– Эль! – воскликнул Луи, когда я наконец попала в поле его зрения. – А мы уж и не надеялись вас увидеть. Я смотрю, вы уже усвоили основные правила нашей компании: власть принадлежит тому, кто заставляет себя ждать.

Я покраснела. Остальные участники совещания обернулись, и каждый в свою очередь мне представился, за исключением Люка. Он на правах старого знакомого позволил себе поцелуй в щечку.

– Добро пожаловать, Эль. Я, к сожалению, не имел возможности сказать тебе это утром, но, поверь, мы все очень рады, что ты к нам присоединилась. Честное слово!

Сопровождая слова приветствия дружескими объятиями, он положил обе руки мне на плечи и слегка встряхнул меня. Жест был от чистого сердца, вполне приличный, так поступают многие, кто ценит прикосновение как доказательство искренности, но я могла бы поклясться, что старший Барле раздраженно поморщился. Ему неприятно было видеть меня в объятиях другого мужчины, пусть вполне невинных и краковременных.

– Луи, ты остаешься с нами? – спросил Люк.

– Хм… А почему бы и нет? В конце концов, оформление новой передачи, да еще такой важной для нашего канала, имеет прямое отношение к имиджу компании. Не так ли?

Все с ним согласились, понимающе кивнув.

Я не виделась с Луи с тех пор, как произошла их стычка с Фредом, то есть уже два дня. Мне он показался уставшим: черты лица заострились, скулы ввалились. Высшая несправедливость заключалась в том, что болезненный вид придавал его внешности еще больше животной привлекательности, делал его более чувственным, что ли. Несмотря на свой небольшой физический недостаток, он представлялся мне диким зверем, любое движение, каждая поза которого свидетельствовали о скрытой мощи, о сгустке энергии, готовой проявиться в любой момент в виде всплеска жизненной силы. Башня Барле была для него стеклянной клеткой. Луи примирился с судьбой, но, как и любое другое дикое животное в подобных обстоятельствах, все равно искал выход, тропинку в джунгли, где он мог бы резвиться на просторе. Он бы с радостью перегрыз горло своим тюремщикам, если бы представилась такая возможность.

– Крис, ты покажешь нам свою работу?

Крис, высоченный худой блондин, сутулый, с аккуратной бородкой, по манерам похожий на угловатого подростка, что типично для художников и оформителей, достал из-под мышки ноутбук. Исполнив на клавиатуре несколько виртуозных пассажей, он перевел изображение своего проекта на экран.

– Итак, вы видите, площадка в урбанистическом стиле, – Крис специально растягивал слова, демонстрируя британский акцент. – Атмосфера бетонных джунглей, все в сером, в стиле пост-хип-хоп…

Описание макета студии: на темной кирпичной стене огромные буквы в виде радуги, нарисованные в стиле граффити.

– …и в то же время обеспечивает релакс, – закончил он свое торжественное выступление. – Скорее берлинский хиппи, чем нью-йоркский наркоман. Понимаете, в чем фишка?

Мне совсем не понравилось, даже если не брать во внимание его дурацкий витиеватый стиль изъясняться. Разумеется, я бы не стала ничего говорить, но это было замечено, и Люк бросил на меня вопросительный взгляд:

– Эль, ну как тебе?

– Хм… Мне сложно высказать мнение по одному варианту. Может, посмотрим другие?

Художественный редактор не произнес ни слова. Без всяких сомнений, я вступила в лагерь его противников, этих невеж и зануд, не обладающих визуальной культурой, которые смеют высказываться по поводу великих творений так, словно они выбирают обои. Крис уже возненавидел меня лютой ненавистью, что бросалось в глаза.

– Да, – холодно сказал он, поджав губы. – Есть и другие…

Подразумевалось: они не лучше.

По мере того как Крис демонстрировал другие варианты, а также возможные логотипы передачи, прочие заставки, элементы декора, оформление студии, в которой мне очень скоро придется дефилировать, я стала чувствовать присутствие Луи у себя за спиной. Сначала до меня докатилась волна его изысканного парфюма, где запах лаванды преобладал над цветочной нотой, потом я ощутила возбуждение, исходившее от него, из чего сделала вывод, что он находится в шаге от меня. Он почти склонился к моему плечу под предлогом того, конечно, что так ему будет лучше виден экран, и я уже чувствовала, как горячее дыхание нежно щекочет мне шею. Мои волосы были сколоты на затылке той самой заколкой, но один локон упрямо выбивался из прически и шевелился над плечом каждый раз, когда Луи делал выдох, что приводило меня в смущение. При каждом движении теплого сладкого воздуха у меня над ухом моя кожа немного дрожала, и я не могла унять эту дрожь, пробегающую по всему позвоночнику, от самого затылка до поясницы, и она выдавала мое возбуждение.

