Сквер д’Орлеан, дом номер 5.

Забить адрес в поисковую строку интернета – это единственное, на что у меня хватило сил, когда я вернулась домой.

На прощание Маршадо обнял меня. Это неожиданное выражение чувств с его стороны несколько растрогало меня, и я пару минут молча стояла в его объятиях. Я не сомневаюсь, что этим жестом он скорее искал поддержи и тепла для себя, чем хотел его кому-то дать. От резкого запаха его пота, смешавшегося с ароматом туалетной воды, меня немного подташнивало, но мне не хватило смелости оттолкнуть Маршадо. Если бы я нуждалась в каких-либо его услугах, то его объятия были бы последней вещью, на которую я бы согласилась.

Я не совсем правильно напечатала свой запрос, и поэтому первые ссылки, которые мне предложил поисковик, оказались сайтами агентств недвижимости. Они обращали внимание на типичный английский шарм этого дома, построенного в неоклассическом стиле архитекторами Эдвардом Крези и Джоном Нашем. Я также отметила про себя то, что дом был построен за земле, некогда принадлежавшей некой мадемуазель Марс.

Но на первом же сайте я нашла много полезной и интересной информации – например, список знаменитых людей, которые жили в сквере д’Орлеан начиная с 1830 года и до наших дней: Александр Дюма, Эжен Делакруа…

Мое внимание вдруг привлекла одна цитата, датированная 1842 годом, которая начиналась со слов: «Два дня назад мы переехали на площадь д’Орлеан, в дом номер пять. Квартира очень красивая и удобная, но у нас пока что практически ничего нет».

Мне было достаточно бегло просмотреть еще несколько параграфов, чтобы догадаться, кто автор этого произведения: Жорж Санд. Чтобы догадаться, кто же такие «мы», следовало прочитать еще несколько строк, написанных ниже и, похоже, слегка окрашенных оттенком ревности: «Маэстро, в свою очередь, старался изо всех сил создать свой салон, здесь же, на площади д’ Орлеан, но в доме номер 9, чтобы принимать там своих изысканных графинь и великолепных маркиз». Маэстро, конечно, был Шопен.

Если Аврора когда-то жила в этом доме, она явно должна была располагать весьма внушительными средствами. Это во-первых. Во-вторых, у нее должна была иметься серьезная причина для того, чтобы жить одной. Или, может, она здесь жила, когда покинула Сен-Мало, но до того, как вышла замуж за Дэвида и переехала в его квартиру на улице Мандел.

В любом случае что-то здесь не сходилось. Единственная гипотеза, которая казалась мне более или менее правдоподобной, заключалась в том, что эту сделку с недвижимостью совершил еще Жан-Франсуа Дельбар для того, чтобы иметь возможность со временем перебраться в столицу. Нотариус достаточно хорошо зарабатывал и, безусловно, обладая достойным уровнем культуры, понимал, что это место для жизни – просто находка. Но тот факт, что он купил квартиру именно здесь, в двух шагах от улицы Тур де Дам, не переставал меня волновать.

Наступил вечер, мои мысли вернулись к Франсуа Маршадо и тому расследованию, которое мы с ним проводили. Я с трудом сдержала свое нетерпеливое желание позвонить ему прямо сейчас – он должен был как раз только что сесть в поезд, следовавший в Сен-Мало, – и решила заняться обязанностями, возложенными на меня заместителем главного редактора газеты «Экономист».

Я последовала советам Маршадо и составила примерный распорядок дня Дэвида, скромно озаглавив свое произведение: «Двадцать четыре часа из жизни Дэвида Б., владельца заводов, газет и пароходов». Я не пропустила ни одной детали, которую просил указать мой командир, вплоть до марки зубной пасты, которой пользуется директор крупной компании. Все это я описывала с той холодной точностью и беспристрастностью, с которой обычно составляют каталоги.

