Вздохнув, я свернула на Уондсворт-бридж-роуд. Ведь я изо всех сил старалась сдружиться с ними. Поначалу мне так хотелось влиться в компанию Гарри, найти подружку, родственную душу, не такую горластую и мерзкую, как остальные. Но все они были одинаковые. И хотя сначала я восхищалась ими, считала их забавной сумасбродной командой, теперь все они вызывали у меня лишь головную боль. В том числе и Гарри. Я покосилась на него: сидит рядом, откинув голову, с открытым ртом, и мощно храпит; пухлые руки вяло сцепились на полосатом жилете. Я тоскливо улыбнулась. Забавно, ведь когда мы с Гарри познакомились, он казался таким непохожим на остальных. Тогда я не подозревала, что он это не нарочно.

Мы познакомились в Ирландии, на очередной вечеринке, – только в тот раз я работала поваром на вполне законных основаниях, в качестве нанятого персонала. Обычно я не обслуживала загородные вечеринки, а в основном работала в Лондоне – у подруги была фирма по организации банкетов. Но в последний момент позвонили из агентства и стали умолять согласиться, потому что другая девушка отказалась и клиенты уже впадали в эпилепсию от ярости. По идее, одно это должно было меня насторожить, но я согласилась, и на следующее утро уже плыла по Ирландскому морю, чтобы в одиночку приготовить завтрак, обед, полдник и ужин для пятнадцати стрелков и их жен.

При нормальных обстоятельствах я в жизни бы не ввязалась в такую передрягу, но, по правде говоря, мне до смерти хотелось уехать из Лондона, под любым предлогом. Я только что разорвала долгие и тягостные отношения с безумно симпатичным ландшафтным дизайнером по имени Руперт – то есть это с моей стороны отношения были отягощены чувствами, зато с его – легкие, как перышко, но последнее обстоятельство стало очевидным для меня, лишь когда я застукала своего принца с другой любовницей, причем – моей хорошей знакомой. Именно тогда я окончательно решила, что романы с красавчиками – не для меня. Дело в том, что до Руперта я всегда сторонилась стремительных шикарных мужчин, считала их опасными и предпочитала иметь дело с отбросами. Даже в школе, когда все девчонки сходили с ума по Наполеону Соло, я была влюблена в Илью Курякина; все визжали по Ле Бону, а мне нравился Тейлор; все жаждали Боди, а мне снился Дойл.[6] Мне так было приятнее, спокойнее, что ли; ощущение легкого превосходства грело душу и надо было продолжать в том же духе. Но тут появился Руперт. Воплощение сексуальности, прекрасный ландшафтный дизайнер, от которого подкашивались коленки.

Ну все, больше никогда в жизни, внушала я себе, похлюпывая носом на диване в своей квартире в ту пятницу вечером. Никогда, ни за что на свете. Пора вернуться к дешевым экземплярам, порыскать по вешалкам: может, и найду кое-что подходящее, кого-то, кого тоже бросили. Пусть он будет лысоват, коротковат, толстоват или худоват – я бы его подправила. Тут мне и попался Гарри.

Из агентства позвонили, когда я выплакивала свою решимость в диванную подушку, и с отчаяния я согласилась на работу. Вот как вышло, что на следующий день я очутилась на западном побережье Ирландии, за большим деревянным столом посреди огромной старинной кухни, похожей на владения миссис Битон,[7] и уныло оглядывала дюжину вальдшнепов, которых нужно было ощипать, выпотрошить и изжарить. И только что мне пообещали, что другая дюжина не замедлит себя ждать.

Через полтора часа, ощипав всего трех птиц, покрытая перьями, потрохами и кровью, я услышала хруст шин по гравию на подъездной дорожке. Выглянув на улицу, я заметила грязный старенький «лэндровер», притормозивший под окном. Помню, как я с ужасом подумала, что, если привезли очередную партию птиц, я или разревусь, или сяду на ближайший паром. И тут из машины выпрыгнул Гарри. На нем был довольно симпатичный охотничий костюм скаутски-зеленого цвета, и в руках он нес не шесть связок вальдшнепов, а бутылку шампанского.

Он был крупным светловолосым мужчиной, по меньшей мере шести футов пяти дюймов росту и широкоплечий, но без жирка, как сейчас. Когда он ворвался в кухню, размахивая бутылкой, мне показалось, будто в комнате потемнело. Я замерла на полпути, воззрившись на этого великана, и ожидала, что поступит очередной приказ свыше. Но он лишь раз взглянул на мое раскисшее лицо и усеянную перьями кухню и приказал пойти умыться и вымыть руки, пока он доделает остальное. И, не изменив своему слову, уселся на табуретку, поставил миску меж колен и принялся мастерски ощипывать вонючие птичьи грудки, в то время как я сидела рядом, шмыгала носом и попивала охлажденное шампанское. Я могла бы поцеловать его. Да, именно так следовало поступить. Но вместо этого я вышла за него замуж. Не так сразу, конечно: прошло несколько месяцев, прежде чем я стала миссис Гарри Медоуз, но над таким грандиозным решением можно было бы подумать и лучше.

