руки Эммы.

– Мне так приятно познакомиться с вами, миссис Харт. Благодарю вас! Спасибо, что выручили моего мужа. Это было так великодушно, так бесстрашно! Вы и сами могли легко пострадать. – Она улыбнулась Эмме с искренней благодарностью и продолжала задушевным тоном: – Пожалуйста, проходите! Садитесь. Позвольте мне предложить вам что-нибудь. Вам жарко, и вы устали.

– Я тоже счастлива познакомиться с вами, – вежливо отозвалась Эмма. – Спасибо, миссис Каллински. Будьте добры, дайте мне, пожалуйста, стакан воды. – Джанесса подвела Эмму к стулу и почти силой усадила.

– Конечно, я с радостью подам вам стакан воды, но вы также должны выпить чаю с лимоном. Пожалуйста, отдохните немного.

Каллински тут же появился с водой. Эмма с нетерпением приняла стакан и неожиданно почувствовала, как уютно присесть после долгих и утомительных хождений по улицам. Она лишь сейчас начала ощущать, как сильно устала.

Абрахам подошел к жене, готовившей ужин в другом конце кухни, и отдал ей сверток.

– Здесь хала, Джанесса. Боюсь, она упала на улице, когда я споткнулся, но не думаю, что она испортилась. – В его глазах блеснул огонек. – Даже не помялась. – Он посмотрел на Эмму. – Извините, пожалуйста, я на минуту. – Он склонил голову со свойственной для него степенной учтивостью и ушел наверх.

Эмма обежала взглядом кухню. Она была просторна и мила, более чем прилично обставлена: диван и несколько мягких стульев, буфет, широкий стол в окружении еще шести стульев. Стол ярко сиял белоснежной скатертью в затухающем послеполуденном свете и был накрыт на четверых. Привлекательные обои были строгого вкуса, а ковер на полу – хорошего качества, как и вся прочая обстановка. Эмма наблюдала, как Джанесса приготовила чай и разлила его по стаканам. Она была выше и стройнее своего мужа, с хорошей фигурой. Ее свежее личико было скорее мужественным, чем красивым, округлое, со славянскими чертами, с мягкими полными губами. Прямые черные блестящие волосы были отброшены назад и локонами спускались по ее шее, из-под тонко очерченных темных бровей смотрели голубые глаза. На ней было черное ситцевое платье и чистый белый фартук, прибавлявшие царственности ее величию. Эмма подумала, что ей уже под сорок.

Через несколько минут вернулся Каллински. Он уже отчистил пыль с брюк, сменил пиджак и промыл ссадину на щеке. Он вымыл в раковине руки, что-то негромко сказал жене и подошел к Эмме. Джанесса принесла чай на небольшом подносе. Она подала один стакан Эмме.

– Я знаю, это взбодрит вас лучше, чем вода, госпожа Харт, – пробормотала она и села напротив Эммы.

Эмма поблагодарила ее и отхлебнула чаю. Это был изысканный напиток. Лимонный аромат шел от плавающей в нем дольки лимона. Чай был сладкий и горячий. Эмме никогда прежде не приходилось пить чай с лимоном, но она удержалась от этого замечания, желая, как обычно, выглядеть сведущей и светской юной леди.

Миссис Каллински все свое внимание обратила на мужа.

– Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь, Абрахам? Приступов нет? Больше нет болей в груди? – Она не могла скрыть своей тревоги.

Каллински взглядом предупредил Эмму и быстро ответил:

– Нет-нет! Ничего такого, Джанесса. Пожалуйста, не волнуйся. Я совершенно оправился от падения.

Жена нахмурила лоб и задумалась, но, кажется, поверила словам мужа. Абрахам отхлебнул чаю и спросил Эмму:

– Вы далеко живете от Лейландз, миссис Харт?

– Совсем рядом. Вы знаете „Грязную утку” на Йорк-роуд? – уточнила девушка. Каллински кивнул. – Так вот я живу в получасе ходьбы оттуда, на другом конце этой улицы, в противоположную сторону от Лейландз.

