Лорен Моррилл - Созданы друг для друга

И раз уж я, кажется, впервые в моей жизни собралась нарушать правила, то и выглядеть должна отлично. Я решительно хватаю единственную юбку, которую взяла с собой в Лондон. Она ярко-желтая, воздушная, чуть выше колен и круто сочетается с белым поло и высокими черными «конверсами». Но вот я смотрю в зеркало и вижу зубрилу. Этот наряд больше подходит для прогулок за городом, а не для лондонских домашних вечеринок. Я выгляжу как пятиклассница на загородной экскурсии.

За считаные минуты до того, как я упущу свой шанс (или до того, как у меня сдадут нервы), я подворачиваю пояс юбки, превращая ее в подобие мини, меняю поло на майку с тонкими бретелями, которую взяла для сна, а кроссовки – на босоножки Фиби. По крайней мере, я теперь выше и не чувствую себя гремлином. Мои волосы в ужасном состоянии, так что я просто собираю их в хвост, надеясь, что они выглядят нарочито небрежно (а не по-настоящему небрежно). Потом быстро наношу тени на веки, пытаясь создать эффект смоки-айс, но я ужасно тороплюсь, и все это больше похоже на то, что я спала рядом с угольной топкой. И вот я уже выбегаю (насколько вообще возможно быстро передвигаться на десятисантиметровых каблуках) за дверь. По дороге к лифту закидываю свой ключ под дверь миссис Теннисон. Мне хочется верить, что Джейсон уже ушел, и в то же время надеюсь, что он все еще дожидается внизу. Я по-прежнему не понимаю, почему Джейсон вообще позвал меня, а не Иви или кого-нибудь вроде.

Лифт еле ползет, и я уже начинаю сомневаться. Это плохая идея. Очень плохая. Я сбегаю, чтобы пойти на вечеринку в доме незнакомцев в незнакомой стране. Я подвергаю угрозе свой средний балл и свое личное дело (каким бы мифическим ни казалось его существование) – и все ради того, чтобы пойти на вечеринку с Джейсоном Липпинкоттом. Что я делаю?

Если это не чрезвычайная ситуация, то что тогда? Я достаю телефон и начинаю быстро набирать сообщение Фиби. Получилось что-то вроде: «Иду на вечеринку с Джейсоном Липпинкоттом. Я совсем сошла с ума и не ведаю, что творю». В конце концов, ну сколько может стоить одно маленькое сообщение?

Двери лифта открываются, и я вновь оказываюсь лицом к лицу с Джейсоном.

– Ну? Готова? – спрашивает он, и на его лице расплывается широкая улыбка.

У меня в руке вибрирует телефон.

«Вперед! Потом расскажешь все! Надень мои туфли! Ф.».

– Готова, – отвечаю я, бросая телефон в сумку к карманному томику Шекспира. – Пошли.

СПУСТЯ ПОЛЧАСА после невероятно дорогой поездки на такси я стою в гостиной роскошного дома. Моя юбка, как выяснилось, слишком короткая. Все вокруг выглядят так, будто только что сошли со страниц Vanity Fair. А мне, кажется, пора искать детский стол.

В углу мучает микрофон начинающий исполнитель (по крайней мере, он очень старается). Между двух колонок работает диджей, он выглядит совершенно неуместным на фоне антикварной мебели, обтянутой парчовой тканью с замысловатым орнаментом. Вообще всю мебель в этом доме можно описать одним словом – «величественная», и она совершенно не сочетается с панковато одетыми тинейджерами, которые сейчас на ней сидят, держа стаканы и бутылки всех форм и размеров в руках.

– Круто тут, да? – спрашивает Джейсон.

– О да, круче и быть не могло! – отвечаю я с неуместным энтузиазмом. Чувствую себя ботаником с головы до ног и от смущения начинаю нервно покачиваться на каблуках. Джейсон закатывает глаза.

– Пошли, найдем что-нибудь выпить.

О да! Давай выпьем! Просто сбежать посреди ночи недостаточно, надо, конечно, еще и напиться! Но Джейсон уже ловко лавирует в толпе и вот-вот скроется из виду за девушкой, похожей на богомола в кожаных штанах. Я бросаюсь за ним: нежелание оставаться тут в одиночестве перевешивает желание вести себя хорошо. И потом, кажется, сегодня уже поздно начинать вести себя хорошо.

