Я оказалась перед входом в гостиницу за пару минут до назначенного часа, не имея при себе ни каких-либо вещественных знаков, ни намеков на предстоящие события.

Я вошла в холл, даже не взглянув в сторону стойки, за которой месье Жак занимался какой-то писаниной, и не сказала ему ни слова. После нашей недавней стычки я вряд ли могла рассчитывать на помощь с его стороны, поэтому проскользнула сразу к лифту.

– Добрый вечер, мадемуазель!

То был Исиам, и я искренне обрадовалась его лучезарной улыбке. Он захлопал своими длинными ресницами часто-часто, это свидетельствовало о том, что и он был мне рад. Мне больше не хотелось знать, действительно ли он работает на Луи. Какая разница? Мне нравилось думать, что этот мальчик ни в чем не замешан, пусть останется невинным в моих глазах, хотя он мне симпатичен несмотря ни на что.

– Добрый вечер, Исиам! Вы отведете меня в нужный номер?

– Конечно! А в какой?

Он широко улыбнулся, показывая всем своим видом, что приглашает меня к игре.

– Ну, что вам ответить… Думается мне, вы сами знаете. Так ведь?

– Конечно, но вы должны мне сказать!

Ах, вот как он ставит вопрос…

– Ну ладно. Давай посмотрим, что у меня есть: ключ, старый, ржавый ключ с зазубринами, которым можно открыть какую-нибудь дверь…

– Какую-нибудь дверь, – повторил он, с удовольствием включившись в игру. – Значит, никакую.

– Хм, колье уже было, яйцо – тоже… Но у меня есть еще заколка для волос.

– А вы уверены, что этот аксессуар из вашей коллекции?

– Нет… Наверное, вы правы. Но в таком случае у меня в запасе осталась… только плетка!

Мальчик радостно подмигнул мне и заулыбался.

– Ну вот! Это – как раз то, что нужно!

– Плетка… – задумчиво повторила я.

И кто же из наших знаменитых куртизанок пользовался этой игрушкой? Я пыталась вспомнить тех, чьи имена дали названия номерам в отеле, но мне ничего не приходило на ум. Вдруг я заметила за его спиной афишу в стиле ретро…

Исиам, обратив внимание на то, что я смотрю не на него, а куда-то в сторону, проследил за направлением моего взгляда и обернулся. На стене в рамочке висел постер, на котором был воспроизведен старинный плакат, запечатлевший испанскую танцовщицу. В одной руке она держала веер, в другой – плетку, видимо, чтобы подчеркнуть воинственный вид и готовность к решительным действиям. Мне теперь оставалось только прочитать имя этой таинственно-мрачной красавицы: Лола Монтез.

– Лола Монтез? – удивленно произнесла я, сделав упор на звук «з» в конце слова. – Разве нужно говорить не «Монтес»?

– «Лола Монтес» – так называется фильм Макса Офюльса. Он снял его по мотивам ее жизни. Но ее настоящее имя – Монтез.

Ясно, что он заучил свой урок наизусть. Я ни секунды не сомневалась, кто ему подсказал эти слова. Исиам открыл дверь кабины лифта и шагнул внутрь, я вошла вслед за ним. Мальчик нажал нужную кнопку, и мы поднялись на третий этаж.

Спектакль обещал быть захватывающим. Если на других этажах все коридоры сияли от многоцветья и живых сочных красок, то здесь все было в черном: стены, двери и даже ковер под ногами. Однако неяркое освещение, которое давали немногочисленные настенные светильники, хоть как-то рассеивало сумеречное впечатление, но продвигаться все равно приходилось почти на ощупь, рискуя споткнуться в любой момент.

Интерьер номера не порадовал меня более веселыми красками: все погружено в полумрак, только вдоль плинтуса и по периметру потолка струился приглушенный свет. Замысел оформления номера в стиле надгробного склепа внушал скорее благоговение перед памятью самой загадочной куртизанки романтической эпохи, чем восхищение ее талантами. Но щелчок захлопнувшейся на замок двери за спиной вдруг напомнил мне о том, зачем я сюда пришла, то был первый удар хлыста по натянутым нервам.

