Как и у большинства из нас, у Дэвида было несколько жизней, между которыми он лавировал с поразительной ловкостью и изобретательностью. Но желание покрыть свою жизнь ореолом таинственности стало его навязчивой идеей. Также Франсуа ничего не знал о детских годах Дэвида, проведенных в приюте. До настоящего момента Маршадо считал, что соперничество между братьями было вызвано просто какой-то беспочвенной ревностью, но на самом деле, возможно, это случилось оттого, что они находились на разном положении у родителей. Маршадо считал, что в этом вопросе Аврора играла лишь второстепенную роль.

Я пыталась рассказать ему о той лжи, которая была между братьями, как она тесно переплеталась и каким образом они поменялись местами в череде драматических событий 89-го и 90-го годов. Я пыталась доказать ему, что, наоборот, весь источник их бед заключался в любовном треугольнике Аврора-Дэвид-Луи и все это тянется из самого глубокого детства. Возможно даже, с того времени, когда Гортензия и Андре Барле еще не усыновили Дэвида.

– Вы были тогда на Черных скалах?

– В тот момент, когда с Авророй произошел несчастный случай?

– Да, или когда Луи и его родители потерпели крушение на лодке?

– Нет, ни в один из этих случаев. Я же говорю вам, Дэвид всегда старался как можно тщательнее скрывать от нас свою личную жизнь и семейные дела. Он всего несколько раз приглашал нас на Черные скалы, и то когда ни его родителей, ни брата дома не было.

Но игнорировал ли он таким же образом тайную связь между Авророй и Луи, «до и после» свадьбы молодой женщины с Дэвидом, как утверждала Ребекка? Я не могла понять, как эта история избежала огласки. Так же как и не в силах была объяснить упорного желания Дэвида и Авроры провести годы, живя в уединении.

– Я тоже не понимаю, почему они столь усердно скрывались.

– Увы, пока это для нас секрет. Единственное, что можно сказать совершенно точно, – в курсе всей этой истории были только три человека: Луи, Гортензия Барле и Флоранс Дельбар.

Он молчал, задумчиво проводя рукой по волосам.

– Вам уже удалось поговорить с вашим человеком в министерстве по поводу ТОГО дела?

– Еще нет. Это оказалось сложнее, чем я думал. Мой друг сказал, что поможет найти доступ к документам, но для этого нужно, чтобы я был на месте, в Ренне. Если дело только в этом, то я могу воспользоваться случаем и заодно провести свое небольшое расследование в Динаре.

Всего шестьдесят километров трассы D 137, у которой было еще и свое название – Путь Свободы, разделяли два этих города. Как бы мы с Луи желали того, чтобы это название оправдало себя…

– Самое необычное здесь, – сказал он, отхлебнул чай из чашки и взял одни из многочисленных документов, разбросанных по маленькому столику кафе, – это ошибка в страховом свидетельстве Авроры.

Я ему рассказала о гипотезе, которую предложила Ребекка, но он только пожал плечами и гневно воскликнул:

– Что за глупости! Если человек исчезает при таких обстоятельствах, которые позволяют думать, что у него не было возможности выжить – как, например, в случае наводнения, – прокурор Республики вправе немедленно установить факт гибели! Тут не нужно выжидать никаких сроков!

– А почему вы думаете, что именно это и было сделано в случае Авроры?

– Все очень просто. Я был на ее похоронах меньше чем через месяц после случившегося. А во Франции невозможно похоронить человека, не имея на руках свидетельства о смерти.

Вывод: ее страховая компания должна была быть поставлена в известность, что застрахованное лицо под номером 270063506305619 больше не существует в этом мире.

Маршадо не верил в подобную ошибку, которая могла случиться спустя два года.

– И все-таки… Это ведь не первый случай, когда страховщики допускают подобные ошибки.

– Хм… – скептически поморщился он.

Тем временем я взяла в руки свидетельство, внимательно осмотрела его и в самом низу документа увидела напечатанное мелкими буквами название страховой компании, услугами которой пользовалась Аврора: «Миталитц». Интересно, указанный там же адрес и номер телефона до сих пор действительны?

Не говоря ни слова, я начала набирать номер.

– Что вы делаете?

– Свою работу. Я же журналист. Звоню им.

– С ума сошли? Что вы им скажете? Что у вас на руках бумаги какой-то покойницы?

– Лучше уж так… – улыбнулась я.

