Один из слуг указал на меня кнутом. Я сделала глубокий вдох и подошла к краю аллеи. Подняла глаза, пытаясь отдалиться от ужаса сцены. Я отказывалась сдаваться беспомощному чувству быть обнаженной и выставленной напоказ перед безликой толпой. Они метались вокруг меня, будто проклятые души в аду, опаляя горячим дыханием, касаясь меня руками. Я отбилась от них и ускорила шаг.

Никому не удалось сделать что-то большее, чем едва коснуться моей обнаженной кожи. Я считала это победой. Взгляд Вайнмонта все еще излусал восторг, хотя глазами он часто метал кинжалы в тех, кто тянул руки, чтобы коснуться меня.

Когда я вернулась к нему, он протянул мне ладонь, чтобы помочь сойти с подиума. Я не приняла ее.

— Ну, теперь, когда мы покончили с легкой частью, давайте перейдем к главной! — Оукмэн, как всегда, поддавал жару на развлечениях.

Я уставилась на Вайнмонта.

— Подождите, не это была главная часть?

Вайнмонт не выказал ни единой эмоции, просто взглянул на меня. Ему как-то удавалось сохранять стойкость, даже когда я чувствовала, как вокруг меня бушует буря.

— Ведите их наверх, — прорычал голос.

Вайнмонт сжал мою руку и толкнул перед собой в сторону лестницы и дерева. Гэвин и Брианна шли впереди меня. Когда они добрались до вершины, я услышала металлический лязг. Брианна взвизгнула.

— Мы еще даже не причинили тебе боли, — смех Оукмэна заразил всю комнату, пока не превратился в какофонию бездушного веселья.

Я сделала последний шаг. Брианна снова начала всхлипывать. Гэвин выглядел отстраненно, как будто ничего из этого его не касалось. Они оба были прикованы лицом к дереву. Вайнмонт направил меня к оставшемуся пустому месту напротив ствола. Он поднял мои запястья и застегнул оковы вокруг каждого. Стянул цепь сверху и присоединил ее в центре оков. Затем закрепил мои лодыжки с помощью кандалов у основания дерева.

Я дрожала. Не могла перестать. Не могла оставаться сильной перед тем, что, знала, грядет. Оукмэн стоял и любовно водил кнутом по руке. В медленном движении, держу пари, кожа на нем ощущалась гладкой и эластичной. Но, если хлестнуть им, он разорвет мою плоть. Моя дрожь усилилась до такой степени, что слышался лязг кандалов, что звенели друг напротив друга.

— О, я могу это исправить. — Оукмэн дернул за цепь, свисающую с барабана рядом с ним. Это подняло наши руки вверх, пока все трое не прижались к дереву. Металл впивался в наши запястья и лодыжки, а спины были выставлены напоказ.

— Ответьте все. С годами становится все лучше, не так ли?

Согласие едва ли было слышно. Даже несмотря на то, что прожектор светил мне прямо в лицо, я чувствовала, что они все ждут, смотрят. Тревога пронзила меня с осознанием. Что может оказаться настолько увлекательным, чтобы заставить одичавших зверей перестать галдеть и совокупляться?

Я попыталась повернуться, чтобы посмотреть на Вайнмонта, попытаться пробудить в нем желание освободить меня, спасти меня, отпустить. Мне не удалось его увидеть. Ослепляющий свет и тесные оковы подавляли. Я ждала, кровь от кандалов уже стекала по предплечьям. Боль в моих запястьях и лодыжках росла с каждой секундой, металл врезался глубже с каждым новым вдохом.

— Двести пятьдесят лет гордости. И этот год — лучший из всех. Двадцать пять Балов Приобретений, двадцать пять ударов кнутом для каждого из наших гостей.

Толпа одобрительно взревела.

Я не смогла остановить рыдание, которое с шумом вырвалось из моих легких. Брианна начала кричать, ее голос превратился в визг, способный пустить кровь из ушей. Он затих, приглушенный платком Рэда или каким-то другим кляпом.

Мои мысли рассеялись, лишив возможности сосредоточиться на чем-либо. Я закрыла глаза и заставила себя думать о том, почему я здесь. Папа. Он оказался перед глазами, как только я их закрыла. Стоял рядом со мной, когда я проснулась в больнице. Убирал волосы с моего лица, даже когда мне наложили повязки и привязали к кровати. Разве это сильно отличалось? Я истекала кровью, была связана, колебалась между миром, который знала, и тем, который могла только представить. Но теперь, вместо того, чтобы сломать его, мои страдания его спасут. Слезы скатились по моим щекам и исчезли. Я вынесу это. Все это.