– Подойди…

Как и в прошлый раз, звук человеческого голоса, раздавшийся в полной тишине в закрытом пространстве, вывел меня из состояния ступора. Я вздрогнула от неожиданности, но сдержала крик. Однако на этот раз голос был настоящим, к нему не примешивался металлический тембр, результат искажения живого голоса компьютерными эффектами, речевым имитатором или подобными электронными приспособлениями. И раздавался он не из динамика или громкоговорителя, которые могли бы крепиться к потолку, а исходил от стены, расположенной напротив двери, где располагался задрапированный силуэт, но в темноте я не смогла различить, что там было – элемент декора или человеческая фигура. Зато я не могла не заметить, что эта тень незаметно движется, и могла бы поклясться, что она перемещается в мою сторону. Я инстинктивно сделала шаг назад со смешанным чувством страха и любопытства. Эти два чувства идут рука об руку в наших самых мрачных ночных кошмарах, когда чувствуешь, что тебя затягивает в пропасть, но знаешь, что скоро проснешься.

– Не бойся. Если ты здесь, значит, больше ничего не боишься.

Голос был жутко страшным, но его интонация показалась мне внушающей доверие. С этими словами худой силуэт наполовину выдвинулся из тени, и я увидела, что на нем матовый комбинезон из искусственного каучука черного цвета, а лицо целиком скрыто под капюшоном из той же материи. Поразительный костюм воскрешал в памяти детские сказки – мешанина из мультиков и комиксов: кетчер, человек-паук, цирковой силач, или более поздние впечатления от фильмов про женщину-кошку и еще бог знает про что в таком роде.

Заметная выпуклость эластичного материала внизу живота красноречиво свидетельствовала, что незнакомец уже находился в состоянии возбуждения.

– Так ты не боишься? – настаивал он.

– Я не боюсь, – осторожно согласилась я.

Он вытащил из-за спины длинный и тонкий предмет, но мне не удалось рассмотреть, что это было.

– Тогда подойди ко мне. Ты ничем не рискуешь.

Так это же плетка! Почти такая же, как та, которой я пять минут назад легкомысленно жонглировала, ни о чем не подозревая.

Меня поразила страшная догадка: несмотря на сумеречное освещение, было ясно, что стоящему передо мной мужчине трость не нужна, он вообще не нуждался в опоре, чтобы ходить и держаться прямо.

– Уж не собираетесь ли вы… – спросила я сдавленным голосом.

– Тебя отхлестать? Нет. Если не будет в этом острой необходимости. Если ты поведешь себя разумно.

Я постаралась взять под контроль свой голос и вернуть самообладание.

– Хорошо, хорошо… Только держитесь от меня подальше, вон там.

– Тсс… – он перешел на шепот и одновременно сделал шаг мне навстречу. – Мы еще ничего не сделали, а ты уже убегаешь!

– Я не хочу, чтобы меня побили.

– А кто собирается так делать? Ты же знаешь, этим можно не только драться.

Чтобы подтвердить свои слова, он стал поглаживать меня наконечником плетки из нежной кожи. Тонкая ткань платья не защищала мое тело, и при каждом прикосновении я чувствовала, как электрический ток пронизывает меня насквозь, будто кто-то щекотал меня языком.

Может, при других обстоятельствах, если бы я была зрителем, а не участником этого спектакля, он показался бы мне комичным, но сейчас я почувствовала, как сладкое томление разливается по телу, приятное, опьяняющее, но и ядовитое. Под воздействием ласк незнакомца и орудия этих ласк я сломалась. Мой разум, тонкая непрочная перегородка между мной и моим вожделением, мне отказал. Моя защита была сломлена, и я почувствовала острую необходимость подчиниться чужой воле.

– Закрой глаза… Отдайся своим чувствам.

Мне и не нужно было смотреть, чтобы понять, что он стоит совсем рядом, почти касаясь меня, о чем я догадалась по ровному дыханию, щекотавшему щеки и шею при каждом его выдохе. Но вот отсутствие исходящего от его тела хоть какого-то запаха поставило меня в тупик. Я не почувствовала ничего, даже легкого намека на туалетную воду или парфюм, ничего, кроме едкого и неприятного запаха искусственного латекса.

Незнакомец с предельной осторожностью взял меня за руку и деликатно подвел к постели, которая тоже была застелена черным бельем, своего рода шелковый катафалк. Он не спеша уложил меня лицом вверх.

Странное дело, как только я легла на постель, откуда-то с потолка раздалась музыка, пролившаяся на нас многозвучным дождем, мало-помалу становясь все громче и громче.

