Моника Маккарти - Созданы для любви

Тут Маккей очень кстати раскрылся, и Кеннет нанес ему очередной удар в челюсть.

– У Елены будет много работы перед свадьбой! – со смехом воскликнул Кеннет, навалившись на упавшего противника. Внезапно в глазах Маккея появилось нечто новое, и Кеннет замер на мгновение. – Она что, не знает об этом поединке? – спросил он.

– Верно, не знает, – ответил Магнус. – Да и никакой свадьбы не будет. – Он вдруг скинул с себя Кеннета и вскочил на ноги, атакуя его.

Но Кеннет знал, что соперник измотан, и потому умело тянул время. Наконец, ужасно уставшие, они оба повалились на траву, судорожно хватая ртом воздух. И тут Кеннет почему-то обернулся и посмотрел на замок. В маленьком дворике собралась горстка гвардейцев, а из главной башни выбежала стройная женская фигурка.

Разумеется, Маккей все понял. Рассмеявшись, он проговорил:

– Если ты решил сбегать за ней, то я подожду. – Заметив оскал Кеннета, Магнус добавил: – Спокойнее, мой друг. Неужели ты и впрямь хотел жениться на ней?

Кеннет почувствовал, как кровь прилила к лицу, но не подал виду. Его выдали лишь сжатые до побелевших костяшек кулаки.

А Магнус между тем продолжал:

– Не думал, что когда-нибудь стану свидетелем подобного. Интересно, а сама леди была столь же впечатлена?

– Заткнись! – крикнул Кеннет, поднимаясь на ноги.

– Или что? – спросил Маккей, тоже вставая.

Кеннету ужасно хотелось стереть с его физиономии эту ухмылку, но он снова взял себя в руки.

– Неужели ты дал ей все то, о чем она мечтала?! – со смехом продолжал Маккей.

Это и стало последней каплей. Кеннет бросился на противника, совершенно забыв про осторожность. И, потеряв над собой контроль, он проиграл поединок. Маккей отступил, проваливая атаку Кеннета, а потом, поймав того за рукав, бросил на землю.

Кеннет не мог бы сказать, сколько пролежал без сознания. А очнулся он от приветственных криков толпы, очевидно – не в его честь.

Проиграл! Все потеряно!

Он лежал на земле, не имея ни сил, ни желания подниматься, а Маккей стоял над ним, глядя свысока со снисходительной улыбкой.

– Твой характер – это твоя судьба, Сазерленд. Так будет всякий раз, пока ты не научишься владеть собой. Увы, без этого лучшим из лучших не стать.

Все было очень плохо, но хуже всего то, что Маккей оказался прав. Он, Кеннет, позволил своему темпераменту взять верх над разумом, ибо его мыслями овладела женщина.

Кеннет вздохнул и с трудом поднялся на ноги. Ему и прежде приходилось падать и вставать, но ведь сейчас он был так близок к своей мечте…

Однако Кеннет не собирался сдаваться. Он решил попасть в отряд Роберта Брюса и добьется этого! А леди Мария… Пусть только встретится ему на пути! Он проучит эту распутницу в монашеском платье!

Середина января 1310 года

Крылатый остров, Черные горы [7]

Кеннет не сдался бы даже в том случае, если бы ему пришлось пройти через пламя ада. Впрочем, другие были настроены не менее решительно. Да и вечный ад с его пламенем казался сущим пустяком по сравнению с несколькими неделями в зимнем тренировочном лагере Маклауда, затерянном в бесконечных ущельях Черных гор.

Вот уже несколько часов они то поднимались, то спускались по каменистым и местами обледенелым склонам Холмов. Кеннет многое испытал в своей жизни, но никогда еще не был таким измотанным и озябшим, как теперь. Зуб на зуб не попадал, и болела, кажется, каждая мышца его натренированного тела. Но намного труднее было держать в узде свой характер. «Теперь – только хладнокровие, – говорил он себе. – Этот проклятый лед должен быть еще и в моих жилах!»

Увы, хладнокровием Кеннет не отличался. А теперь его терпение испытывал не только этот мерзкий Маккей, но и с десяток других парней, таких же крепких, как и он сам. И надо ли говорить о том, что «трудных испытаний» для него больше не было, поскольку сама жизнь стала для Кеннета таким испытанием. Ведь приходилось, скрипя зубами и порой глотая обиды, доказывать, что ты еще на что-то годен. Радовало лишь то, что ему дали еще один шанс занять место в секретном отряде Роберта Брюса.