Каждое утро Дэвид просыпается в 6 часов 25 минут, не в пятнадцать, не в половине седьмого – ровно в двадцать пять минут, когда раздается резкий звонок его будильника Cerutti 188. Он никогда не потягивается, не нежится в постели, пытаясь лишние пять минут поваляться под теплым одеялом и отсрочить наступление дня. Дэвид встает с кровати всегда бодрый, полный сил и энергии, готовый преодолевать сложности грядущего дня, который, как правило, длится двенадцать-пятнадцать часов. Следующие полчаса у него строго расписаны на пятиминутки: пять минут на бритье бритвой «Луи Витон»; пять минут на душ с гелем марки Roger&Gallet (аромат цитрусового леса); пять минут на то, чтобы одеться в костюм, сшитый по специальному заказу или же взятый из коллекции Поля Смитта, на двух пуговицах. Потом Дэвид сбрызгивается туалетной водой, на его полочке в ванной обычно стоит как минимум пять разных флаконов, он старается выбирать аромат под настроение, но чаще всего остается верен классике: Habitrouge от Guerlain или Eausauvage от Dior. Пять минут у него уходит на то, чтобы выпить чашку кофе марки MalongoBlueMoutain и съесть миску хлопьев QuakerOastLife, слегка политых миндальным молоком без лактозы, затем выпить еще стакан свежевыжатого апельсинового сока. И, наконец, последние пять минут посвящены проверке iPhone 5 и ноутбука MacBookAir, после этого он берет со стола несколько принесенных накануне досье, и в 6 часов 55 минут, ну или в худшем случае в 7.00 Дэвид Б. готов идти завоевывать мир…

Таким образом я исписала целых две страницы, но не думаю, что вас заинтересует дальнейший распорядок дня Дэвида. Его жизнь была продумана до мелочей, в ней не находилось места импровизации, вдохновению, спонтанности.

Но меня это уже мало заботило. Дэвид был пройденным этапом моей жизни. И его история меня почти не волновала. Возможно, то, что он когда-то был сиротой, а потом младшим в своей приемной семье, заставило его думать, что он должен побеждать. Везде и всегда. Он должен был доказать миру, на что способен, и в достижении своих целей Дэвид не знал границ. Его мораль оказалась столь же сомнительной, сколько и его происхождение.

Быстро перечитав все написанное (я всегда доверяла своему литературному чутью, по-моему, спонтанность – это лучшее в нашем деле), я отправила статью на адрес: fmarchadeau@leconomiste.fr, запросила подтверждение о ее получении и еще послала Маршадо эсэмэску, предупредив его таким образом об успешно выполненном задании. Скорее всего, он прочитает мое послание, только когда вернется в офис. Однако практически тут же я получила ответ:

«Спасибо. Выход вашей заметки запланирован на следующий номер. Не забудьте уточнить псевдоним, под которым вы бы хотели ее опубликовать».

За все прожитые мною годы я хорошо усвоила важную истину: нельзя вверять свою судьбу в руки одного мужчины, это безумие, редкостная неосторожность, совершаемая часто бессознательно. Я не хотела больше совершать таких ошибок. Даже по любви. Даже с Луи. Можно предложить мужчине жениться на тебе, можно устроить секретную помолвку, но никогда нельзя давать ему почувствовать, что он тебя покорил. Я больше не буду покоряться Луи, пусть он меня завоевывает. Нет, правда, я готова многое делать сама, но не на все могу закрыть глаза.

Тот же принцип действовал сейчас даже по отношению к Маршадо. Да, он был моим деловым партнером, но разве при этом мне запрещалось иметь какие-то детали нашего расследования, ему неизвестные? Ведь могли у меня быть и своя стратегия, и свой план действий.

«Ты уже вернулась? Пропустим по стаканчику в «ТрезОре»? Соня».

Мы не разговаривали с подругой по телефону с того самого дня, когда я уехала в Сен-Мало. Целая вечность уже как будто прошла. Я не хотела рассказывать всего, что связывало меня с Маршадо, но я по Соне соскучилась и хотела бы ее повидать.

«Ок. Минут через 20?»

Она сильно опоздала и когда наконец-таки показалась на террасе, я уже допивала свой первый коктейль. На ней было легкое летнее платье в цветочек, весьма откровенное и немного ее полнившее.

– Не думаю, что это лучшее твое платье, конечно, но определенный эффект от него есть.

– Ты тоже прекрасно выглядишь, наряд просто шикарный.

Она издевалась надо мной. У меня не было времени, чтобы толком привести себя в порядок и постирать вещи, поэтому мне пришлось надеть черное платье Авроры, которое я позаимствовала в ее гардеробе. Своровала у прошлого.

– Фред знает, что ты разгуливаешь в таком платье?

– Фред очень ревнив, что бы я ни делала, что бы ни надевала. Не мне тебе рассказывать, как он устроен.

– А ты подливаешь масла в огонь?

– Именно. Зато скучать с ним не приходится.

– Да у вас великая любовь, как я погляжу…

Она состроила в ответ недовольную рожицу. Я очень надеялась, что Соня будет с ним откровенна, не станет морочить ему голову и сразу скажет, на какие отношения рассчитывает. У бедного мальчика за последнее время и так случилось столько разочарований.