Эта мелодия была мне незнакома, однако не могу не отметить, что она удивительным образом соответствовала обстановке: протяжное пение, монотонное, завораживающее. Мотив строился в пределах одной октавы, простой, но волшебно-чарующий женский голос выводил слова на непонятном мне языке. Что-то вроде григорианских культовых песнопений. Слова ничего не значили, поэтому оставалось только пуститься по волнам мелодии, поддавшись очарованию голоса, до самой кульминационной точки.

Мужчина тем временем снимал с меня одну за другой все детали наряда – в этот вечер я была одета довольно скромно, – а затем продолжил плавными движениями рисовать на моем обнаженном теле линии кожаными ремешками плети. Судя по его точным и выверенным жестам, я могла догадаться, что он сдерживает силу своих хорошо развитых мышц.

– Мелодия называется «Forever without end», – любезно сообщил мужчина тихим голосом.

Именно это внушала мне его плетка, которая, как оказалось, была детально знакома с расположением моих самых чувствительных эрогенных зон. Она безошибочно определяла лучшие и задерживалась там, где в ответ на ее нежные прикосновения зарождалась трепетная волна. Кожа у основания шеи с удовольствием приняла эти ласки. И плечи отдались с благодарностью, непрерывно подрагивая, даже легкие болевые ощущения не помешали наслаждению. Небольшой участок кожи, не имеющий названия, между ухом и затылком, демонстрировал удовлетворение и отраду. Что уж там говорить про груди, живот и внутреннюю поверхность бедер, которые, дрожа от восторга, раздвигались все шире при каждом прикосновении, как будто с любопытством ожидали продолжения истории, которую в первый раз слышали.

Все мое тело напряглось, нетерпеливо надеясь узнать больше – или почувствовать? Больше? Сильнее?

– Как мне нравится, – с томным вздохом прошептала я, сама не понимая, о чем говорю: о музыке или ласках.

Внезапное вторжение наконечника кожаной палки мне во влагалище вырвало из горла отчаянный крик. Мужчина растирал мою вульву ритмичными движениями, не сильно, но достаточно, чтобы сделать больно. Выгнув спину и выпятив вперед чресла, я выставила лобок ему навстречу.

– Ой! Больно!

И тут же получила удар плетью по животу, без предупреждения, несильный, но довольно болезненный, так, что я почувствовала ожог на коже, которой коснулись ремешки плети.

– Вы не имеете права меня бить!

Я рассердилась и приподнялась на локтях, но он с силой опрокинул меня назад, на постель, и удержал рукой, чтобы я не смогла подняться и освободиться.

– Я не бью вас, а только стегаю.

– Ах так? Попробуйте объяснить это различие моей коже!

– Не трать слова… Отдайся чувствам.

Я и не думала отказываться от ощущений, более того, мой гнев усилил сигналы, посылаемые телу. После каждого нового резкого удара плетью я с нетерпением ждала следующего, пытаясь заранее представить себе его силу и стараясь предугадать, на какую часть тела обрушится плеть. Он по очереди исполосовал мои груди, сначала одну, потом другую, мой живот и ляжки, бедра и боковую часть ягодиц, тщательно избегая трогать лицо, искаженное гримасой страдания и… наслаждением.

Невольно я еще раз испытала приступ паники, когда мужчина неожиданно сел на меня верхом, коленями прижав к кровати мои руки, чтобы я не двигалась. Почти раздавленная массой его тела, я с ужасом поняла, что он злоумышляет: контакт правой руки с холодным металлом, удерживающий зажим на запястье, потом точно так же оказалась скована моя левая рука.

Я в наручниках.

Я открыла глаза, чтобы понять, что происходит и как этот таинственный человек собирается продолжить мои мучения, но ничего не увидела: свет погас и комната погрузилась во мрак. Я ощущала его присутствие разве что по почти неслышному дыханию и еле ощутимому теплу, исходящему от тела, закованного в каучуковую оболочку.

Мужчина словно бы прочитал мои мысли, так как послышался металлический звук застежки молнии, из чего я сделала вывод, что он наконец снял с себя этот одиозный костюм. Но, как оказалось, он обнажил только свой торс, хотя при этом – о, счастье! – на свободу вылетел также и знакомый мне до боли аромат, до сих пор запертый под синтетическим покровом.

Ваниль и лаванда, одним словом – Луи. Или мужчина, который надушен его одеколоном?

Последние сомнения исчезли, когда я услышала голос, прозвучавший естественно, без обычной язвительности, присоединившись к чувственному запаху тела:

– Не бывает тьмы настолько темной, чтобы затмить тебя…

О чем это он? Рискну предположить, что Луи имеет в виду… мою красоту.