Из небольшой группы новичков, пришедших сюда вместе с Кеннетом уже более трех месяцев назад, остались только двое уцелевших в той безумной войне, в которую, не без участия Маклауда, превратились их тренировки. Один ушел после первой же недели, а другие задержались на несколько месяцев. Отдых был лишь на святки – на эти двенадцать дней от сочельника до Крещения.

Но причиной такого перерыва было отнюдь не человеколюбие. Просто Маклауд хотел провести какое-то время с дочерью и женой. Кеннет не знал, что чувствовали другие новички, сам же ощущал, что его надолго не хватит.

Маклауда тут звали «Старший». Здесь не называли по именам, у всех были прозвища, наверное – для сохранения тайны. Возможно, Кеннет и презирал бы Маклауда, да только «Старший» никогда не просил делать то, чего сам сделать не мог. Обычно он демонстрировал свои способности перед всеми, и редко кому удавалось превзойти его. Так было во всем. После нескольких месяцев зимой в горах Маклауд казался лишь немного уставшим, тогда как другие просто умирали. За это Кеннет и уважал Маклауда.

Маккей оказался почти таким же выносливым, как Маклауд. Проведя почти три месяца в горах в обществе Маккея, Кеннет в этом убедился. Впрочем, неудивительно. Ведь Брюс очень придирчиво отбирал людей в свой отряд.

Свадьба Маккея с сестрой Кеннета все же состоялась, но Елена была очень огорчена тем, что ее брат получил еще один шанс угробить себя (ему предстояло заменить того, кто занимался в отряде Брюса, пожалуй, самым опасным делом).

Впрочем, все попытки Кеннета усовершенствовать рецепт черного пороха, дававшего много дыма, не дали особых результатов, так что это оружие оставалось все таким же непредсказуемым и чрезвычайно опасным. Едва ли бы Кеннету удалось добиться того, чего добился когда-то Гордон. К сожалению, тот и не думал вести записи, что весьма осложняло дело.

Такие невеселые мысли вертелись в голове Кеннета, когда Маклауд наконец объявил привал.

– Устраивайтесь на ночь, – распорядился он.

С облегчением вздохнул не только Кеннет. Многие, как и он, несли на плечах тяжелые мешки, поскольку эти тропы были чересчур скалистыми даже для водившихся здесь оленей, не говоря уже о лошадях. Скинув мешок, Кеннет с наслаждением привалился к ближайшему валуну, огляделся и увидел, что не он один измотан. Ужасно устали и все остальные.

Даже Эрик Максорли, известный в отряде как Ястреб, не спешил шутить и веселиться. Впрочем, имен многих других в отряде Кеннет не знал. Эрик же в прошлом был мореходом. Отличаясь общительностью и щедростью на шутки, он не раз поднимал настроение в отряде. «Наверное, таким же был и Гордон», – порой думал Кеннет.

Упершись локтями в колени, он попытался расслабиться. Кеннет пытался вспомнить, когда за прошедшие несколько месяцев он столь же сильно уставал, – и не смог. Но не прошло и пяти минут, как его накрыла чья-то огромная тень. «Мрачный жнец»[8], – невесело подумал Кеннет, уже догадываясь, кто к нему подошел.

– Время отдыха закончено, рекрут! – раздался голос Маккея. – Сегодня вечером ты на карауле. Если, конечно, есть силы…

«Похоже, ублюдок получает от этого удовольствие», – подумал Кеннет. Сжав зубы, он поднялся на ноги и ответил:

– Разумеется, силы есть.

В отряде у Маккея было прозвище «Святой», но Кеннет предпочитал не использовать его – слишком уж далеким от правды оно казалось. Вот «Выкидыш Сатаны» подошло бы Маккею гораздо больше. Давно преследовавшая Кеннета Немезида все устроила так, что ему приходилось терпеть этого выскочку в качестве своего родственника, но он терпел его только ради того, чтобы получить позволение присоединиться к отряду Брюса. Однако оказалось, что никаких поблажек такое родство не давало.

Конечно, ему больше не предлагалось никаких «испытаний». Теперь вся его жизнь была одним сплошным испытанием, причем чаще для гордости, чем для тела. Никогда прежде он не делал столько черной работы. Здесь Кеннет быстро понял, что такое копать выгребные ямы, таскать бревна и торф для костра, чистить доспехи до мозолей и много-много, почти постоянно, стирать. Но, оглядываясь назад, он не мог не признать, что все эти моменты его жизни в лагере на самом деле были моментами отдыха.