– Кстати… я снова виделась с моим незнакомцем.

Не думаю, что слово «видеться» точно передавало всю суть их встречи. Но я чувствовала, что эти свидания вслепую возбуждали ее в разы сильнее, чем спокойные вечера (кафе-кино-обнимашки) с Фредом.

– До сих пор никаких примет?

– Нет… хотя, по правде говоря, да. В этот раз мне удалось разглядеть, что он вроде бы носит шляпу.

– Шляпу?

– Ну да, летнюю. Такую штуку из соломы, представляешь? Он положил ее на кресло, а я случайно раздавила, когда он меня… Потом расскажу тебе в подробностях.

Такая целомудренность была не свойственна моей Соне. Я догадалась, что сексуальное влечение перешло в нечто большее. В жизни подруги снова подул ветер приключений, который уже успел принести ей немало бед. Я очень удивилась, что она не засыпает меня вопросами о поездке в Бретань. В этот самый момент я заметила, как к нашему столику идут двое мужчин. Мужчина слева, худой, с напомаженными волосами, зачесанными назад, был одет в полосатый костюм и белую рубашку с расстегнутыми верхними пуговицами, что позволяло видеть его волосатую грудь. Он подошел к нашему столику и представился металлическим голосом, показавшимся мне знакомым:

– Добрый вечер… Жан-Марк Зерки.

Мы с Соней ответили на его приветствие. Адвокат бросил выразительный взгляд в глубокое декольте моей подруги, но тотчас же снова принял серьезный деловой вид. Рядом с ним Луи казался еще выше, чем на самом деле. На нем был очень элегантный костюм. Луи посмотрел на меня так, что я сразу увидела, насколько сильно он по мне соскучился и как ему больно встречаться со мной при подобных обстоятельствах. В наших глазах было такое откровенное желание остаться наедине, что мы не знали, как вести себя на людях. Я первая отвела от него взгляд. Соне тоже стало неловко. Они чувствовали какую-то свою вину за все произошедшее, и удрученный взгляд подруги просил у меня прощения.

Но когда мы обе поднялись, чтобы освободить для Луи место за круглым столом, он стал смотреть на меня иначе. Выражение удивления на его лице сменялось яростью. Он узнал платье.

– Может, оставить вас одних? – предложила Соня.

– Нет, побудь с нами.

Я оперлась всем весом на ее предплечье, продемонстрировав свое недовольство. С расстроенным видом она одернула платье, словно только что поняла, до какой степени оно могло показаться неприличным.

Естественно, я злилась, но Соня была нужна мне сейчас как никогда. Я не считала нужным делиться с мужчинами своими неожиданными открытиями, и ее присутствие давало возможность направить беседу в правильное русло. Я сконцентрировалась на всех деталях, которые могли быть использованы Зерки для защиты Луи. Я ощущала дрожь от того, что мой мужчина вновь так близко, но я не могу его обнять. Голосом, сдавленным от эмоций, я начала говорить о Гобэре и его связи с Дэвидом.

– Мы знали об этом с самого начала, – оборвал меня адвокат, раздраженно потирая затылок. – Гобэр идет на поводу у Дэвида, а он изо всех сил пытается дискредитировать брата. Ладно. Это ничего не решает. Ни один суд не удовлетворится настолько хлипкими доказательствами.

– В таком случае… Думаю, я могу вам предложить кое-что получше.

Порыв ветра ворвался на терассу, будто материализуя дуновение истины, промелькнувшее среди сомнений и догадок.

Он мельком посмотрел на оборки моего платья и платья Софии, более воздушные и притягательные для искушенного взгляда. Глаза Луи, полные упрека, смешанного с желанием, были прикованы ко мне.

Поскольку он дал мне указание спрятать все, что могло его скомпрометировать, и даже ключ от центра видеонаблюдения, я думала, что он знал о существовании фильмов. Тогда каким образом объяснить удивление на его обычно таком непроницаемом, упрямом лице, когда я начала в подробностях излагать все, что видела на экранах? Десятки видео Дэвида в компании бессчетного количества любовниц, которыми он овладевал в номерах с разнообразным интерьером, так характерным для «Отеля де Шарм»?

– Да, конечно, я знаю о существовании этих камер, – процедил Луи, напрягшись всем телом, чтобы сохранить самообладание.

Его бросило в жар, и до меня донесся невыносимый запах лаванды, смешанной с ванилью. По моему телу вновь пробежали мурашки.