– Ах, простите…

В двери показался Фред. Заметив нас, он сперва удивился, но потом его взгляд стал суровым от гнева, который мне был очень хорошо знаком. Однако Фред сдержался. В отличие от Дэвида:

– Что вам надо? Что, черт побери, вы здесь забыли?

Я тут же поняла, что эти двое никогда не встречались. Но если Фреду было полезно увидеть наконец, как выглядит big boss телестудии BTV, то Дэвиду вовсе не обязательно было знать, кто такой этот небритый парень в потертых джинсах и линялой футболке, пусть даже он работает в его фирме.

– Я… – мямлил Фред.

Должна ли я их представить друг другу? Если да, то до какой степени стоит углубляться в предысторию наших отношений? С одной стороны, Фред должен был опасаться, как бы я не открыла правду относительно его трудоустройства на канал. Видимо, его растерянность объяснялась тем, что он не знал, как я себя поведу.

– Что «я»? Оставьте нас в покое!

– Дорогой, – я решила вмешаться, чтобы его утихомирить. – Это – Фред Морино. Звукооператор нашей передачи. Он, видимо, пришел, чтобы сказать, что меня уже ждут в студии.

Я захлопала ресницами, вылупив глаза на Фреда, чтобы тот понял намек и включился в игру.

– Да, – подтвердил он, вздохнув с облегчением.

– А! Ну ладно.

Дэвид никогда не терял самообладания. Никогда! Кем бы ни был его партнер. Он выпрямился, скорее раздосадованный, чем рассерженный, и ограничился тем, что строго отчитал Фреда, как нашкодившего сорванца:

– В любом случае, следует стучать, когда входишь даже по срочному делу.

И он широким жестом указал на дверь моего кабинета, открытую настежь в тот момент, когда к нам так вероломно вломился Фред.

Подумать только, а я вписала своего бывшего в список приглашенных на свадьбу. А ведь его бы и на порог не пустили, прогнали бы тут же, без разговоров, он бы даже не успел предъявить пригласительный.

– Ну, пока! Я побежала, – тихонько шепнула я Дэвиду, отправляясь вслед за звукооператором.

Вот теперь настал самый подходящий момент поморгать ресничками, сделать губки бантиком и напоследок покрутить бедрами. Короче, представить во всей красе свою сексапильную женственность, выпендриться по полной программе, так сказать. Тогда его приговор после позорного провала будет не таким суровым, или хотя бы с небольшой отсрочкой.

– И помни, дорогой, о чем мы с тобой только что говорили, – проворковала я на прощание. – Меня это очень интересует.

Очутившись в коридоре, мы с Фредом не отправились в студию, как предполагалось, а нашли возможность уединиться. Я была в таком же замешательстве, как и он. Нелепость сложившейся ситуации угнетала меня, но не только это не давало покоя. Она обнажила двойственность, скорее даже несуразность, моего отношения к Дэвиду. Боже мой! Кто бы знал, как я хотела всего этого: идеального мужа (состоятельного красавца), благополучия, достатка. Но в то же время я не могла вычеркнуть из своей нынешней жизни то, что было когда-то. Я не могла забыть ту бедную девочку из Нантерра, как и тех, кто вывел ее в люди… Я не могла быть на той и другой стороне одновременно.

Я сдержалась, чтобы не сорваться на Фреде, хотя, по сути, он невольно стал причиной возникшего шторма в моей душе, но он же стал и его несчастной жертвой.

– Тебя ведь никто не посылал за мной? Верно?

– Верно, – подтвердил он. – Я перепаял кое-какие проводочки на прямой линии нашего дружка Луи и нашел кое-что интересное.

– И что же?

– В памяти его телефона сохранились номера примерно за последние три месяца, с тех пор как он сменил стандарт и поставил новую симку.

– Ну и что? – насмешливо спросила я. – Он ежедневно заказывал себе девочек к шести вечера?

– Не совсем, – Фред лишь слегка улыбнулся шутке.

– И кому же он звонил?

– Догадываюсь, что ты начнешь сомневаться, но можно проверить по номеру, я-то его узнал сразу.

– Черт возьми! Не тяни, Фред! – скрипя зубами от нетерпения, торопила я его.

– Луи регулярно звонит твоей маме, Мод. Он часто набирает ваш домашний номер со своего мобильника.

Я не знала, что и подумать. Мой взгляд уткнулся в прозрачную стену соседнего помещения, где журналисты из новостного отдела готовили информацию для очередного выпуска. Опомнившись, я посмотрела на Фреда:

– Звонит маме? Ты думаешь, что говоришь?

