– Ладно. Ни для кого не секрет, что Луи одержим.

– Одержим? – непонимающим тоном пробормотала я.

– Анабель… Ты можешь обманывать кого угодно, но только не меня. Ты очень хорошо понимаешь, что я хочу сказать. Луи – чокнутый. Он – машина для секса. Гиперсексуальный, если хочешь.

– Хорошо, хорошо… – Я поняла с первого раза.

– И это началось не вчера, – продолжил он тем же огорченным тоном.

Дэвид уже говорил мне что-то подобное по поводу своего брата во дворе городской больницы Нантра: «Он как охотник, понимаешь? Всегда в поисках свежего тела».

– Какое отношение это имеет к делу? – сопротивлялась я.

– А такое, что уже не первый раз его пристрастие к сексу приводит к неприятным последствиям.

Как же много он об этом говорил.

– Ах да? Ну, приведи хоть один пример.

– У меня их больше. Но я думаю, что мне следовало бы…

– Ну, давай же! – грубо оборвала я. – Хоть один пример…

Он очень медленно жевал паккери и спаржу, наконец проглотил их и выпалил:

– Лет десять тому назад…

– Да?

– …Луи был арестован за эксгибиционизм в общественном месте.

С минуту я сидела молча. Луи, человек, которого я любила больше всех… Я не могла себе представить его одним из тех гадких мужчин, которые поджидают девочек на выходе из школы, чтобы распахнуть перед ними свое пальто. Это никак не вязалось с образом Луи, которого я знала.

– Что ты понимаешь под «эксгибиционизмом»?

– О нет, я тебя успокою, Луи не из тех, кто сверкает наготой перед маленькими девочками.

Гнусный образ рассеялся в моем сознании так же мгновенно, как появился, оставляя место успокоению.

– Что же тогда он сделал?

– Луи занимался любовью со своей подружкой прямо в машине. На улице средь бела дня.

Я не смогла сдержать улыбку. Если бы я не знала, что закон говорит по этому поводу, я вряд ли увидела бы в подобном поступке что-то предосудительное. В конце концов, здесь нет ничего плохого, я и сама хотела бы испытать такое. Поскольку автомобильные страсти еще не заняли место в моем хит-параде утех, я расцениваю эту историю как руководство к действию.

– Знаю, что ты хочешь сказать: это выеденного яйца не стоит.

– И впрямь, – подтвердила я.

– Проблема в том, что из-за такого вот приятного времяпрепровождения мой брат уже занесен в список у полицейских за преступление в области нравов. И я уверяю тебя, что в случае Луи это не говорит в его пользу.

– Он уже был судим?

– Нет. Всякий раз он отделывался штрафом и строгим выговором судьи.

Всякий раз… Из этого я поняла, что эпизод в машине был не единственным.

Я рассмотрела клиентов за соседними столиками. Мужчины и еще молодые женщины, все они, такие соблазнительные, сидели, поглощенные друг другом. Я спросила себя, какие из них приправляли свою сексуальную жизнь такими фантазиями. Занимались ли они этим только в спальне или все же позволяли себе рискнуть? Было ли поведение Луи Барле нормой или просто я настолько увлечена им, даже не сознавая того, что готова сопровождать его на столь возбуждающих, сколь и нелегальных путях?

– Чего ты добиваешься, Дэвид? Хочешь настроить меня против своего брата? Запугать?

Он сделал долгий выдох, затем положил свою тяжелую руку на мою; я тотчас же отдернула руку.

– Эль… Ты и я, это все в прошлом, я согласен. Ты живешь с Луи. Я женюсь на Алисе. Я не намерен оспаривать твой выбор.

– Я тоже о нем не сожалею, – выдохнула я.

– Я только хочу, чтобы ты полностью осознала положение дел. Луи уже вышел из-под контроля. И, я не хочу тебя пугать, он продолжит, он не изменится.

– То есть?

– Не притворяйся дурочкой, ты все прекрасно понимаешь. Луи – коллекционер эротических комиксов и порнофильмов.

В моей памяти тут же вспыхнули видеокадры, те, что я увидела в подвале. Как он занимается сексом со всеми этими девушками, их лица, груди…

Дэвид сосредоточился на мне. Его глаза пытались установить контакт с моими, что-то вроде диалога, который нарушало бы только моргание.

– Он хищник, Эль. Потребитель секса. Мне жаль тебе это говорить: сколь бы прелестна ты ни была, я не думаю, что он надолго удовлетворится одной добычей. Луи на это не способен… никогда не будет способен. Зачем, по-твоему, он создал агентство «Ночные красавицы»?