– Я бы предпочла студию на фоне деревенского пейзажа, – неожиданно сказала я, немного стесняясь. – Пусть лучше простота и естественность, в духе живописных сельских описаний Руссо. Скорее тропический лес, чем вандейская роща.

Сказав это, я подалась грудью вперед в направлении Люка, тогда как мужчина за моей спиной инстинктивно отпрянул назад. Навыки поведения среди себе подобных, усвоенные нами с раннего детства и автоматически выполняемые телом, бывают иногда очень полезными. Он снес оскорбление, только разгневанно сверкнув взглядом. Но я-то знала, что здесь или в другом месте мне не удалось бы так просто улизнуть от него. Учащенное сердцебиение и невольное сокращение мышц внизу живота послужили тому доказательством.

– Интересно, – согласился седовласый директор, – но почему деревенский?

– Ну, как сказать, – сочиняла я на ходу, – во-первых, думаю, этого меньше ждут, чем городской пейзаж, когда речь заходит о культуре и обществе.

Щелчок по носу эстету Крису. И очко в мою пользу, если судить по тому, как одобрительно закивал Филип ди Томазо, низенький человечек, похожий лицом и цветом кожи на сморщенный чернослив.

– И потом, таким образом мы подчеркнем, что не собираемся ограничиваться парижскими новостями, что основная идея нашего проекта – охватить большое пространство, а не только отразить проблемные зоны, мало связанные с настоящей жизнью.

– Неплохо, – оценил Люк Доре, улыбнувшись.

Я несла чепуху, молола вздор, ляпнула первое, что мне взбрело в голову. Озвучивала маркетинговую галиматью, против которой всегда предостерегали наши преподаватели в институте. Но оказалось, что всех это вполне устраивает. Тут я сделала для себя открытие: когда попадаешь в реальные условия в профессиональной среде, лучше иногда пустить пыль в глаза, порой такой фарс воспринимается лучше, чем обдуманные и зрелые заключения. Полезнее бывает эпатировать, чем действовать силой убеждения.

– Луи? Твое мнение?

– По поводу работы Криса… или о милом куплете, который нам исполнила мадемуазель Лоран?

Он уставился мне прямо в глаза, словно две иголки впились в мягкую древесину. Я окаменела, не способная ни возразить, ни ответить на оскорбление. Тем не менее я чувствовала, как в моем каменном теле громко, как колокол, стучат некоторые органы: сердце, в первую очередь, но также вагина, предательница, которую обстоятельства, видимо, сильно возбудили.

Неужели он это заметил? Похоже, да. Его взгляд, задержавшись на моем лице, двинулся вниз, изучая каждую складочку черного платья, и при этом так похотливо блестел, будто меня покрывала не ткань, а тончайшее облачко серого легкого тумана.

Какому моменту он отдал предпочтение вчера вечером? Какое мгновение ему доставило наибольшее удовольствие? Я вновь увидела, как яйцо покидает мое нутро, довольное, удовлетворенное, задержавшись в преддверии, как непропорционально крупный член, с трудом преодолевающий узкий проход…

– То, что Эль нам сказала, думаю, не лишено смысла.

Исполнительный директор пришел мне на помощь:

– Неплохая идея, да?

Луи выпрямился настолько, насколько ему позволяла трость, надменный, как петух в своем курятнике. Его поза лучше, чем слова, выражала то, что он думает о всех нас: стадо глупых домашних животных.

– Да, – пустился Луи в рассуждения. – Если мы хотим привлечь людей в прайм-тайм смотреть программу о культуре, мы не должны замыкаться в резервации для элиты, которая проводит вечера в театре Шатле, а выходные – в Биаррице. Нужно посмотреть свежим взглядом!

После этих слов воцарилась гробовая тишина, и я поняла, что у Луи достаточно влияния, чтобы уволить директора телекомпании в одну минуту, прямо в ходе текущего заседания, ему стоит лишь мигнуть, но он был спокоен. На какое-то время Луи отвернулся от меня, чтобы посмотреть в глаза своему оппоненту. Я чувствовала, что вся дрожу, это было приятно и болезненно одновременно.

– Мы можем сделать потрясающую передачу по культуре… Не какое-нибудь пошлое подобие типа «Любовь в полях»! – обиженно сказал Крис.