Он произнес номер ее домашнего телефона, не запнувшись, не перепутав цифры. Все точно.

– Только на этой неделе он набирал ее номер трижды, – уточнил Фред по своим данным, записанным на клочке бумаги.

Я подумала о подарках, что Луи посылал маме вроде как в виде компенсации за мои услуги и хорошее поведение.

– А… Они говорят подолгу?

– В общем, да. В понедельник – двадцать две минуты, в среду – всего одиннадцать. А вчера – восемнадцать, правда, связь прервалась ненадолго, секунд на тридцать, и он повторно набирал номер.

Да, это намного превышает длительность обычного разговора из вежливости или ради простой проверки. А что именно проверять, кстати? Речь шла, конечно, о беседах, о длинных разговорах.

– А она не могла сразу бросить трубку после звонка или положить ее рядом с аппаратом и ничего не говорить?

Это были просто предположения, одно глупее другого. Подумать только, мой то ли любовник, то ли будущий деверь звонит моей маме, чтобы потрепаться с ней о том о сем как со старой приятельницей.

– Нет, я не думаю. Телефонные стандарты довольно сложно устроены. Если разговор не состоялся, связь сама собой прерывается, чтобы не перегружать линии. Когда на одном конце провода нет голоса, телефон отключается примерно через одну минуту, максимум через две. Но ведь не через двадцать…

Единственное, что технические возможности Фреда не позволяли мне узнать, так это характер этих бесед. Также осталось невыясненным, кем представлялся Луи, когда звонил маме. Он вполне мог бы сказаться Дэвидом. Или назваться Арманом, который звонит якобы потому, что ему нужно уточнить некоторые формальности для подготовки свадьбы.

– С каких пор, ты говоришь, начались эти звонки?

– Я еще не сказал. По моим данным – где-то с конца апреля.

Значит, совсем немного времени спустя после нашей встречи с Дэвидом, то есть в те времена, когда мы еще не афишировали наши отношения… и задолго до того, как Луи начал одаривать маму подарками, насколько мне известно. Какой вымышленный предлог, интересно, он использовал, чтобы войти с ней в контакт? А мама? Как она могла поддерживать разговор с незнакомцем, которого и в лицо-то ни разу не видела?

Я наспех перекусила в столовой в компании неугомонной Альбаны, а потом – началось! Остаток дня пролетел для меня как сон, состоящий, однако, из тысячи разных дел, но в этой суете я принимала пассивное участие, двигаясь и выполняя команды словно робот.

Четырнадцать часов, предупредила Хлоя: репетиция на съемочной площадке при участии Стэна, режиссера передачи. Он показал мне, где я должна сидеть вначале, как должна двигаться, куда перемещаться по ходу программы. Декорации студии были оформлены простенько, в сельском духе, и изготовлены на скорую руку. Из того, что в свое время предлагал знойный Крис, оставили только логотип передачи. Его сделали из плотного картонного листа и прикрепили в углу декораций, направив на него прожекторы, чтобы он бросался в глаза.

Шестнадцать часов: чтение сценария передачи, составленного командой Альбаны. Я вздохнула с облегчением, обнаружив, что она не стала делать из ведущей резвую смазливую дурочку, коих предостаточно в программах конкурентов. Тексты, которые я должна была произносить перед камерой, оказались строги, точны и вдохновенны, без ненужных деталей, без пошлостей. Я сама бы могла написать такое, если бы доверие ко мне Дэвида простиралось и в эту область.

Семнадцать часов: чашка чая с печенькой, а потом одевания, причесывания и макияж. Эти бесконечные, на мой взгляд, процедуры привели к тому, что я стала чувствовать себя словно кремовая розочка для украшения торта.

Фарфоровая кукла с застывшим лицом, напудренная, напомаженная, в веселеньком платье в цветочек – неужели это я?

– Представь, что тебе двенадцать лет, ты играешь с подружками в телепередачу и тебе досталась роль ведущей, – шепнула мне Альбана в качестве последнего напутствия.

– В двенадцать лет мне хотелось быть похожей на Марию Кюри или Франсуазу Жиру, но если так надо…

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я: просто притворись. Все, кто сегодня ведет самые популярные передачи, когда-то делали первые шаги в эфире. Любой из нынешних звезд телеэкрана поначалу нелепо гримасничал перед камерой, как идиот перед зеркалом. Главное придет позже. Поднабравшись опыта, ты быстро научишься надувать щеки перед камерой, прямой эфир сам сделает из тебя звезду.