– Чтобы найти тебе новую Аврору, – предположила я.

– Чушь! Луи просто нужно было стадо, в котором он мог бы найти столько свежих тел, сколько требовал его аппетит. Он действительно ненасытен, и я думаю, что разврат и промискуитет в клубе удовлетворяли его только наполовину.

Ненасытный. Таким точным выражением и я бы охарактеризовала его после увиденного в подвале.

Что же до агентства, то, когда я спросила об этом Ребекку, она не могла точно вспомнить, кто именно из братьев Барле предложил идею его создания.

– Но ведь тебе тоже принадлежала часть той затеи, – возразила я.

– По его требованию! И только из-за дружбы с Ребеккой. Бедняжка была в отчаянии. Тогда он только что бросил ее в я-не-знаю-какой раз. Но ты можешь проверить: именно Луи разработал все документы агентства и именно он придумал название «Ночные красавицы». Это был его проект. Не мой.

До сих пор я не замечала музыки, которая сейчас заиграла громче. Я не знаю, по какой причине решили добавить звук. Играл какой-то поп-рок, как на радио в передачах для домохозяек.

Первые ноты следующей песни ввели меня в ступор. Это была композиция More than this с бархатным голосом Браяна Ферри. More than this – одна из первых мелодий, которую Луи включал мне в «Отеле де Шарм». Одна из песен, которые были фоном на видео с его шалостями.

– Ты можешь спросить Ребекку, – настаивал Дэвид, словно не заметив моей задумчивости. – Она уже прошла через это…

Я попыталась взбодриться:

– Позволь мне напомнить кое-что: Ребекка не участвовала в этих развратных играх.

– Как и я, – вставил он, вытирая соус на губах согнутым полотенцем.

– Ты хочешь сказать, что ничего не знал о наших с Луи свиданиях в отеле?

– Ничего, – подтвердил Дэвид, глядя мне прямо в глаза. – Я никогда не просил его… развращать тебя, как он это сделал.

Версия Дэвида не совпадала с тем, что говорил мне Луи в комнате сэра д’Еона накануне отмененной свадьбы, и противоречила тем волнующим интимным моментам в постели, которые только Дэвид мог доверить Луи. По крайней мере, так я думала весь этот год.

Но остальные моменты заставили меня сомневаться: камера в спальне отеля Дюшенуа…

А что, если Дэвид говорит правду? Что, если Луи и есть создатель той чувственной ловушки, в которую я попалась?

– Открой глаза: единственный, кто использует секс как оружие, это Луи.

More than this. Все больше и больше ощущений. Любовниц. Наслаждения. Экстремальных опытов. Все больше и больше секса. Я не хотела верить Дэвиду, но что-то подсказывало, что это было бы вполне похоже на Луи, с которым я жила уже год. Любовь не сделала меня настолько слепой, чтобы я не смогла рассмотреть эти аспекты его личности.

– Вовсе не как оружие. – Я все-таки попыталась защитить своего жениха. – Он никогда не хотел причинить боль кому бы то ни было.

Но настолько ли я была в этом уверена? Пронзительные вопли хрупкой азиатки еще звенели у меня в ушах.

– Тем хуже! – гневно выпалил он, косо глядя на меня. – Луи – мальчишка с членом вместо винтовки!

Такой приступ вульгарности не был свойствен Дэвиду, которого я знала.

– Здорово. – Я сделала смущенный вид.

– Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать: он думает, что доставляет удовольствие кому-то и себе, но ему плевать на чужое горе. И Ребекка не единственная, кто пострадал из-за него, поверь мне.

Соня? Саломея? Кто еще, сколько девушек, привлеченных таинственной аурой Луи, было положено на алтарь его оргий для совершения какого-то темного тайного ритуала?

– Давай, продолжай, ты меня заинтересовал, – с нажимом сказала я, во внезапном приступе тошноты оттолкнув тарелку.

Он снова наклонился ко мне и продолжил очень низким тоном заговорщика:

– Ладно… я тоже посещал этих девочек. Тебе ли не знать… Но я никогда не превращал это в привычку.

– Что дальше?

– Девушка, которую я увидел однажды, немного разоткровенничалась при мне. Я выяснил, что она провела, по крайней мере, дюжину ночей с Луи.

Была ли она на видео? На кого она похожа? Я обуздала свое любопытство и дала возможность Дэвиду продолжить, в то время как официантка забирала наши тарелки, оскорбленная тем, что мы не обратили внимания на их содержимое.