Вспоминая о прошлом, я понимаю, что многое зависело от моего тогдашнего состояния. В утро нашей первой встречи я была так измучена эмоционально и так безмерно благодарна этому большому и доброму человеку-медведю, что прямо там и решила: слишком долго со мной дерьмово обращались, я сыта по горло сладкоголосыми смазливыми подонками, а вот этот простой, умелый, приличный мужчина как раз сойдет, спасибо большое. По правде говоря, меня рикошетило, как пушечное ядро, я летела быстрее скорости света. Кто-то должен был меня поймать, и под руку подвернулся Гарри.

Про себя я заметила, что у него красивые глаза – голубые, как же еще, Рози, – и внушающие доверие широкие плечи, и, насколько я помню, он меня рассмешил – странно, конечно, ведь это было в первый и последний раз. Если честно, меня порадовал тот факт, что я его симпатичнее. О чем-то это говорило, ведь в то время во мне был целый стоун лишнего веса, и я только что сделала смелую стрижку в стиле «маленький эльф» – только вот лицо и фигура у меня были далеко не как у маленького эльфа, и в результате я стала похожа на толстого приземистого тролля. Но Гарри этого не заметил. Я была блондинкой с чудесными зелеными глазами – это его слова, не мои, – кожа у меня как персик (тоже его слова), формы чувственные (лучше промолчу), и я оказалась той, о ком мечтало его сердце. Ну что ж. Что я могла сказать? Если он потерял голову, почему бы мне не сделать то же самое? Я окунулась в эти уютные отношения с внушительным вздохом облегчения. Мне не пришлось лезть из кожи вон, стараться быть остроумной, забавной, красивой, скакать через горящие кольца. После всех этих лет болтания в пространстве я словно приземлилась на пуховую перину.

Он был старше меня (лет на десять), выше меня (на фут), и, соглашусь, может, он и был немного напыщенным, слишком довольным собой и слегка туповатым, особенно под мухой, что случалось частенько. Но сами посудите, кто не без недостатков? Ведь, в конце концов, он по сути своей хороший человек.

Прикусив губу, я сердито переключилась на третью скорость: слишком резко срезала на Уондсвортском развороте. Гарри сонно перевалился на одну сторону. Голова прижалась к стеклу, рот широко раскрылся, сбоку потекла маленькая струйка слюны.

Мамочка была в восторге, как же иначе. Достаточно было открыть парадную дверь и лишь раз взглянуть на внушительных размеров сапфир на моей левой руке, и она уже готова была пасть на колени и целовать полу его телогрейки, так она обрадовалась. Просияв, она крепко схватила его за руку и провела в гостиную, чтобы составить список гостей на свадьбу, а дальше покатилось – к алтарю, как с горки на санках. Мама командовала парадом, почти не расставаясь с телефоном.

– Он какой-то там родственник какого-то там лорда! – восторженно пищала она по телефону Марджори Бердетт, подружке. – Только вообрази: вот он умрет, потом умрет его двоюродный брат, потом еще кто-нибудь из их рода, и Рози, может, даже станет леди! Как знать, может, ей подфартит даже больше, чем Филиппе! – С ней случился словесный оргазм, и трубка со стуком упала на столик в прихожей: ведь как-никак с замужеством Филиппы трудно тягаться.

Филиппа – моя старшая сестра. Не просто красивое, стройное создание с лебединой фигурой, но и очень умна под стать. Пару лет назад она, взяв отпуск в лондонской больнице, где работала анестезиологом, – о да, все очень серьезно! – вырвалась домой, на местные танцы. Тут она встретила, обворожила и впоследствии «окольцевала», по тактичному выражению моей матери, – непомерно богатенького здешнего землевладельца, который, по маминым словам, жил в «самом крутом доме на весь Глостершир, Марджори!».

Гарри же, с его претензиями на благородное происхождение, разбудил в сердце матери скрытый провинциальный снобизм, и с минуты объявления помолвки ее понесло. То меня тащили в «Питер Джонс» составлять свадебный список, то запихивали в свадебные платья в «Хэрродс», припугивая продавщиц и доводя ассистенток – а иногда и меня – до слез; то мотаться по турагентствам и проверять организацию медового месяца. В какой-то страшный момент я так запуталась, что подумала, будто выхожу замуж за свою мать. Конечно, такой энтузиазм со стороны матери невесты – явление нормальное, но все же меня не покидало ощущение, что мамочка постоянно намекает мне: «давно бы пора» – ведь она никогда не упустит случая напомнить, что мне уже. С ого-го каким хвостиком, между прочим.

