Я попыталась договориться с мамой, чтобы она посидела с ребенком, пока я буду на работе, но Маша устроила грандиознейший скандал.

– Я хочу с тобой!.. Ты что, меня совсем-совсем не любишь?!

– Маша, мне нужно на работу…

Но все мои попытки что-то объяснить выливались в слезы, упреки, что я ее бросила, что половину детей до сна из школы забирают, что ей все надоело, что у нее горло болит, что воспитательница заставляет есть суп, а мальчик Дима на уроках толкается и не дает нормально учиться. А на фигурном катании у нее «волчок» не получается. Почти у всех уже получается, а у нее еще нет.

Я слушала и думала, что у меня, оказывается, совсем взрослый ребенок.

Без особой надежды на успех я позвонила на работу.

– Привет. Это Катя. У меня дочка заболела.

– Если ты собираешься не прийти, об этом не может быть и речи, – отрезал директор. – Тебя не было больше недели.

– Петр Александрович, я вас умоляю. Давайте я сейчас денек побуду дома, а то она разболеется, и мне придется потом две недели на больничном сидеть.

Мне в ответ прочитали целую лекцию о том, что я их бросила, что у них и так сейчас аврал, что у него (директора) болит горло, ему все надоело, что конкуренты толкаются и не дают нормально работать, а в издательстве, которое недавно открылось, вообще ничего не получается. У всех получается, а у них нет.

– Делайте что хотите! – заявил в итоге Петр Александрович.

– О'кей. Тогда я остаюсь дома, – быстро сориентировалась я.

Директор бросил трубку.

– Спасибо, – очень по-взрослому сказала зареванная Маша, вцепилась в меня и опять заснула.

В обед, когда Машку немного отпустило, она согласилась посидеть часик с бабушкой, а я смоталась (на троллейбусе!) на работу за документами.

Сесть поработать удалось только в одиннадцать часов. Соответственно, если бы световой день был подлиннее, я бы встретила рассвет за компьютером.

На следующее утро мне захотелось разбить зеркало. Кстати (вернее, некстати) вспомнилось, что Сергей мне уже два дня не звонил.

***

Позвонить Кате удалось только через три дня. Все силы уходили на разгребание текучки, выяснение отношений с начальством, которое не могло мне простить отпуска «в самый разгар». Как будто у нас когда-нибудь бывает не «самый разгар». А столицу тем временем непрерывно потрясали холодные грозы с градом. Синоптики бормотали нечто бессвязное про парниковый эффект и Гольфстрим, а москвички каждое утро решали, во что сегодня облачиться. В куртках было холодно, а в шубах… Вы представляете себе, как выглядит женщина в мокрой шубе? Вернее, в шубе, которая сначала промокла, а потом замерзла?

Все это я и рассказал Кате бодрым голосом, периодически делая страшные глаза, когда кто-нибудь пытался приблизиться на расстояние протянутой бумажки. Выяснилось, что и у Кати за окном дожди, только какие-то вялые, обложные и беспросветные. Она так произнесла слово «беспросветные», что у меня на душе стало сыро. Я разозлился.

– Мяу! – строго сказал я.– А ну прекратить! А не то ка-а-ак приеду! Ка-а-ак укушу за живот! Не посмотрю, что ты похудела… А я говорю, похудела! Я тебя в начале отпуска еле-еле на руках таскал, а в конце – помнишь?

Она помнила. И те бедуины возле отеля, наверное, на всю жизнь запомнили, как русский турист (несомненно, пьяный, как все русские) подхватил на руки девушку (несомненно, местную, потому что смуглую и красивую) и принялся бегать вокруг фонтана. И портье показывал мне большой палец за спиной хохочущей Кати.

– А солнышко помнишь? – не унимался я. – Как ты меня будила солнечным зайчиком? И как мы маслины ели? С косточками?

Катя начала пофыркивать в трубку – хороший признак. В конце концов она даже мявкнула мне. А потом еще раз, соблазнительно и протяжно. И принялась урчать. Совсем как на шезлонге в тени отеля.

Но тут в дверях возникло начальство, я быстро согнал с лица дурашливую улыбку и затараторил:

– Значит, завтра созвонимся еще раз и уточним тему. И рукопись желательно побыстрее.

– Побыстрее не получится, – мурлыкал телефон. – М-м-мяу-у-у-у!

Я постарался как можно плотнее закрыть трубку ухом. Не хватало еще директору узнать, что я уже полчаса болтаю по межгороду по личным делам.