– Она рассказала мне, что попала в его дневник. Луи отмечал там абсолютно все: свои похождения в мельчайших деталях, в том числе самые непристойные.

Этакий прототип дневника «Сто раз на дню», подумала я, сдерживая негодование. Первоначальная версия анонимных заметок, которые он мне посылал в течение нескольких недель до начала наших отношений.

До сих пор откровения Дэвида меня не столько шокировали, сколько раздражали. Больше всего меня бесило то, что Луи посвящал свои заметки первой попавшейся девушке. Я думала, что была первой!

– Что ж, у каждого свое хобби, – сквозь зубы процедила я.

– Это еще не все. Девушка дала мне понять, что Ришар – именно такой псевдоним он брал во время своих недолговременных встреч – размещал лучшие заметки из дневника в интернете. И иногда даже сопровождал их фотографиями, которые прятал от партнерш. Очень откровенные фотографии, так она сказала.

Меня насквозь пробрала ледяная дрожь.

– Ты ему говорил об этих слухах? – Я решила поддержать своего парня во что бы то ни стало.

– Конечно. Сначала он все отрицал. Потом сознался, поклявшись, что это были ошибки молодости и что больше он «этим» не занимается.

Это походило на защитную речь наркомана перед судом или врачами. Я прекрасно знала, что секс мог вызывать зависимость, быть ядом таким же разрушительным, как любой наркотик, я не могла вообразить Луи в такой роли. Это не могло быть правдой!

– Ты видел эти публикации в сети?

– Нет. Но зачем той девочке было врать мне?

Если даже пристрастие Луи к сексу столь непреодолимо, я никогда не рассматривала это как болезнь. Он придавал ему слишком большое значение, видел в нем особую эстетику, вкладывал свою душу и свое понимание, которое никак не согласовывалось с образом принуждающего чудовища, которого описывал Дэвид. Луи никогда не казался мне зависимым от секса, отсутствие которого погрузило бы его в депрессию. Эротические фантазии воспринимались им как искусство жить. Если бы Луи был действительно гиперсексуален, вынес ли бы он перерыв в наших отношениях?..

– Хочешь еще что-нибудь узнать?

Этот способ растягивать нами желание до невыносимого. Это искусство предварительных ласк, которые предвосхищали окончательный апофеоз. Такой терпеливый, такой медленный темп не был связан с так называемым физическим, жестоким и безудержным голодом чокнутого, который бросается на свою добычу. Луи не был таким. Во всяком случае, не со мной.

– Эль, – Дэвид тихо потряс мою руку, – хочешь еще что-нибудь узнать?

– Нет… Нет, спасибо, все хорошо.

Я тотчас же осеклась.

– Если только одну деталь…

– Да?

– Скажи мне: ты родился 5 января 1970-го?

– Да. Конечно.

Его лицо превратилось в лицо этакого промышленного магната. Человека, способного уволить не важно кого из служащих неразборчиво написанным словом. Это правдивая история, которую подтверждали многие работники BTV, в том числе Альбан.

– Не в 69-м? – настаивала я.

– Нет, в 70-м, ты это прекрасно знаешь. Почему ты спрашиваешь?

– Хм… да нет, просто так. В проекте нашего брачного контракта…

Он нервно играл со своим стаканом, чуть не разлив розоватую жидкость.

– И что же с ним?

– Твоя дата рождения, записанная в нем, была 5 января 1969 года.

– Полный бред! Это, должно быть, опечатка.

Удобная отговорка.

– Больше никто не делает свою работу правильно в этой стране. Даже переписать дату – непосильная задача.

Его оправдания не интересовали меня. Я понимала, что больше он ничего не скажет.

Этим своим поведением Дэвид становился похож на вечно недовольного старика, который сетует на плохой французский, на вседозволенность, небрежность, лень, которая толкает наших сограждан к тому, чтобы попытать счастья за границей. Я положила полотенце на стол, чтобы ясно дать понять, что с меня хватит как ужина, так и вопросов.

Будто предвидев это, Дэвид уже встал, чтобы оплатить счет.

Весенний вечер медленно опускался на улицу со снующими велосипедами и парами, которые беззаботно прогуливались под ручку. Ночь обещала быть приятной. Парень и девушка, проходившие мимо, взявшись за руки, бросили на меня сочувствующий взгляд. Надо полагать, я внушала жалость: я сидела, обхватив голову руками, с глазами, полными слез. Молодые люди попытались подбодрить меня жестами и удалились, одевшись в поздний солнечный луч, прежде чем исчезнуть в полутени.