И я отчетливо услышала в голове мамин голос: «Ей ничуточки не жаль. Она переживает лишь из-за того, что ее поймали». Ненавижу, когда мама говорит такое, но не стану врать: глядя на бледное лицо Иви, на мгновение я даже почувствовала злорадное удовольствие. Тем временем миссис Теннисон убрала ее телефон в свою старую страшную гобеленовую сумку, набитую путеводителями.

– Да уж, не сомневаюсь в этом, – ответила миссис Теннисон. – Но, боюсь, извинениями положения не исправить. Я оставлю ваш телефон у себя, а если вдруг вам понадобится сделать звонок в чрезвычайной ситуации, попросите телефон у партнера.

Одноклассники разбрелись по залу, и я перестаю злорадствовать из-за неприятностей Иви. Меня вдруг прошибает холодный пот. Наказания после уроков? Я открываю телефон и прокручиваю сообщения. Узнает ли миссис Теннисон? Я пытаюсь придумать, как в случае чего можно связать их с изучением культуры Лондона, но мысль о вчерашней вечеринке только усиливает пульсирующую головную боль. Нужно будет непременно пополнить баланс телефона, уменьшившийся после этой переписки.

Я кидаю мобильник обратно в сумку и возвращаюсь к тому, чем занималась с самого приезда в музей: притворяюсь, что с интересом рассматриваю экспозицию, а на самом деле пялюсь в пустоту, стараясь сохранить равновесие и побороть тошноту. Пока мне удается скрывать похмелье от одноклассников и миссис Теннисон. Но, скажу честно, это не так уж и легко. Я ждала этой экскурсии несколько месяцев, а теперь не могу насладиться ею. Мне так плохо, что кажется, глазные яблоки сейчас выпадут, а мозги вытекут через уши. И это я описала лишь то, что касается ощущений выше шеи. Желудок танцует ча-ча-ча. Мне удалось впихнуть в себя один тост по пути в галерею, и сейчас он отчаянно просится наружу.

Я замечаю лавку в зале, удобно расположенную прямо напротив огромной скульптуры. Я доползаю до лавки и с облегчением вздыхаю, плюхнувшись на прохладный мрамор. Пристально вглядываюсь в статую, делая вид, что наслаждаюсь этим шедевром, а на самом деле просто держу закрытым рот и пытаюсь усилием воли успокоить желудок. Потом вспоминаю сообщение, которое отправила утром, и мне становится хуже, хотя казалось, что хуже уже быть не может.

Справа приближается звяканье браслетов. Миссис Теннисон со своим огромным украшением присаживается рядом. Она вздыхает. Разыгрывать строгую учительницу 24/7, очевидно, весьма утомительно.

– Ну не прелесть ли?

– Потрясающе, – отвечаю я, едва взглянув на огромную скульптуру. Я видела ее в книге по истории искусства, это «Поцелуй» Родена. Скульптура огромная и чудовищно белоснежная. У меня такое сильное похмелье, что мне не помешали бы солнечные очки, чтобы эта белизна не резала глаза. Скульптура изображает двух любовников: обнаженные, они, обняв друг друга, слились в страстном поцелуе. Я молюсь, чтобы миссис Теннисон решила насладиться шедевром в тишине. Но мне не везет.

– Роден был знатоком тела, – начинает миссис Ти, вновь вздыхая. – Он передал все физические проявления влечения. Взгляни, как напряжена спина мужчины, когда он прижимает к себе возлюбленную. Да даже пальцы ее ног выражают сладострастие и негу. Каждый сантиметр этой скульптуры пробуждает страсть.

– Впечатляюще, – отвечаю я, стараясь выглядеть заинтересованной в беседе и не открывать при этом рот слишком широко.

– Знаешь, я часто представляла себя на ее месте, – говорит миссис Теннисон, и мой желудок начинает бунтовать. – Заключена в крепкие объятья – и все же хочет быть еще ближе. Его губы на ее губах, кожа к коже, страстное вожделение…

– Ужасно! – вырывается у меня, и я зажимаю рот руками.

– Что, прости? – Она резко поворачивает ко мне голову и прищуривается так, что я вижу толстый слой бирюзовых теней на ее веках.

– О, ну… – Я в панике. – В смысле, ужасно, что никто, кроме вас, не проникся так этой скульптурой.

– О да. Это так, – произносит она и опять грустно вздыхает. – Я надеюсь, хотя бы один-два человека из вашего класса сумеют действительно насладиться путешествием и почувствовать дух Лондона.

Затем она улыбнулась мне и пошла искать, кого бы еще смутить своим присутствием. Разговор с миссис Теннисон способствовал выбросу немалой порции адреналина в кровь, так что я чувствую себя совсем измученной. Я сгибаюсь и кладу голову на руки, хочу хоть одну минуту провести в тишине и покое, прежде чем придется встать и тащиться в зал поп-арта. Но мне опять не везет.