– А, понятно, – ответил хозяин дома. Он посмотрел на часы. – Уже позже, чем я предполагал. Когда вернутся мои сыновья, а придут они совсем скоро, они проводят вас домой. В этих местах небезопасно для одинокой молоденькой дамы.

Эмма хотела было отказаться, но тотчас увидела здравый смысл этого предложения. Ей не хотелось подвергаться опасности в гетто и близлежащих кварталах, поэтому она сказала:

– Спасибо. Думаю, это превосходная идея.

– Это самое малое, что мы можем сделать, – вставила миссис Каллински. – Мы ведь не хотим, чтоб ваш муж волновался за вас. – Затем она добродушно заметила: – Без сомнения, вы очень торопитесь домой, чтобы приготовить ужин.

Эмма откашлялась, не ответив, всегда осторожная, когда предстояло довериться чужим людям. Но Джанесса Каллински приветливо смотрела на нее, и Эмма неожиданно для себя произнесла:

– Нет, мне не нужно готовить мужу ужин. Он служит в Королевском флоте. Когда он в море, как сейчас, я живу одна.

– Одна! – воскликнула миссис Каллински, и ее лучистые глаза заволокла тревога. – У вас нет семьи? – Мысль о том, что эта девушка живет в Лидсе без родных, привела в ужас Джанессу, привыкшую жить в большой, сплоченной и дружной общине, где все помогали друг другу и каждый защищал соседа.

Эмма покачала головой:

– Нет, Бабушка мужа умерла недавно. У нас больше никого не осталось. – Она заметила, как огорчилась миссис Каллински, и поспешила добавить: – Но ведь мы вдвоем. И у меня все в порядке. Правда. Я живу в хорошем доме в спокойном районе. Мне сдает комнату очень милая женщина.

Супруги обменялись быстрыми понимающими взглядами. Абрахам кивнул в ответ на молчаливый вопрос жены, который она, как обычно, задала ему взглядом своих выразительных глаз. Джанесса Каллински наклонилась вперед, сложив пальцы рук, ее широкое лицо сияло благожелательностью.

– Если вам не надо немедленно идти домой, если у вас нет других неотложных дел, может быть, вы останетесь и разделите с нами праздничный ужин? Нам будет чрезвычайно приятно.

– Ах нет, я не могу. Право же, не могу, – возразила Эмма. – Вы очень добры. Но я никак не могу. – Она покраснела, опасаясь, как бы гостеприимные хозяева не подумали, что она напрашивается на приглашение. – Благодарю вас. Вы очень добры. Но я не хочу надоедать вам.

– Чепуха! – воскликнул Абрахам. – Вы вовсе не будете надоедать. Боже правый, после всего, что вы для меня сделали сегодня! – Он поднял руки перед собой и, поведя несколько раз ладонями вверх, продолжал: – Как же нам отблагодарить вас? Пожалуйста, оставайтесь на праздничный ужин, окажите нам эту честь.

Увидев недоумение на лице Эммы, он объяснил:

– В субботу у нас праздник – Шаббат. Он начинается на закате в пятницу, и мы всегда отмечаем начало священного дня за праздничным столом.

– Понятно, – кивнула Эмма. Беспокойный огонек зажегся в ее глазах, и взгляд ее обратился к часам на каминной полке.

Абрахам проследил за ее взглядом и кивнул, тотчас угадав, о чем она думает:

– Не беспокойтесь! Не беспокойтесь! Наши сыновья проводят вас домой после ужина. – Его слова звучали убедительно. – С ними вы будете в безопасности, даже если уже стемнеет.

– Но я… – начала было Эмма.

– Решено, миссис Харт, – мягко, но все же с решительным видом вмешалась Джанесса. – Вы выглядите усталой. Конечно же, из-за этих передряг с хулиганами. Еда поддержит вас. Восстановит силы. Вам понравится. – Она подалась вперед и похлопала Эмму по руке. – У нас всего много. Больше, чем нужно, чтобы накормить еще одного человека, такую почетную гостью. Пожалуйста, чувствуйте себя свободно, а когда придут Дэвид и Виктор, они тоже будут вам очень рады. И поблагодарят за помощь их отцу. Да-да, они будут польщены, если вы разделите с нами праздничный ужин.