Мы проходим через комнату и попадаем в кухню. Джейсон достает из шкафа два стеклянных бокала, каждый из которых кажется дороже, чем мой билет на самолет. Кухонный остров с мраморной столешницей заставлен бутылками и шейкерами. Джейсон смешивает в бокалах жидкости из нескольких бутылок и протягивает один мне. Как только бокал оказывается у меня в руках, я подношу его ко рту и делаю большой глоток. Я вообще не пью алкоголь, но сейчас все происходит как-то машинально, рука действует сама, прежде чем мозг успевает завопить: «Что ты творишь?!» Тренер Хаас убил бы меня на месте, если бы узнал, что я пью во время плавательного сезона.

В то же мгновение в горле появляются странные ощущения. Будто кто-то бросил туда горящую спичку. Как бы я ни хотела сейчас казаться крутой, мой организм меня выдает.

– Ох! – хриплю я, и лицо искажает жуткая гримаса.

– Ну, чокнемся! – говорит Джейсон смеясь. – Слишком крепко?

– Нет, нормально. – Я делаю еще один глоток (на этот раз осторожнее), гадая при этом, относится ли поговорка «В чужой монастырь…» и к Лондону тоже.

На этот раз горло жжет меньше, но вкус все равно напоминает жидкость для розжига, несмотря на то, что Джейсон щедро разбавил коктейль лимонадом. Я абсолютно уверена: по моим гримасам понятно, что я в выпивке новичок. Ну что тут скажешь? Моя мама – классический родитель из пригорода: она изо всех сил старается оградить меня от всех опасностей. Да я и сама уже ясно дала понять, что не люблю нарушать правила. Но сейчас я на вечеринке – на вечеринке в Лондоне – с кучей незнакомцев. А значит, тут должны действовать свои правила. И я была бы не прочь сейчас получить свой экземпляр инструкции.

– Впервые пьешь алкоголь, зубрила?

– Джулия, – отвечаю я, – и нет, не впервые.

Это даже не ложь. Бабуля Лихтенштейн всегда дает мне глоточек своего сладкого, как сироп, портвейна на Рождество. Это ведь считается, да?

– Как скажешь, – отвечает Джейсон, пожимая плечами и делая большой глоток из собственного бокала. – Слушай, я смешал некрепко, но ты все равно сильно не налегай.

Мне хочется думать, что Джейсон великодушно пытается уберечь меня от неловкости и/или опасности, но подозреваю, что это просто очередной подкол с его стороны.

– Ага, спасибо, – говорю я, но Джейсон уже ушел.

Похоже, он решил поделиться мудростью на прощанье, и уже через пять секунд я увидела его в другом углу кухни болтающим с потрясающей англичанкой, ей как-то удается выглядеть элегантно даже с ярко-розовыми прядями в волосах. Класс! Теперь я в своей слишком короткой юбке осталась одна на вечеринке, где никого не знаю. Просто ходячий пример того, как не надо делать. Я подношу бокал ближе к груди, чтобы защитить его от наркотиков, которые любят подсыпать девушкам на свиданиях насильники.

– Ну привет! – Я слышу резкий голос с отчетливым американским акцентом, поворачиваюсь и упираюсь в грудь очень высокого парня, который незаметно подкрался ко мне. Я смотрю вверх и понимаю, что имею дело с самым жутким из жутких ботанов, которых только можно вообразить: на волосах как будто полбанки геля, очки в тонкой металлической оправе красуются на прыщавом носу… (Я не злая, просто описываю все в точности как есть.)

– Эм-м… привет, – отвечаю я и одновременно оглядываю комнату в поисках наиболее удачного пути отступления.

– Отстойная вечеринка, да? – говорит он, опираясь локтем на столешницу и вторгаясь в мое личное пространство. – В посольстве вечеринки обычно намного круче.

– В посольстве? – спрашиваю я и тут же проклинаю себя за любопытство. Выходит, что теперь я стала добровольным участником разговора.

– О, ты тоже американка! – произносит парень, услышав акцент. – Да, мой отец – дипломат. Я знаком буквально со всеми. Со всеми, кто имеет вес в обществе то есть. Ну и стран я видел предостаточно.

Вот блин. Мало того что страшный, так еще и напыщенный. Идеальное комбо. Панель управления у меня в голове мигает красным и передает сигнал «ЭВАКУАЦИЯ! ЭВАКУАЦИЯ!».

– Это классно, да, – соглашаюсь я, продолжая подыскивать путь для отступления.

– Да уж, это точно, – продолжает парень, не замечая моего отчаяния. Похоже, он думает, что я очарована его нелепым бахвальством. – Понимаешь, мне всего шестнадцать, а уже трое сенаторов готовы написать для меня рекомендательные письма в Гарвард. Или в Йель – я еще не решил. Посмотрим, кто из них предложит условия повкуснее.