После приветственной рекламы и веселой музыки, записанной на автоответчик, мне наконец ответил человеческий голос:

– Компания «Миталитц», здравствуйте. Чем могу вам помочь?

– Здравствуйте, мадам. Я застрахована в вашей компании.

Маршадо поднял к небу глаза. Было очевидно, он не верит в то, что это сработает. Желая доказать ему эффективность своего метода, я включила громкую связь на телефоне.

– Скажите мне, пожалуйста, ваш персональный номер. И еще, не могли бы вы продиктовать номер своего страхового свидетельства?

Я прочитала номера, написанные на странице.

– Аврора Дельбар, правильно?

– Да, это я.

– Прекрасно. Что я могу для вас сделать?

– Срок действия моей карты истекает через месяц, а я все еще не получила новую.

– А… Если вы подождете минуточку, то я проверю.

Пока она стучала по клавишам, отыскивая информацию в своем компьютере, Маршадо успел мне показать всевозможные знаки, выражающие, правда, всего одну мысль – что я сумасшедшая. Он крутил пальцем у виска, проводил рукой по горлу, показывая, как ему хочется убить меня, разрезать на кусочки и все в этом духе.

– Мадам Дельбар? – снова раздался голос на том конце провода. – Послушайте, я не понимаю, что случилось. Судя по данным нашей базы, ваша новая карточка вышла вовремя, первого мая, и была отправлена вам домой пятого числа.

Мне вдруг стало тяжело дышать. Франсуа прекратил размахивать руками и смотрел на меня пустым стеклянным взглядом.

Для страховой компании «Миталитц» и ее огромной клиентской базы Аврора Дельбар была до сих пор жива. Ее уже не было на свете больше двадцати лет, но для них она была такая же живая, как и я. Она до сих пор получала свои страховые карточки, или кто-то получал их за нее, она не переставала платить налоги.

Прошло несколько секунд, прежде чем я снова услышала голос в телефонной трубке:

– Мадам Дельбар… Вы еще здесь?

– Да, да… извините.

– Если хотите, я могу заново заказать вашу карточку.

– Да, спасибо, я хочу.

– Давайте на всякий случай проверим ваш адрес, чтобы снова не произошла ошибка. Вы проживаете по адресу: сквер д’Орлеан, дом номер 5, Париж, девятый округ, все правильно?

На мгновение я засомневалась, что нужно ответить. Дать мой настоящий адрес? Но что мне делать с тем кусочком бумаги, который мне принесут? Расскажет ли он мне еще что-то новое, кроме той информации, которую я уже узнала?

Маршадо достал из кармана своей куртки ручку и записал адрес Авроры на обратной стороне страховой карточки. Рефлекс журналиста.

– Да, да, все правильно, – подтвердила я отсутствующим тоном.

– Прекрасно. Вы получите новую карточку в течение пяти рабочих дней. – Сотрудница страховой компании завершила разговор обычными для такого случая формальностями, а я осталась сидеть молча, устремив взгляд в пустоту и не в силах отнять телефонную трубку от красного уха.

После этого мы с Маршадо еще несколько минут пообщались, прежде чем разойтись. Понадобилось некоторое время, чтобы осознать тот факт, что адрес, который Франсуа успел записать, не принадлежал никому из семьи Барле. Ни Гортензии с Андре, ни молодоженам Дэвиду и Авроре после их свадьбы, ни даже Луи.

Мы попрощались и договорились встретиться, как только у кого-нибудь из нас появятся новости.

– О! И кстати… – начала говорить я, когда мы уже практически расстались.

– Что?

– Фотография на моем телефоне. Я ее стерла.

– Спасибо, – сказал он со смущенной улыбкой.

Так как время мне еще позволяло и я была недалеко от дома, то решила вернуться на улицу Трезор пешком.

Открытые террасы кафешек оказались заполнены праздношатающимися туристами, которые неспешно потягивали свой аперитив. У меня было только одно желание: пойти домой, привести в порядок мысли, осознать все открытия, которые я сегодня сделала. Еще больше, чем вопрос «почему?», меня волновал вопрос «кто?». Кто все эти годы поддерживал иллюзию того, что Аврора жива? Я могла еще понять, когда живого пытались выдать за мертвого, в детективах часто встречались такие истории, но зачем делать наоборот? Зачем вести все административные дела за призрака?

То, что я обнаружила в своем почтовом ящике, к счастью, принесло куда более приятные ощущения и мысли. Потому что Луи не был для меня просто предметом для изучения. Он не был абстрактным персонажем, незнакомым участником какой-нибудь драмы в нескольких частях.

