Так и учились, и росли девчонки.

После школы Дина поступила в свой медколледж, а Катюха в кулинарный, имея талант и большие способности к поварскому делу. Потом у Дины родился Кирилл, которого Катька обожала. Девчонки учились, жизнь шла себе своим чередом, пока Катька не влюбилась до головокружения.

Виктор Дерюгин, уроженец небольшого городка в Краснодарском крае, отслужив в армии в войсках ВДВ, поступил в школу милиции и жил в милицейском общежитии.

Влюбляться молоденькой девице там было во что – высокий, мощный, с хорошей фигурой, с копной упрямых русых кудрей, ярко-голубыми глазами и таким очень мужским, несколько суровым лицом. Они познакомились самым распространенным в те времена образом – в ночном клубе, куда Катюха пришла со своими одногруппницами, а Виктор со своими.

Катька пропала в любви.

Их роман развивался бурно и повышенно романтично, с некоторым даже постановочно-театральным перебором. Парень залезал к окну любимой по водосточной трубе на ее четвертый этаж, чтобы положить утром на подоконник букет полевых цветов, пел серенады под тем же окном, а друзья подыгрывали ему на гитарах, кричал на улицах, что любит эту девушку, носил ее на руках так часто, что Дина посмеивалась, предполагая, что Катька разучится ходить. Дарил подарки, признавался в любви витиевато и частенько со спецэффектами в виде огромных сердец из надувных шаров или надписи на асфальте под ее окнами. В общем, было в этом что-то лубочное. Но Катьке нравилось до визгу, а Дину отчего-то напрягала эта провинциальная театральщина.

Может, от того, что Виктор не понравился ей с первого взгляда.

Не понравился, и все тут. Было что-то в нем такое… такое, что она не могла бы объяснить, нечто порочное, что ли? Или нет, не порочное, но какое-то… И она поделилась своими сомнениями с родителями.

А те неожиданно поддержали впечатление дочери от героя-любовника подруги, и Константин Павлович высказался очень точно:

– Глаза шныряют. Вы заметили, что он не может смотреть в глаза больше пары секунд. И чувствуется в парне что-то скрытное, темное, и этот его подбородок срезанный и маленькие ладони при большом теле.

Дальше остановились на том, что он им не нравится, и все. Бывает.

А вот Дина останавливаться не собиралась и свои сомнения подруге высказала. Чуть не разругались, еле утихомирила влюбленную Катьку Дина, уболтала как-то, извернувшись, как великий балабол, чтобы не давать клятву-обещание никогда не говорить ничего плохого против «святого» Витеньки.

Ладно, проехали, решила Дина, махнув мысленно на безнадежную Катьку рукой. Всем давно известно, что любовь в острой ее фазе не способствует четкой работе ума. Пройдет, поутихнут страсти, тогда и сама разберется и поймет.

Поженились Витя с Катей как-то очень быстро, всего через три месяца после знакомства. Свадьбу грандиозную закатить не удалось, как бы ни хотелось молодым, – обе семьи жили очень скромно, если не сказать бедненько, а жених к тому же был не москвичом, и его родители хоть и привезли продуктов всяких от щедрот Краснодарского края, но в деньгах тоже были стеснены. Так что скромненько: расписались, покатались по городу и дома за стол, никаких ресторанов, и платье, уж извините, не от Кардена, а напрокат из местного свадебного салона.

Витенька такой скромностью торжества был явно недоволен.

Успокоила новоявленного зятька лишь новость о том, что теща предоставляет им в полное пользование всю квартиру, сама же перебираясь к своей матушке в другой район.

Ну это хорошо, согласился Виктор. Еще бы – двухкомнатная квартира в старом фонде с метражом нехилым и потолками под четыре метра в центре Москвы, и там же его новая прописка – еще бы не хорошо.

Зажили, одним словом.

И как-то совершенно незаметно и очень быстро Катька отдалилась от Дины, и вскоре девчонки почти перестали общаться. Да и с Ингой Валерьевной разговаривали все больше по телефону, практически не встречаясь. Нет, вообще-то оно и понятно. Дина крутилась, как пресловутая белка в колесе: учеба-работа, маленький ребенок, но ведь раньше это подругам не мешало хоть пару раз в месяц пересечься, да и забежать друг к другу в гости, перекинуться словами.

А сейчас глухо. Нет, и это можно понять: подруга недавно вышла замуж, с головой окунулась в любовь и новую жизнь, но… как ни позвонишь, она отговаривается чем-то, и ни встретиться никак не получается, ни толком поговорить.