— Ну, кто хочет быть первым? — голос Кэла прорвался сквозь мои воспоминания.

— Это буду я, — сказал Вайнмонт, его голос звучал сурово, источая силу.

— Какой же ты молодец. Вот, держи. Заставь ее считать, — рассмеялся Оукмэн.

Вайнмонт встал позади меня и томительно провел рукой по моей коже, пока кнут покоился в другой. Его прикосновение было теплым, чуть нежным. Я позволила себе почувствовать его хотя бы на секунду. Позволила себе представить, что он заботился обо мне, что он прикасался ко мне, как прикасался бы любовник, что он не причинит мне вреда.

Тепло исчезло. Вайнмонт отступил.

Я затаила дыхание. Казалось, вся комната перестала дышать. И затем меня охватила боль. Я не поняла, что закричала, пока звук не умер в моих легких от силы следующего удара.

— Он действительно не щадит сил. Он может стать вашим следующим Сувереном, леди и...

Я не могла расслышать слов, ничего не различала, кроме звука моей боли. Это был мой крик, выедающий пустоту внутри меня, заставляющий мои уши кровоточить. Агония, которой я никогда не чувствовала прежде, вспыхивала у меня на спине. Линии разрушения. Я чувствовала, как моя кожа разрывается с каждым его злобным ударом. Кровь струйками стекала по моим ногам. Она ощущалась так же, как несколько лет назад, когда стекала по моим рукам. Но на этот раз ущерб был больше и не обещал освобождения от этой жизни.

Я кричала, пока мой голос не пропал, легкие больше не работали от воздуха. Тело горело везде. Моя кровь брызгала на Брианну, чей приглушенный крик пришел на смену моему.

Я не могла дышать. Я не могла видеть. Я разрушалась.



ГЛАВА 14

 

СТЕЛЛА

Мама провела теплой рукой по моему лицу. Даже в темноте я знала, что это она. Она шептала мне утешающие слова, убеждая, что боль — временная, и скоро исчезнет. Острые жала теперь были далеко. Все вокруг меня было мягким, теплым. Меня любили. Я была довольна.

Моя спина ощущалась прохладной, онемевшей. Что произошло?

Я пыталась рассказать маме, как сильно скучаю по ней, как я рада, что она вернулась. Она так давно ушла. Куда она ушла?

— Шшш, поспи. — Мама подтянула одеяло до моей талии, от чего по ногам разлилось тепло.

— Давайте, попробуйте вставить ее чуть глубже, пока она ничего не чувствует. — Теперь она говорила с кем-то другим.

После меня накрыл глубокий сон без сновидений.

* * *

Звук щебетанья птиц вытащил меня из приятной темноты. Я едва узнала стены, окна, стеганые одеяла — все проносилось у меня в воспоминаниях. Я лежала на животе.

Стряхнула сонливость и подняла голову. Мучительная боль пронзила мою спину. Я со стоном вернулась в прежнее положение.

— Стелла, — это голос моей матери? Нет. Нет, это Рене. Мама умерла.

— Рене? — я едва смогла выговорить, голос охрип.

Это трубка в моей руке?

— Я здесь. Не волнуйся. Ты хорошо поправляешься. Хочешь вернуться обратно?

— Обратно?

— Ко сну. Семейный доктор Вайнмонтов находился здесь в течение последних трех дней, давая тебе снотворное, чтобы ты могла исцелиться. Я могу позвать его, чтобы он ввел еще одну дозу, если боль тебя слишком беспокоит.

У моего мозга возникла проблема с «включением». Надо мной висела капельница и прозрачная жидкость капала в ней в неспешном темпе.

Я повернула голову, чтобы посмотреть на Рене. Ее обеспокоенное лицо вызвало ужасное воспоминание. Бал, пытки, Вайнмонт, кнутом сдирающий кожу с моей спины.

Всхлип поднялся и застрял в моем сухом горле.

Рене в отчаянии сцепила руки.

— Я позову доктора Ярбро.

— Нет, — прохрипела я.

Я боролась со слезами, хотя несколько из них сбежали и упали на мою белую подушку. Мы долго молчали. Бал воспроизводился в моем сознании как неописуемо яркий кошмар — маски, жестокость, насилие и боль. Отчетливее всего я вспомнила Вайнмонта, который первым вызвался отхлестать меня, вспомнила, как он стегал меня сильнее и сильнее с каждым ударом, пока я не отключилась от боли.

Как я могла хоть что-то чувствовать к нему? Каждый удар кнутом убил все, что искажало эмоции в моем сердце. Какая радость. Чувство предательства меня было заменено яростью, неукротимым гневом. Я добавила их в ячейку в моей груди, ту, где я прятала свою грусть. Она была полна до краев, готовая взорваться всеми негативными эмоциями, которые я ощущала. Тем не менее, я все больше копила их внутри, отравляя себя, удерживая горечь и ненависть.