Да, звучит не слишком обнадеживающе, но, может, этот аргумент выбьет почву из-под ног недоброжелателей и положит конец разговорам о моей неопытности. Так уж устроен этот мирок, где любой, кто выбился наверх, готов быстро забыть свои первые неловкие шаги и ошибки, однако не замедлит подставить ножку новичку, готовому затмить «старичков» молодостью и свежестью.

Девятнадцать часов тридцать минут: ждать осталось еще целый час. Сославшись на необходимость побыть одной, я, в платье и в макияже для передачи, напомаженная, с красивой укладкой, подготовленная для эфира, поднялась на восемнадцатый этаж, чтобы побродить в тишине по обезлюдевшим коридорам в бесполезной надежде отыскать запасной выход, о котором не решусь спросить внизу. Блуждая наугад, я случайно наткнулась на кабинет, который недавно, видимо, освободили от мебели, белая пластиковая табличка справа от двери красноречиво указывала на бывшего владельца: «Алиса Симончини». Я повернула ручку, дверь оказалась открыта, я вошла. С порога в этом бездушном пространстве меня поразил стойкий запах духов, оставшийся от прежней хозяйки. Я ясно чувствовала аромат прекрасной блондинки: цветочная, пряная нота, к которой примешивался более горький, пикантный запах. Возможно, то было благоухание любви? Букет, составленный из их выделений во время секса? Сколько раз они тут трахались, Крис и она, всего в нескольких шагах от кабинета Дэвида? Я представила себе, как они это делали: сухощавая длинная фигура Алисиного любовника и ее хрупкий силуэт, прижатый к окну, ее ягодицы распластаны по стеклу, он, потеряв голову от неожиданной удачи обладания вожделенной добычей, ласкает ее, дрожащей рукой шаря между ног, лобзает шею, такую гордую, тонкую.


Застать своих друзей, когда они занимаются любовью, – ужасно! Никогда не нужно этого делать.

До Софии, моей дорогой непосредственной Сони, моей лучшей подругой была Сабина. Некоторые даже думали, что мы двойняшки, настолько разительным оказалось наше внешнее сходство. Мы сами этому удивлялись. Бывало, мы подолгу торчали перед зеркалом, рассматривая друг друга и пытаясь обнаружить различия. Единственная разница между нами, признаваемая безоговорочно, заключалась в том, что ее глаза, в отличие от моих, были ярко-синими. Небольшое преимущество передо мной в плане обольщения, чем она бессовестно пользовалась, привлекая к себе внимание самых симпатичных мальчиков нашего лицея.

Как-то раз, в среду, она предложила зайти к ней после обеда. Я пришла на четверть часа раньше назначенного времени, рассчитывая найти ее лежащей на диване перед теликом или склонившейся над книжкой про вампиров, которые она обожала – «Это так сексуально! Ты не представляешь!». Входная дверь дома оказалась открытой, дверь ее комнаты на втором этаже – тоже. В тот час, в середине недели, родители подруги, разумеется, должны были быть на работе, и потому я рассчитывала застать Сабину дома одну. Но это оказалось не так. Уже на лестнице, поднимаясь на второй этаж, я услышала томные стоны, вздохи, чуть ли не мурлыканье. Я остановилась, встревоженная, не понимая, что же там происходит в ее спальне. Но любопытство оказалось сильнее меня, и я пошла дальше. На цыпочках, стараясь не шуметь, я поднялась по ступенькам и застыла у полуоткрытой двери, наблюдая все пятнадцать минут, оставшихся до намеченной встречи, как моя подруга развлекается на постели. Увиденное показалось мне совершенно непристойным: Сабина раскорячилась в позе левретки, прогнувшись так, что я испугалась за ее поясницу, как бы она не переломилась пополам. Похабные слова, которые подруга выкрикивала при этом, в общих чертах сводились к простому «член», а себя она называла не иначе как «сучка» или «самая толстая шлюха во всем лицее». Меня поразило жадное неистовство, с которым Сабина упивалась членом своего партнера, засунув его себе в рот едва ли не вместе с мошонкой. Но особенно запомнился визг и хрюканье, как у распутной гиены, вылетевшие из ее рта, когда наступил оргазм…

Я ушла так же тихо, как и пришла, ничем не обнаружив своего присутствия. В то время я была еще девственницей, и увиденное смутило мое представление о любовных утехах. Со следующего дня и до конца учебного года я не осмеливалась даже словом перекинуться со своей подругой, а она, наверное, догадавшись о причине охлаждения наших отношений, не решалась спросить меня об этом напрямик. Я стала свидетельницей крутого секса. Что ж, в дальнейшем воспоминания об этой животной сцене много раз вдохновляли меня, когда мне нужно было возбудиться. Вот – все, что я помню о своей бывшей подруге.