– Вот и хорошо. И ты – тоже, – сказал Маккей, уже обращаясь к Ястребу, еще одному рекруту, оставшемуся от довольно большой группы новичков.

За свой строптивый нрав Кеннет получил прозвище Жеребец и поначалу не был обижен, но мерзавец Маккей стал именовать его «Гвоздик»[9]. Слышать это в свой адрес для Кеннета было нестерпимо обидно, однако приходилось терпеть.

Кеннет частенько вспоминал здесь леди Марию. С тех пор прошло больше четырех месяцев, но ее отказ и поспешный отъезд до сих пор вспоминались с болью. Кеннет был даже удивлен тем, насколько хорошо он запомнил Марию. Он вдруг подумал, что неплохо было бы увидеть ее после этих похождений в горах. Как она называла его тогда? Распутник? Но ведь он просто не отказывал дамам, которые желали его, – вот и все. Может, это даже к лучшему, что она бросила его. Менее всего он хотел в жены женщину, которая не понимала мужчин. Или не желала понимать…

– Займись ужином, – сказал Маккей другому рекруту. – Разведи костер, а потом можешь отправляться на охоту. Думаю, немного мяса нам сегодня не помешает.

Кеннет общался с этим парнем несколько месяцев, однако не знал о нем почти ничего – лишь видел, что он всегда одевался так, как люди с Островов. Новичок был крепким и сильным, – видимо, сказывалась кровь викингов. Впрочем, задача ему была поставлена под стать. Найти добычу в этом промерзшем горном лабиринте – такое задание могло бы стать еще одним подвигом Геракла.

Подумав об этом, Кеннет даже улыбнулся. Стоять тут в карауле было гораздо проще, чем охотиться.

Вытащив из мешка несколько теплых вещей, Кеннет направился в сторону от лагеря, размышляя о необычном великодушии Маккея.

– Куда ты? – остановил его голос наставника. – Будешь смотреть оттуда. Понятно?

Кеннет проследил за рукой Маккея – тот указывал на горный пик, до которого было добрых двести футов. Уставший после перехода, Кеннет понял: забраться на эту почти вертикальную стену из камня будет очень сложно.

За прошедшие несколько недель Кеннету приходилось плавать до боли в руках и часами ходить по горным тропам. Кроме того, он сражался на всевозможных видах оружия и отбивался одним лишь щитом от множества нападающих. Конечно, все это было вполне ему по силам, но все же слишком утомляло. А теперь еще и этот приказ…

Кеннет чувствовал на себе взгляды воинов; все они безмолвно смотрели на него и, как и Маккей, должно быть, ждали его ответа. И никто не вмешивался, все понимали, что это личное дело.

Инстинкт подсказывал ему, что надо отказаться. Отказаться прямо сейчас, в грубой форме, а затем уйти из отряда. Ведь идти к той скале – это было равносильно самоубийству. Одно неверное движение – и он полетит с многометровой высоты прямо на камни. Кеннет был уверен, что и Маккей понимал это – столь явственный вызов сквозил в его пристальном взгляде. Он как бы спрашивал: «Ну, как далеко ты пойдешь?»

«Буду идти, пока жив!»

Именно такой ответ был бы сейчас самым правильным. Но с другой стороны…

Собравшись с духом, Кеннет проговорил:

– Вы правы. Оттуда все будет видно намного лучше.

Глаза Маккея как-то странно сверкнули. Что это означало, Кеннет не знал, да и знать не хотел. Сейчас он хотел только одного – доказать в первую очередь себе самому, что он справится. Задача казалась почти невыполнимой, – но лишь почти.

Подойдя к крутому подъему, Кеннет услышал за спиной шаги и сразу понял, кто шел за ним, – ему не надо было для этого оборачиваться.

– Ничего-то вы не поняли за три месяца, – раздался голос шурина.

Кеннет обернулся и молча уставился на него. На сей раз ему даже не хотелось ударить мерзавца – настолько он устал.

– Если ты решил разбиться, не делай это без своего напарника, – сказал Маккей.

– Но мой напарник сейчас по вашему приказу ищет свежее мясо.

– Я не о том напарнике, – покачал головой Маккей. – Ты заставляешь меня волноваться. Я так привык видеть на твоем лице воинственность, что уже боюсь, ты и впрямь возненавидишь меня.

Маккей набросил на грязную шею длинный шерстяной шарф, прикрывая часть бороды. Как и все здесь, он не брился уже несколько месяцев.