Мне не хватало его, и с каждым днем эта нехватка становилась все более жгучей, все более очевидной. Страница за страницей он перебирал части моего тела, а я рядом составляла свой список симптомов, которые испытывала при острой его нехватке: спазмы желудка, сокращение мышц, невольное трепетание век, набухание груди, вагинальные спазмы… Но я скоро прекращу эту игру. Мне совсем не хотелось ничего писать.

Я замечала, что Луи преследует меня, что, где бы я ни была, его призрачный двойник всегда рядом со мной, он приходит ко мне даже во сне. В этот раз моя очередь: я стану служительницей культа и он будет поклоняться мне.

Этим солнечным вечером воздух оказался очень теплым, и я, совершенно обнаженная, лежала на кровати. Вокруг меня располагались листки бумаги, каждый около той части тела, которой предназначался. Слова ласкали их. Кое-где пока не хватало нужных слов, но эти пропуски лишь еще больше подзадоривали меня, ведь они сулили не изведанные ранее удовольствия.

Сосок (сущ., м.р.). Больше всего в твоих сосках меня восхищает одна особенность – они могут меняться. Это зависит от многих факторов, от того, как я к ним прикасаюсь, они реагируют даже на самое легкое прикосновение, перепад температуры или сквозняк.

Мои пальцы быстро, нежно ласкали грудь, как и было описано его словами. Соски уже напряглись, а ареолы вокруг них горели, покрывшись маленькими, едва заметными шариками, при каждом прикосновении к которым по моему телу пробегал электрический заряд.

Грудь (сущ., ж.р.). Если грудь и не является тем, что дает нам жизнь, то она первая дарит желание.

Я провела рукой по своей груди, как бы это сделал Луи. Она набухла и затрепетала. Мое дыхание становилось учащенным и прерывистым, и тепло, которое разливалось по груди, медленно спускалось вниз живота.

Промежность (сущ., ж.р.). Это твое сокровенное место, запрятанное между бедрами. Может быть, она неприметна с первого взгляда, но стоит лишь легонько прикоснуться к ней, подарить ей мимолетную ласку, беглый поцелуй, как она способна воспламенить все, что находится вокруг нее.

Я легонько провела пальцем по этой тоненькой нежной полоске кожи так, словно Луи на расстоянии давал мне указания. Мои ягодицы раздвинулись, вагина широко раскрылась и с наслаждением приняла внутрь себя два пальца. И пока я не дошла до пика, я не могла сосредоточиться на чтении.

Кулак (сущ., м.р.). Крепко сжатый кулак, угрожающий. То, что чаще всего расценивается как оружие, может стать источником наслаждения, если знать, как его применять и пользоваться этим с определенным искусством.

Я не помнила, чтобы раньше когда-либо вводила в себя полностью всю руку, но сейчас решила воспользоваться советом Луи. Насколько возможно глубоко я засунула туда свою руку и начала ласкать стенки влагалища. Постепенно я стала ощущать, что все внутри меня сокращается. Как биение сердца. С такой же ритмичностью и частотой я начала сжимать и разжимать пальцы внутри влагалища, все быстрее и быстрее. Чем сильнее я давила вглубь себя, чем быстрее был мой ритм, тем скорее я приближалась к победному концу. Одной рукой я зажимала себе рот, чтобы сдерживать безумные крики, готовые вырваться из груди. И наконец это случилось. Крепость взята, город побежден.

В момент наступления оргазма все пальцы резко раздвинулись во мне в разные стороны, и пронзительный крик прорезал умиротворенную тишину вечера.

23

Я не представляла, как можно было передать Луи те разбросанные мысли и заметки, которые я постоянно писала в телефоне и которые, собственно, составили основу этой книги. Так как мое расследование не было доведено до конца, я решила, что еще рано его с ними знакомить. Я не хотела, чтобы он неправильно истолковал мои намерения. Чтобы он подумал, что я просто любительница совать свой нос в чужие дела, а потом выставлять на всеобщее обозрение обнаженные души.

Была ли наша вынужденная разлука тем самым решающим испытанием для наших чувств? Не стоила ли она как раз таки дороже всех наших развратных приключений? Не был ли тот образ Луи, который каждый день приходил ко мне, вылезал из шкафа моих фантазий, самым правильным, самым близким к оригиналу того человека, которого я любила?