– Ладно, расслабься. – Катя почувствовала напряженность моего молчания. – Иди работай себе. О, а у нас солнышко! Ну все, пока.

– До свидания, – ответил я и положил трубку.

Директор смотрел на меня с каким-то странным выражением. На мгновение мне показалось, что он сейчас скажет: «Эх, Сергей Федорович, хорошо вы отдохнули, да мало. Вы ведь уже пятый год отпуск не догуливаете. Вот вам два месяца за мой счет!»

Но директор сказал совершенно другое:

– А я уж думал, это никогда не кончится. «Подслушивал! – сообразил я.– Теперь гундеть начнет».

– А то надоело, – продолжил директор, – то град, то мороз.

И с тем удалился. Я оглянулся: за моим окном из-, за уже привычных грязно-серых лохмотьев пробивалось синее, как подснежник, весеннее небо. Внизу сновали люди. Многие из них то и дело останавливались и смотрели вверх, где зарождалась наконец нормальная апрельская погода.

***

Говорят, что контрасты в жизни очень нужны.

Например, контрастный душ укрепляет здоровье. По идее контрасты настроения должны укреплять психику. Если так пойдет и дальше, то скоро, я стану самым психически устойчивым человеком на планете!

Никогда бы не подумала, что не буду скучать по Сергею, когда вернусь домой. Уже скоро неделя, как я дома, а ни капельки не скучаю, у меня на это совершенно нет ни сил, ни времени.

Маша потихоньку выздоравливает, в четверг я уже даже оставила ее с бабушкой и пришла на работу. Все меня жалели. Я сначала не очень поняла почему, а потом посмотрела на себя в зеркало. Представляете, я забыла накраситься!

Совсем забыла. Ну то есть тональник, слава богу, наложила, а вот глаза… Они были маленькие, красненькие от недосыпа и компьютера – не глаза, а щелочки. Загар выглядел серым, а не коричневым, я смотрелась не стройной, а тощей, даже ноги казались кривыми. Рахит?

К середине дня я была уже совершенно измучена.

– Похоже, от Маши заразилась, – вяло отбивалась я от предложений пойти на обед.

От одной мысли о еде начинало подташнивать.

Наконец все свалили из комнаты и оставили меня в покое. Работать я была не в состоянии, поэтому откинулась на спинку стула, пытаясь вздремнуть, пока одна. Может, полегчает.

Разбудил меня телефонный звонок.

– М-да…

– Мяу! – бодро отрапортовала трубка. Как я, оказывается, по нему соскучилась!

Когда народ вернулся с обеда, я носилась по офису, жужжа и пританцовывая. За час успела разгрести все завалы на столе; составить отчет о проделанной работе; выпить чаю; найти у Ирки в столе косметичку и привести себя в человеческий вид; критически осмотреть себя в зеркале и обнаружить, что ноги у меня все-таки не кривые, а вот насчет тощей я явно погорячилась; позвонить двум подругам и сообщить им, что я вернулась из Египта… Я бы еще много чего полезного сделала, но поприходили с обеда всякие сотрудники. Сашка тут же начал ко мне клеиться.

– Катенька, как ты похорошела! Может, ты хочешь чего-нибудь, может, тебе помочь чем-нибудь?

– Да. Помочь. У меня машина не заводится.

– Какие проблемы? Поехали к тебе, все исправим.

– А поехали!

Я поняла, что такой шанс нельзя упускать. У меня сейчас нет времени заниматься машиной, а выходные на нее гробить будет жалко.

Я вышла на улицу и обалдела. Там началась весна. Солнышко сияло так, что пришлось зажмуриться. Пахло как в тропической оранжерее. Неужели у меня такой депрессняк был из-за простого перепада давления? Наверное, это старость – я начинаю реагировать на погоду.

Сашка довез меня до дома. Машина, естественно, завелась с полоборота. Я ласково погладила ее по панели.

– Ты тоже решила, что я тебя не люблю? Люблю. Я всех люблю. Поехали, я тебя вкусным бензинчиком покормлю.

Машина довольно заурчала.

***

В пятницу утром я понял, что «ну его лесом».

К обеду ощущения приобрели конкретность: я понял, что «ну его лесом такая жизнь без Кати». Возможно, она опоила меня каким-нибудь зельем. Или прикормила наркотиком. А может, Катя – мастер тантрического секса, получающий в постели непоколебимую власть над мужчиной. И что? И плевать! Хочу ее, причем, что совсем непонятно, не только в постели, но и просто рядом, чтобы можно было побродить по улицам, поговорить, послушать, как она хохочет. Ну и в постели тоже.