Эмма уступила под напором доброты и убедительности доводов миссис Каллински. К тому же она снова почувствовала голод, а в доме миссис Дэниел ее не ожидало ничего особенно вкусного. И из кипящих на плите горшков доносились восхитительные манящие запахи.

– Благодарю вас. Буду счастлива к вам присоединиться, если не помешаю.

Каллински просияли, и Джанесса вскочила и подлетела к плите, чтоб проследить за кипящим в кастрюлях ужином. Заглянув во все кастрюли, она вновь обратилась к Эмме:

– Я думаю, вы прежде не пробовали еврейских блюд, но вам непременно понравится. – Она повернулась, держа в руке крышку от кастрюли, и утвердительно кивнула. – Да, я знаю, вам очень понравится. На первое будет куриный суп с шариками из мацы, они похожи на йоркширские клецки, только поменьше, а затем жареный цыпленок с хрустящей корочкой, золотистый и сочный, с морковью и другими овощами из супа. А напоследок – медовые лепешки и чай с лимоном. Да, все это вкусно, вот увидите… – Джанесса умолкла, недоговорив, и повернулась к двери. Дверь открылась, и женщина просияла от удовольствия и гордости, когда вошли ее сыновья. Увидев Эмму, сидящую у камина, они остановились и, немало удивившись, с интересом воззрились на нее.

– Дэвид! Виктор! Идите познакомьтесь с нашей гостьей. Почетной гостьей, ведь она сегодня вызволила вашего отца из беды самым чудесным образом. Замечательная девушка, – сообщила Джанесса, шумно закрывая кастрюлю крышкой. Она вытерла руки кухонным полотенцем и поспешила к своим сыновьям. Затем энергично провела их в комнату. – Ну же, мальчики, это Эмма Харт. Миссис Харт. – Она подвела их к Эмме, сияя от радости. – Это Дэвид, – сказала она, представляя юношу повыше. – А это Виктор.

Каллински-младшие поздоровались с Эммой за руку и поблагодарили ее за то, что она пришла на выручку отцу. Затем они прошли в другой конец кухни и сели рядышком на диван.

Глаза Дэвида сузились, когда он заметил выступивший на щеке отца сине-черный кровоподтек, сама же щека отекла и распухла. Он тихо и почтительно обратился к Абрахаму:

– Что случилось, отец? – Но в глазах юноши зажегся недобрый свет, и он изо всех сил старался сдержать нарастающий гнев. Он знал, что это опять было делом рук ярых антисемитов.

Тот не спеша рассказал о случившемся, не упуская ни малейшей детали и с жаром превознося отважный поступок Эммы. Пока он говорил, Эмма с растущим интересом смотрела на юношей, сравнивая их.

Дэвид и Виктор Каллински были совершенно непохожи друг на друга, как неродные. Дэвид, старший, которому уже исполнилось девятнадцать, был высок, как и его мать, и хорошо сложен. Джанесса одарила его своими красивыми синими глазами, но синева его глаз была темнее и глубже. Овал и черты его красивого открытого лица говорили о славянском происхождении его матери. От отца он унаследовал шапку черных волнистых волос и его легкость в общении, но, в сущности, Дэвид Каллински был даже более общительным, живым и энергичным, чем Абрахам. Дэвид был и инициатором, и исполнителем, честолюбивым, умным и заводным. Если в его быстрых синих глазах и был легкий отблеск цинизма, о нем заставляло забыть добродушие его широкой улыбки и дружеская манера поведения. Дэвид был умен, обладал интуицией и всей душой своей, всем сердцем стремился к единственной цели – добиться успеха. И, прекрасно зная истинную суть человеческой натуры, он жил, руководствуясь лишь одним-единственным правилом: выживает достойнейший. Но он стремился не просто выжить, а обрести богатство и жить на широкую ногу.