– Так что ты предлагаешь? – спросил Филипп, проигнорировав Криса и смерив Луи взглядом с головы до ног, без намека на подобострастие. – Сплетни про твоих дружков-приятелей из Марэ на всем протяжении программы?

К моему великому удивлению, Луи не сгреб мистера Чернослива за шиворот, хотя ему это было несложно, а сохранил олимпийское спокойствие.

– Отнюдь. Видишь ли, я умею не смешивать собственные вкусы с нашей общей миссией по отношению к телезрителям. И, уж прости меня, но твое предложение так же смешно, как и проекты Криса.

– Что ж, расскажи, какую концепцию ты предлагаешь? – вмешался Люк.

– Я не прошу вас делать передачу для избранных эстетов и горстки посвященных. Напротив. Я полагаю, что доступ к высокой культуре, о чем, собственно, тут речь, является фундаментальным правом всех и каждого. На мой взгляд, дать возможность мозгам получить эстетическое наслаждение жизненно необходимо и не менее важно, чем доставить удовольствие телу.

Быстрый взгляд горящих глаз в мою сторону. Я услышала отголосок прогрессивных взглядов с сильным привкусом анархизма, что так поразили меня когда-то в галерее Соваж.

Но о чем он говорит? Все еще об искусстве и культуре? Нет, подсказывала мне моя вагина, промокшая насквозь настолько, что прилипла к хлопковой прокладке трусиков. Я поерзала в кресле, надеясь движением таза отклеить их друг от друга, но только испортила положение: ткань врезалась в распухшие губы и стала тереться о клитор, возбуждая его.

– Так о чем ты предлагаешь рассказывать? Об искусстве копчения рыбы у эскимосов?

– Необязательно, – серьезно возразил он, пропустив мимо ушей иронию Люка. – По крайней мере, до тех пор, пока это не войдет в моду у обитателей, населяющих берега наших рек. А если так случится, то почему бы и нет?

– Ты хочешь обсуждать модные тенденции, так, что ли? – нахмурился Люк. – Передачу об обществе?

– И да и нет. Мне кажется, что наших зрителей могла бы увлечь идея первыми узнавать о том, чем собирается заниматься в ближайшее время их сосед по дому. Если хочешь, можешь назвать это тенденциями, но я называю это историями о самородках. Есть вещи, пока еще редкие в наши дни, которые скоро многие захотят иметь у себя дома, носить на себе, иметь в своем распоряжении, чтобы беспрепятственно наслаждаться ими…

Луи сделал паузу, что не могло быть случайностью или ошибкой, он явно специально употребил данный оборот речи, он прекрасно умел так делать.

– Это может быть книга, диск, но также и модный аксессуар, кулинарный рецепт или даже новый способ вести себя в обществе. Именно здесь кроется культура нашей сегодняшней жизни. Феномен современной культуры настолько же мощный, насколько и эфемерный, но именно он определяет наши поступки в большей степени, чем политика или религия. Кто и что управляет толпой в наши дни? Папа римский? Демонстрация против реформ? Нет… Зато шуму наделает выход нового таблоида, артистический флешмоб, предпремьерный показ скандального фильма… вот что нас привлекает, что щекочет наше сознание, возбуждает в нас любопытство и желание.

Чтобы дать мне понять, что его слова предназначены исключительно для моих ушей, Луи поднялся, встал за моей спиной и оперся свободной рукой о спинку кресла. Розовый бугорок в складочках между ног, натертый эластичными трусиками, был уже на стадии закипания. Я бы все отдала в ту минуту, чтобы засунуть туда руку… И убрать руки Луи с моей поясницы, только тихо, не устраивая скандала. А он продолжал разглагольствовать с невинным видом, словно был абсолютно равнодушен к идеям, которые только что сам продвигал, как мотылек, не отдающий себе отчета, какой ущерб он нанес, хлопая своими крылышками.

– Это море идей, в котором каждый может и должен искать смысл повседневной жизни. Неужели вы не замечаете, что нам не хватает прекрасного, возвышенного?

Его пылкая речь привела всех в оцепенение. Без сомнения, присутствующие здесь люди были достаточно умны, чтобы понять, о чем говорит Луи, но они отдавали себе отчет также и в том, что если проект будет реализован и передача пойдет в эфир, то последствия для канала могут быть катастрофическими. Иначе говоря: идея никуда не годится, под такой проект рекламодатели денег не дадут, им подавай что-нибудь попроще и, желательно, уже проверенное.