Я попыталась успокоить свое дыхание. Каждый раз, когда мои легкие набирали слишком много воздуха, моя спина ощущалась, словно сейчас порвется. Рене выглядела почти такой же белой, как моя наволочка, и продолжала заламывать руки.

— Вайнмонт?

— Я его не видела. С тех пор, как он привез тебя обратно. Он был… Ну, он был в плохом состоянии. Люций и Тедди должны были с ним поговорить.

— Устал хлестать меня, не так ли?

— Нет, не так. Это что-то сделало с ним. Я не знаю.

— С ним что-то сделало, говоришь? — Я попыталась крикнуть, но слова превратились лишь в хриплый звук. Попытка заставила меня застонать.

— Я имела в виду. Я... я имела в виду... — Она резко поднялась и приблизилась, чтобы прикоснуться к моей руке.

Мне хотелось отдернуть ее, но я не посмела двинуться.

— Я имею в виду, что никогда не видела его таким. Он продолжал просить меня исправить это, вылечить тебя. Он сам попытался обработать твои раны до того, как прибыл доктор Ярбро. Не позволял никому прикасаться к тебе. Он сидел здесь с тобой и говорил, как сожалеет, снова и снова. Не уходил, пока не пришли Люций и Тедди. Только Тедди удалось достучаться до него. С тех пор я не видела мистера Синклера.

Я не могла представить себе того, что она рассказывала. Сожаление казалось совершенно чуждой эмоцией Вайнмонту. То, как он меня бил, было вторжением не только в мое тело. Он вбивался в мою душу, укореняя страх так глубоко, что я не знала, смогу ли когда-нибудь избавиться от него.

Когда я сама нанесла себе ущерб, это дало мне освобождение, шанс на забвение. Когда это сделал Вайнмонт, он еще больше отнял меня у себя самой. Каждый удар становился новым набором решеток, сжимающихся вокруг меня и держащих в плену. Если он смог со мной сделать такое, что еще он захочет сделать, чтобы выиграть Приобретение? Что потребуется, чтобы победить?

— Я знаю, что это сложно. Знаю, — голос Рене прорвался сквозь мои темные мысли.

— Знаешь? Нет, ты не знаешь. — Я убрала пальцы подальше от нее и ее теплой хватки.

Рене опустилась на колени у моей постели, оказавшись на уровне моих глаз.

— Знаю, Стелла.

Нет, не знаешь.

— Откуда? Тебя клеймили и высекали? У тебя отбирали год твоей жизни? Тебе приходилось терпеть такого человека, как Вайнмонт? — Слезы стекали, оставляя мокрые пятна на моей подушке.

Темные глаза Рене были охвачены тревогой, и в ее груди, казалось, бушевала ярость. Она сделала глубокий вдох, как будто приняла решение, и начала расстегивать свою черную рубашку, ее пальцы оказались очень проворными. Затем она повернулась и убрала волосы с затылка. Там, черным и зеленым цветом была вытатуирована та же «V», что навек была вбита в мою кожу чернилами.

Она потянула свою униформу вниз так, что я увидела следы шрамов от кнута, пересекающихся на ее светлой коже.

— Что…

— Я была Приобретением миссис Синклер двадцать лет назад, — она снова посмотрела на меня, ее искренний взгляд обезоруживал.

У меня был бы меньший шок, если бы она ударила меня. В моем сознании мелькали миллионы вопросов, одни наслаивались на другие, прежде чем споткнуться перед еще большим количеством вопросов. Почему она осталась? Каким был ее год? Могла ли она помочь мне?

Рене встала и надела верх униформы обратно. Когда она стала отходить от меня, я потянулась к ней. Боль, словно молнией, ударила по спине. Она врезалась так глубоко, что я подумала: может, кнут достал и до моего сердца. Я закричала и опустила голову.

— Я позову доктора. Не двигайся, Стелла, милая. Пожалуйста, не надо. — И она выбежала из комнаты.

Мой разум вращался вокруг правды и неприятных ощущений. Рене все это время знала. Она знала, что случится со мной на балу. Почему она не предупредила меня? Слова Вайнмонта вернулись ко мне: чем больше я знаю, тем больше боюсь, и тем больнее будет.

Темная фигура поспешно вошла через дверь, Рене влетела сразу за ней. Прежде чем я смогла запротестовать — а хотела ли вообще? — мужчина принялся возиться с моей капельницей, и я отключилась.