– Эй, партнер, ты в порядке? – Джейсон плюхнулся рядом на скамейку. Похоже, он давно болтался неподалеку, поджидая, пока миссис Теннисон уйдет.

– Нет, – говорю я, уткнувшись в джинсы. Мне плохо, и я слишком устала для того, чтобы лгать.

– Похмелье? Да, это отвратно, друг, – говорит он, притопывая высокими зелеными «конверсами». Клянусь, этот парень ни одной секунды не может просидеть без движения.

– Почему ты себя нормально чувствуешь? – спрашиваю я и снова захлопываю рот. Я – как сбитое на трассе животное, а у этого парня даже глаза не красные. Я принюхиваюсь, надеясь услышать от него хотя бы запах пива или вчерашнего одеколона. Но чувствую только аромат отельного мыла.

– Практика, – смеется Джейсон. Покопавшись в кармане, он достает белую с фиолетовым бумажку. Обертка от виноградной жвачки. – Как думаешь, доживешь до вечера?

– Не знаю. Я все еще не оправилась от вчерашней эмоциональной травмы, – отвечаю я, выпрямляясь. – Поверить не могу, что позволила тебе убедить меня идти на ту вечеринку. А потом еще и напилась. Боже, выставила себя полной дурой вчера.

– Дурой? Ну уж нет. Мне показалось, ты была звездой. – Он снова и снова складывает фантик от жвачки, до тех пор, пока тот не превращается в песчинку.

– Чего? – спрашиваю я. От фантика исходит легкий виноградный запах, и мне приходится отвернуться, чтобы справиться с тошнотой.

– Ну да. Где-то через час после того как мы пришли, я искал тебя, чтобы забрать, но увидел с тем парнем с гитарой. – Джейсон щелчком отбрасывает смятый фантик в урну, он отскакивает от края и падает на пол. – И ты выглядела такой веселой.

Я выпрямляюсь и поворачиваюсь к Джейсону:

– Парень с гитарой? Какой парень? Ты слышал, как его зовут?

– Эм… Боно? Нет, не слышал. А что?

– Да так… – Я пытаюсь говорить максимально безразлично. Впрочем, дрожь в голосе наверняка выдала меня: Джейсон глядит на меня вопросительно.

– Джулия, в чем дело? Этим утром ты ведешь себя еще более странно, чем обычно.

Джейсон не двигается с места, чтобы поднять обертку, которая теперь лежит примерно в метре от урны. Естественно, Джейсон Липпинкотт намусорил в одном из самых известных музеев мира.

– Сказала же, у меня похмелье, – говорю я. Потом медленно встаю, иду к злосчастной бумажке на полу, поднимаю и демонстративно кидаю в мусорную корзину. Не потерплю, чтобы меня называл странной Джейсон Липпинкотт, который до этой поездки сказал мне всего три слова за всю жизнь.

– Да, только сейчас дело не в этом. – Джейсон встал и пошел за мной. От соприкосновения с полом его кроссовки издают мерзкий писк, похожий на тявканье щенков.

– Серьезно? – Я резко разворачиваюсь, мне хочется, чтобы Джейсон остановился и прекратил скрипеть. Потому что в данный момент я ни о чем другом и думать не могу.

– Мы же в музее, зубрила, – говорит Джейсон и указывает на позднюю работу Пикассо. – Это же типа твой дом родной, а ты вообще внимания ни на что не обращаешь. Серьезно. Что-то случилось вчера?

Я слышу искреннюю озабоченность в его голосе, и это на секунду меня трогает. Но потом я представляю, что будет, если Джейсон узнает об утренних сообщениях. Он и так уже замучил своими шутками, а ведь я пока даже не давала повода.

– Я не хочу об этом говорить, – отвечаю я и поворачиваюсь к Джейсону спиной. Передо мной расцветает оранжевым и синим полотно Мондриана.

Я вновь слышу мерзкий скрип кроссовок – Джейсон обходит меня и встает рядом.

– Ты не хочешь говорить об этом? Или ты не хочешь говорить об этом со мной?

Кажется, мне не удастся так легко от него избавиться.

– И то и другое.

– Да брось, Джулия, – продолжает Джейсон и слегка толкает меня плечом. – Понимаю, сейчас ты чувствуешь себя жутко, но вчера ты, похоже, неплохо провела время.

– Да, – признаю я, все еще стараясь не смотреть Джейсону в глаза.

– А значит, это я сделал твою первую ночь в Лондоне незабываемой! – В его голосе слышится гордость.

– О боже, ты себе и представить не можешь насколько, – отвечаю я. И как по заказу в эту секунду мой телефон жужжит в сумке. Я достаю его и открываю. Новое сообщение от Криса.