Дина прорывалась несколько раз через эту странную «блокаду», сама приходила, но разговора не получалось: то Виктор уставший с работы вернулся, то Катька вся в хозяйстве занятая, то у Витеньки голова с бодуна болит, то… До хрена этих «то» как-то набиралось.

Но однажды Катька объявилась сама.

Звонит, стучит в дверь посреди ночи, открыли, а у нее кровь из носа по подбородку течет, халат порван, одна нога босая, на второй тапочек еле болтается, и глаза какие-то дикие, глаза загнанной лани. Рыдает, ничего толком объяснить не может, находясь в шоке. Константин Павлович укольчик быстренько сделал, умыли-успокоили, переодели, накормили, чаем напоили.

А отойдя от стресса, успокоившись и почувствовав себя в безопасности, Катюха рассказала, что произошло. Витенька вернулся поздно с работы немного выпивший, уставший, конечно, она его кормить кинулась, он себе еще рюмочку налил, выпил-закусил. А потом спрашивает: как ее день прошел, она ему давай рассказывать про нового шеф-повара на работе, и он вдруг в лице изменился, стал таким страшным, суровым и… в общем приревновал ее к новому шеф-повару.

Она объясняет, уверяет, что и близко такого не может быть, а он словно не слышит. Вскочил и залепил ей оплеуху, она испугалась его страшного лица, кинулась в спальню, он догнал, ухватив ее за полу халата, рванул так, что тот вмиг порвался, и второй раз оплеуху дал, да такую, что Катьку откинуло на пару метров, прямо к входной двери. Все, что она успела сообразить и сделать, это открыть дверь и бежать к Нагорным.

– Разводись, – твердо сказала ей бабушка Лида. – Немедленно разводись с ним, Катюша. Инга, насколько мне известно, сделала ему временную прописку на три года? А квартира приватизирована на вас двоих?

– Да-а-а, – растерялась несчастная Катька.

– Ну вот и хорошо, – резюмировала бабушка Лида.

– Но как же я от него уйду? – переводила Катька испуганно-непонимающий взгляд с бабушки на Дину, с нее – на старших Нагорных и обратно. – Я же его люблю. Он же не специально, он просто не понял…

– Послушай меня, детка, – остановил ее стенания Константин Павлович. – Пойми и запомни навсегда: если мужчина хоть раз напал на тебя и ударил так, как это сделал Виктор, немотивированно приревновав, и если ты после этого останешься с ним, дальше будет только хуже и страшней, и уйти от него тебе будет трудней, почти невозможно. – И, погладив Катьку по голове, уверил: – Бабушка Лида права: тебе надо срочно разводиться и уходить от него. Сейчас ты поспишь, а утром поедешь со мной ко мне на работу. Составим акт о снятии побоев, отнесешь в милицию и напишешь на него заявление. И иди, подавай на развод.

– Но Витя же сам работает в милиции, – напомнила им Катька и вдруг изменилась в лице, став решительной и собранной: – Я не могу опозорить его перед коллегами. Нет, нет, что вы вообще такое говорите, дядь Костя, как я на него могу подать заявление, он же мой муж, и я его люблю! Я сейчас вернусь домой, все ему нормально объясню, он просто меня не понял. Я не стану делать ничего, что может навредить его карьере.

Какой карьере на хрен?! Сержанта патрульно-постовой службы? Прямо генерал подворотен, етить его!

Дальнейшие разговоры были абсолютно бесполезны, как ни старались Нагорные. Катька, разобидевшись на них за то, что настраивают против любимого Витеньки, ушла в ночь домой.

– «Попал коготок в пасть, всей птичке пропасть», – тягостно вздохнув, произнесла бабушка Лида за спиной Дины, закрывавшей за подругой дверь. И, вздохнув еще раз, пояснила: – Не совладает она с ним. Характер не тот, и самооценку он ей уже успел притопить. Пропадет девчонка.

Дина, тогда еще не понимавшая в полной мере то, о чем говорит бабуля, сильно удивилась эдакому пессимизму. Да ладно, с чего бы? Ну подрались-поругались от ревности, чего не случается в молодых семьях.