– Вау… это просто вау, – бормочу я вместо того, что реально хотела бы ему ответить. Иначе без «пошел ты» и «хвастливый урод» не обойтись. Я вновь подношу бокал ко рту и, чтобы скрыть отвращение и к выпивке, и к собеседнику, выпиваю все одним глотком.

– Налить тебе еще? – спрашивает парень.

– О да, конечно, – вручаю ему свой пустой бокал.

Как только парень отворачивается, чтобы наполнить его чем-то (кто знает чем?), я бросаюсь к ближайшему выходу и быстро прохожу в комнату. Оттуда ныряю в первую попавшуюся дверь, надеясь оказаться в ванной, но попадаю, похоже, в кабинет, набитый книгами в кожаных переплетах и пьяными тинейджерами. В центре стоит огромный письменный стол из красного дерева. Если бы не долбящие басы и витающие в воздухе гормоны, я бы чувствовала себя здесь почти как дома. Я плюхаюсь на жесткий лоснящийся кожаный диван и оказываюсь рядом с очередным парнем. На нем мятая оксфордская рубашка и пиджак в еще более глубоких складках. Золотой значок на лацкане выдает в моем соседе школьника. А низкий граненый бокал с коричневый жидкостью – пьяного школьника. Кажется, сейчас мне опалит волосы в носу запах алкоголя, исходящий от жидкости, – такой он сильный. И вдруг он становится еще сильнее: парень поворачивается ко мне и кладет свою тяжелую, обмякшую руку мне на плечо.

– Ну и как тебе вечеринка? – пробулькал он неразборчиво.

Я думаю о томике в моей сумке, о том, что я могла бы сейчас, сидя в горячей ванне, читать его истрепавшиеся страницы, испещренные заметками. И дня не прошло с тех пор, как меня поставили в пару с Джейсоном, а все мои худшие страхи уже стали реальностью. Я будто бы оказалась в какой-то ужасной, дурацкой и чересчур реалистичной видеоигре, где герой должен застрелить как можно больше пьяных старшеклассников. Неужели все вечеринки такие?

Если да, то я не особо-то много пропустила. Книжка словно пульсирует в сумке, осуждая меня за глупое решение прийти сюда.

– Много шума из ничего, – вдруг бормочу я и тут же начинаю сожалеть о своих словах.

– Че?

Я чувствую, как покрываюсь красными пятнами от раздражения.

– Э-э, ну пьеса. Там героиня – девушка по имени Беатрис, – продолжаю я свою мысль, как будто мой собеседник настроен сейчас на лекцию по литературе.

Но, очевидно, он не настроен, потому что вдруг подтягивает меня поближе и говорит:

– Эй, Беатрис, не хочешь подняться со мной наверх?

– Э-э-э, нет. Я не Беатрис, – говорю я, выворачиваясь из его объятий. – Беатрис – это героиня пьесы «Много шума из ничего».

– Да-да, действительно очень шумно, – отвечает парень с похотливой улыбкой. – Пошли.

Он хватает меня за руку и тянет с дивана, но от волнения ладони у меня жутко вспотели. Парень подается назад, чтобы заставить меня встать, но его рука соскальзывает с моей. Пошатываясь, он делает несколько шагов назад и, не сумев восстановить равновесие, снова пятится. В этот момент ему под ноги попадается стоящий у него за спиной стеклянный кофейный столик. Очевидно, что парень слишком пьян, чтобы как-то устоять или хотя бы попытаться остановить падение. Он вообще, похоже, находит все происходящее забавным. Но ровно до тех пор, пока его пятая точка не касается стеклянной столешницы.

Грохот заглушает все – и музыку, и смех, и разговоры гостей, которых больше пятидесяти человек. Все замолкают и переводят глаза на пьяного парня в куче разбитого стекла посреди комнаты.

Я первая прихожу в себя (вероятно, потому что я самая трезвая из всей толпы) и бросаюсь к парню, чтобы помочь ему встать. Удивительно! Кажется, на нем чудесным образом не осталось ни одной царапины, но если он попытается встать из кучи битого стекла без посторонней помощи, то порезов не избежать.

– Что за черт? – раздается визгливый голос высокой блондинки. Она, покачиваясь, вошла в комнату на таких невероятных шпильках, что мои босоножки рядом с ними выглядят просто как пинетки для новорожденного. По ужасу в ее взгляде я догадываюсь, что она хозяйка сегодняшней фиесты.

Как ни странно, первым отвечает ей пьяный парень. Сидя на полу, он лепечет что-то нечленораздельное про Беатрис, которая обещала пойти с ним наверх. И затем указывает вялым пальцем в мою сторону.

– Меня зовут не… – начинаю я, но меня тут же прерывают.