– Прости, разве это не тот телефон, что вчера дала тебе в автобусе миссис Только-Чрезвычайные-Ситуации? – спрашивает Джейсон, и когда я поднимаю на него глаза, снова вижу его хитрую ухмылку. Не сомневаюсь, он наслаждается тем, что я в очередной раз нарушила правила.

– Может, ты уже оставишь меня в покое? – вздыхаю я и быстро закрываю телефон. С каких пор Джейсон стал беспокоиться обо мне? С каких пор он вообще замечает меня?

– Ой, да брось. Я ведь твой партнер. Ты можешь рассказать мне все. – Он приобнимает меня за плечи. Я замираю, удивленная этим жестом; именно такого эффекта Джейсон, похоже, и добивался. Свободной рукой он выхватывает у меня телефон и убегает в другой зал.

Все симптомы похмелья исчезают в то же мгновенье. Я бросаюсь за Джейсоном. Мне приходится обойти две экспозиции, только после этого я нахожу его в углу зала, посвященного Уорхолу. Джейсон копается у меня в телефоне, стоя под одним из знаменитых полотен из серии «Камуфляж». Я выдергиваю мобильник у Джейсона из рук, но, судя по его ухмылке, ничего уже не исправить. Он прочитал все. Кровь приливает к моему лицу.

– Да что ты за человек?! Тебя в детстве что, уронили головой вниз или что? – кричу я.

Я сгораю от стыда, будто засунула голову в печь для пиццы.

– Фотосессия? – смеется Джейсон.

– Это первое, что пришло в голову. Из-за тебя мне было трудно соображать трезво. – Я бросаю телефон в сумку, разворачиваюсь и ухожу, отчаянно пытаясь сохранить хоть каплю растоптанного достоинства.

– Эй, никто насильно не вливал тебе коктейли в горло, – отвечает Джейсон, следуя за мной. – Ты разве не собираешься ответить? Этого требуют нормы этикета.

Я оборачиваюсь и выставляю перед собой руки.

– Заткнись! Просто заткнись! Заткнись и не говори мне сегодня больше ничего, – в бешенстве прошипела я. И вдруг, бросив взгляд через плечо, замечаю уорхоловское полотно с пистолетом. Ох, если бы…

– Хорошо, – говорит Джейсон и делает вид, будто застегивает молнию на губах. Но буквально спустя секунду снова расстегивает ее. – Но сначала я хочу услышать всю историю целиком.

– Какую еще историю? – спрашиваю я с раздражением.

– Ну об этом Крисе. Кто он? – Джейсон едва сдерживается, чтобы не расхохотаться. Это невероятно бесит.

– Да я не знаю! – Головная боль возвращается, я подхожу к ближайшей скамейке и плюхаюсь на нее.

– Ты не знаешь? – Джейсон, конечно же, садится рядом. Кажется, он решил, что сегодня мы лучшие друзья.

Может, я хочу, чтобы он перестал меня мучить, может, надеюсь, что он все-таки сможет пролить свет на личность Криса, а может (и даже скорее всего), я просто устала обороняться, и я рассказываю все. О Гейбе и разбитом стеклянном столике, об Эйвери и о том, как дала свой номер, и обо всех остальных парнях, среди которых есть и Крис, написавший мне утром эти смешные, по мнению Джейсона, сообщения.

– Да, начнутся издевательства! – говорю я, роняя пульсирующую голову в руки.

– Что? Смеяться над тобой? Я? Да это ты издеваешься, – произносит он, шаря рукой в моей сумке в поисках телефона. – Я только хочу помочь.

– О да, помочь мне вылететь из школы. – Я дергаю сумку на себя.

– Джулия, ты же мой «партнер»! – произносит Джейсон, изображая в воздухе пальцами кавычки. – Я ни за что не стал бы тебя подставлять.

– О, ну конечно. Ты просто притащил меня на вечеринку к чужим людям в чужой стране и бросил меня. А потом едва не втянул в уличную драку, из-за чего я потеряла все свои вещи, включая карманного Шекспира.

– Карманного кого? – Джейсон поднимает бровь. Видимо, представил себе коллекционную фигурку Шекспира. (Вообще-то фигурка Шекспира у меня тоже есть. Но я оставила ее в Ньютоне.)

– Да неважно. Я вот о чем: с чего бы мне вообще принимать твою помощь?

– Слушай, я могу влюбить в себя кого угодно, – заявляет Джейсон.

– Это маловероятно, – фыркаю я.

Но Джейсон не реагирует на мою колкость.

– Ладно, ладно. Я могу понравиться кому угодно. Любому. Это сто процентов. И я готов поделиться своим талантом с тобой. Хочешь понравиться этому парню? Это в моих силах. – Он протягивает мне руку, чтобы скрепить сделку.