И хоть Константин Павлович с мнением тещи своей был совершенно солидарен, но все же с Виктором поговорил, отчетливо понимая всю бесполезность этих разговоров. Виктор в ответ хоть откровенного пренебрежения не выказал, все ж таки авторитет одного из известных докторов в Москве куда как покруче его нынешнего статуса будет, но улыбочку себе позволил. Ну и ладно, главное, Нагорный обозначил, что девочка не одна в этой жизни и за нее есть кому заступиться. Да только…

После той ночи Катька прибегала к ним из-под тяжелой руки мужа, битая, перепуганная насмерть, еще пару раз. Не прислушивалась ни к каким разумным доводам и уговорам, отказываясь от помощи и спасения – только пересидеть, утереть кровавые сопли, зализать раны, пока муж не утихомирится там дома и не заснет.

– Выгони его! – кричала ей Дина, настаивая: – Разведись! Что ты терпишь, идиотка!

– Я его люблю, – как заклинание, произносила подруга. – А он любит меня.

– Ты дура, что ли?! – заводилась от бессилия вразумить ее Дина. – Какое любит! Он колошматит тебя! Это какая-то извращенная, прямо лютая любовь! Ты знаешь, сколько я на своей работе таких, как ты, идиоток насмотрелась? Их от такой любви своеобразной мужья калеками делают! До полусмерти избивают! Опомнись, Кать!

Все было бесполезно – все! Уговоры, слова, обращение к разуму – Катерина очень быстро, практически сразу же освоила навыки игнорирования реальности, собственных интересов и безопасности.

А вскоре выяснилось, что она ждет ребенка.

И все, ловушка захлопнулась.

Вот тогда первый раз Виктор избил Катерину буквально до полусмерти. Соседи вызвали милицию, «Скорую» и позвонили Нагорным. Катьку срочно отвезли в больницу, Виктора задержали, и поскольку его жена находилась без сознания, заявление в милицию на него написала Инга Валерьевна. Катька не приходила в себя трое суток. Как врачам удалось спасти и сохранить ребенка – непостижимо, чудо какое-то.

А когда пришла в себя… Виктор, отпущенный коллегами под подписку о невыезде, несколько часов подряд стоял на коленях перед койкой, на которой лежала его «любимая» жена. Рыдал, клял себя последними словами, каялся, божился, прямо-таки на крови, что больше никогда и ни за что пальцем ее не тронет, пылинки сдувать будет.

И далее красочный перечень обещаний.

Выйдя из больницы, Катерина забрала заявление из милиции.

Никакие разумные доводы матери, бабушки, Дины и всех Нагорных она не слышала и не принимала.

И уже совершенно по иной причине, чем первый раз, – какая там любовь, какая на фиг семья: она дико, до животного ужаса боялась своего мужа. А он, в свою очередь, контролировал каждый ее шаг и вздох, полностью оградив от влияния внешнего мира, от родных и друзей.

Трагичная в своей обыденности жизнь.

Потом случилось еще одно страшное избиение, когда Катерина была на восьмом месяце, в день рождения этого скота. На этом семейном празднике присутствовали только Витины друзья-коллеги с подругами. Беременная Катька готовила два дня, не отходя от плиты, накрыв шикарный стол, расстаралась украшениями и сервировкой, подарила шикарный подарок… Ну и получила в ответ.

Она снова попала в больницу и пролежала в ней до самых родов.

Заявление на мужа в милицию она не подавала.

Все соседи и знакомые Катьки были лично предупреждены Диной при любом шуме-крике из ее квартиры немедленно звонить в милицию, «Скорую» и им, Нагорным, и стучать-колотить, биться в дверь, чтобы остановить бесноватого Витеньку. Это все, что она могла сделать.

Они и позвонили, когда Сонечке, доченьке Катьки, исполнился месяц.

– Дина! – кричала соседка подруги в трубку перепуганным до ужаса голосом: – Там что-то дикое творится! Катя так кричит, так кричит!

– Стучите к ним в дверь и звоните, теть Полина! – орала в ответ Дина, прижимая трубку плечом, торопливо засовывая ноги в ботинки. – Зовите других соседей на подмогу, взламывайте дверь!

Она вызвала милицию и «Скорую помощь» и ринулась домой к подруге.

Младенческий истерический крик Сонечки Дина услышала, как только влетела в подъезд и понеслась, перепрыгивая через две-три ступеньки, наверх. Возле распахнутой настежь двери в квартиру Катерины столпились соседи.

– Боимся заходить, – объяснила соседка, – ждем милицию. Витя все еще там. Открыл нам дверь, когда мы тарабанили, и пошел в кухню.

Дина залетела в квартиру и… Дальше она все довольно смутно помнила, хотя действовала четко и продуманно, но скорее на рефлексе, на привычке, выработанной за время работы в «Скорой».