К 16.00 я обдумывал только способ, которым я доберусь до Катиного родного города. После некоторых колебаний решил на машине не ехать: всю неделю по радио твердили о гололеде, о том, что сразу на выезде из Москвы начинается открытый каток, совмещенный с кладбищем раздолбанных автомобилей. Поезд меня устраивал, так как был шанс, что я посплю в вагоне и не приеду выжатый, как супершвабра. Веселый и отдохнувший, я быстренько приму душ, а там…

Мысли про душ и про «там» привели меня в игривейшее настроение. Уходя, я чуть было не ущипнул Людочку за место, для этого предназначенное. Домой прилетел в рекордно короткие сроки, наскоро вымылся-выбрился, пошвырял в сумку для командировок все необходимое и понесся на Белорусский вокзал.

Заснуть в вагоне мне почти не удалось, но и уставшим я себя не чувствовал. Чувствовал себя бодрым, словно и не было рабочей недели, стычек с начальством и мерзкого градодождя. Кстати, этого отвратительного явления природы я как раз и не наблюдал, хотя всю ночь любовался ночной природой за окном, которое не занавешивалось по неясным техническим причинам.

На перрон, залитый апрельским – почти майским! – солнышком, я выскочил чуть ли не на ходу. Я уже знал, что сейчас первым делом куплю цветы, вторым – возьму такси и… А вот чего я не знал, так это Катиного адреса. В голове вертелось только koshka@mail.ru, но вряд ли таксист повезет меня туда, даже если я решусь ему такой адрес продиктовать.

Эффект неожиданности пропал. Пришлось звонить Кате, будить ее и вытягивать из бедняжки (ох, как не любила Кошка вставать поутру!) ценную контактную информацию.

И это было не единственное, чего я не предусмотрел.

Как раз в тот момент, когда я обнял свое теплое и слегка мокрое сокровище, в коридоре появился ребенок.

***

Ура! Ура! Завтра выходной!

Можно расслабиться. Можно уложить Машу спать не в девять, а в десять и спокойно поболтать перед сном. Можно не делать уроки, а поваляться на диване и вместе посмотреть какой-нибудь фильм.

Сегодня мы смотрим «Мери Поппинс». Когда я была маленькая, я его не очень любила, а Машка просто обожает, перематывает по несколько раз любимые места, особенно песни, и требует, чтобы я пела вместе с ней. В итоге фильм мы досмотрели часов в одиннадцать и еще минут сорок укладывались, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Завтра же выходной!

Утром меня разбудил телефонный звонок. Я не подошла. Ненавижу тех, кто звонит в субботу в (я посмотрела на часы) восемь тридцать (!) утра. Это явно какой-то псих ненормальный! Нормальный псих в такое время не позвонит. Потом зазвонил мобильник. Я испугалась, что сейчас этот придурок разбудит ребенка, и, чертыхаясь, пошла искать телефон, который кинула вчера неизвестно где. Схватила трубку.

– Да!

– Мяу!

Сергей? Злость слегка испарилась.

– Мяу? – повторила трубка.

– Мяу-то мяу. А обязательно было меня будить?

– Я не хотел. Короче, скажи мне свой адрес.

– Чего?

– Адрес. Свой. Быстро. Мяу.

– Улица Сухаревская, квартира 13.

– А дом?

– Что дом?

– Номер дома.

– Зачем?

– А-а-а!.. Киска, зайчик, солнышко, скажи мне номер дома и можешь поспать еще час.

– Почему час?

– Катька, скажи номер дома!

– Десять.

– Уф! Спи.

Трубка отключилась. Я тоже. Сказали: спи, я и легла, как послушная девочка. Но что-то меня мучило, что-то не давало заснуть окончательно, что-то сверлило в мозгу. Какая-то мысль, которая от недосыпа никак не могла оформиться.

Зачем ему мой адрес? Почему час? А что через час? Он еще раз позвонит?

Тут меня осенило. Я вылетела из постели и набрала номер Сергея.

– Мяу. Ты где?

– А черт его знает. Я тут у вас плохо ориентируюсь.

– У нас? Ты… э-э-э… а ты где? Сергей рассмеялся.

– Я в такси.

– В каком такси?

– В желтеньком таком. Тебе бы понравилось. Мне так хотелось поверить в то, что Сергей ко мне приехал! Но было так страшно, что он меня разыгрывает! Я не знала, что еще у него спросить, и затравленно замолчала.

– Эй? Эй, Кошка, я правда здесь. Я приехал. Буду у тебя минут через двадцать. Целую, пока.