Подготовка шла полным ходом, и мама с Гарри спелись лучше некуда. Когда он вскользь упоминал имена своих друзей и родственников, членов аристократических семей, у мамочки текли слюнки. Похоже, ее не волновало, что у Гарри нет работы, не так уж много денег и всего-то имущества – пара маленьких домиков в Уондсворте и какие-то мифические акции и ценные бумаги. Стоило матери услышать, что он знаком с Майклом Хезелтайном и герцогиней Девонширской, как она готова была извиваться на ковре, бить ногами и умолять: «Еще, еще!» Помню, как-то раз после ужина, во время которого Гарри потчевал нас очередной историей о встрече с покойным Лоренсом Ван Дер Постом (как удобно для Гарри: почти все его друзья-аристократы – покойные), мы с ней поднялись наверх. Пожелав мне спокойной ночи, она – я не вру! – обняла меня за талию и прошептала: «Ты сделала это, Рози. Ты это сделала!»

Помнится, я подумала: как же все-таки странно. Столько лет она меня не одобряла, упрекала в неопрятности, честила моих недостойных бойфрендов, корила за отсутствие честолюбия и твердила, что я приношу одни разочарования. И вот одним ударом я это сделала! Завоевала ее одобрение и, может, даже любовь. И каким же образом? Приведя в дом совершенно незнакомого человека. Я растерянно смотрела на нее и, как ни странно, не ощетинилась, не огрызнулась, не отдернулась в ужасе. Я просто заглянула в ее сияющие от восторга глаза и с удовольствием приняла ее радость. Это было так просто, понимаете, и так непривычно: не сражаться с ней, не бунтовать. Я никогда не подозревала, что мне обидно, что Филли и мой брат Том, близнец Филли, умеют ей угодить, а я нет, но в тот вечер я засыпала, испытывая нелепое, а кто-то скажет – жалкое, чувство счастья.

Вот папа – другое дело. Его любовь всегда была сильной, откровенной и безусловной. Услышав новость, он как-то притих.

– Ну что ж, милая, главное, чтобы ты была счастлива, – сказал он наконец.

– Но он же тебе нравится, пап? – встревоженно спросила я.

– Конечно, нравится. Конечно.

Мы сидели на старой скамейке у теплицы, и, помнится, я услышала, как меняется тон его голоса: он становился более уверенным, будто папа почувствовал себя виноватым. Но он уже поднялся на ноги. Взял садовые перчатки, секатор, напялил старую потрепанную шляпу и пошел к овощной грядке в конце сада. Его высокая фигура двигалась быстро и уверенно, как всегда, но мне показалось, что он слегка поник и шел понуро, медленнее, чем обычно.

Тогда меня впервые посетило сомнение. Во второй же раз это случилось со мной прямо перед тем, как войти в церковь. Стоя у входа в нашу деревенскую церковь под руку с отцом, я вдруг ощутила жгучее желание сорвать фату, рвануть со всей мочи и смыться на первом же автобусе девятого маршрута. Я сжала зубы и внушила себе, что все дело в предсвадебных нервах; потом заиграл марш «Царица Савская», я вздернула подбородок и зашагала по проходу. Третий приступ сомнений настиг меня примерно через час, на свадебном приеме в саду моих родителей. И, между прочим, его вызвала очаровательная Шарлотта. Невероятно худая, раскрасневшаяся и разгоряченная, в отвратительной розовой шляпе, она подскочила ко мне и громко выкрикнула:

– Рози, ты прелесть, что отважилась выйти за старину Шалтая-Болтая![8] Какая же ты храбрая! Одному богу известно, что тебя ждет!

– Ш-шалтая-Болтая? – запнулась я.

– Ага, – весело рассмеялась она. – Старая детская кличка. У тебя же тоже в детском саду было прозвище, да?

Не было, и в детский сад я не ходила, но это лишение меня не тревожило. Гораздо более шокирующим было другое открытие – оно вдарило мне прямо между глаз со всей силой потерявшего управление грузовика. Боже милостивый. Я вышла замуж за Человека-Яйцо. За толстяка, шестерку в их компании; и более того – оказывается, я храбрая и отважная и сделала то, что другим и в голову бы не пришло. Помню, стояла я там в кремовом шелковом платье и остолбенело моргала вслед удаляющейся Шарлотте, вцепившись в бокал с шампанским, но не ощущая его.