«Технические осложнения» – ничего себе! Странный термин он подобрал, чтобы объяснить смерть невинной женщины, принесенной в жертву ради финансовых интересов. Просто возмутительно!

Но этим меня не проймешь! Я лихорадочно искала подходящий аргумент, который он не смог бы проигнорировать и который заставил бы его согласиться на тайное свидание со мной.

– Вот именно!

– В каком смысле?

– То, что я собиралась вам рассказать, касается непосредственно меня.

– Каким образом?

– Моя жизнь тоже в опасности.

То, каким драматическим тоном были сказаны эти слова, подействовало на него и вызвало некоторый интерес. Профессиональный инстинкт опытного журналиста заставил Маршадо насторожиться. Я-то знала, какую кнопочку надо нажать, так как у всех журналистов есть такой эректильный орган, который встает, стоит лишь упомянуть о возможной сенсации.

– Ваша жизнь… в физическом смысле? – взволнованно переспросил он.

– Нет, в профессиональном.

Маршадо с облегчением рассмеялся. Я услышала в трубке, как он большими глотками пьет какой-то напиток, скорее всего горячий. Видимо, я со своими разговорами оторвала его от воскресного позднего завтрака.

– Ну ладно… Можно и встретиться, если хотите. Но давайте договоримся заранее: вы никогда не связывались со мной и наша встреча никогда не имела место быть.

– Не просто договорились, я сама на этом настаиваю, – сказала я серьезным голосом, точно настоящий конспиратор.

Шпионская формулировка, как и сама тональность нашего разговора, развеселила меня. Она воскресила трогательные воспоминания о фильмах, которые я смотрела в детстве, и подстегнула воображение, оживив тени реальных и вымышленных шпионов и сыщиков. Но детство проснулось во мне ненадолго. То, что мне предстояло, не относилось к разряду шуток или развлечений. Речь шла о моей жизни, то, что эти психи, два брата, так легко и непринужденно жонглируют ею, бесило меня всерьез. Я нутром чувствовала, как их мерзкие происки, замешенные на старинной вражде и соперничестве, разрушают мою жизнь.

– Вы знаете «Марли», в квадратном дворе напротив Лувра?

– Да. Я никогда там не была, но знаю, где это.

– Я приеду туда через час. И не больше, чем на час.

– Хорошо, договорились.

– У меня, знаете ли, есть семья, и она в пяти минутах от того, чтобы устроить бунт. Я бы предпочел, чтобы это случилось не в воскресенье и не за две недели до летних каникул.

То, что Маршадо употребил школьное выражение, «летние каникулы», свидетельствовало о том, что выше всего на свете он ценит семью и своих детей. «Это так трогательно», – искренне подумала я.

Как только я повесила трубку, на экране мобильника высветилось три неотвеченных вызова. От Сони. Но в данный момент я была не в силах разговаривать с ней. Ни сейчас, ни, может быть… никогда впредь.

Быстро в душ – и одеваться. На сей раз я выбрала чуть более соблазнительный наряд, чем строгий брючный костюм. Собеседник, как я точно знаю, неравнодушен к моим выпуклым прелестям. Надо этим воспользоваться, чтобы выудить из него больше, чем он сам расположен сообщить. Глубокий вырез лифа, дополненный лифчиком с высокими чашечками, поднимающим бюст, и юбочка выше колена.

У меня нет намерений обольстить кого-либо, когда я так наряжаюсь на выход. К тому же в этот раз женские атрибуты играли свою партию без моего участия. Они представляли собой прекрасную упаковку, но я ими не управляла. Мои груди вздымались, когда хотели. Мои ляжки обнажались до такого предела, до какого им было угодно. Моя киска просвечивала сквозь тонкую полоску кружев на трусиках, но мне об этом ничего не было известно. Да и не важно…


Впрочем, готовясь к выходу в тот день, я вспомнила, как однажды в моем присутствии Соня сформулировала правило выбора одежды: подходящий наряд – это такой, который способен растопить сердце самого сурового мужчины, который умеет держать под контролем свои эмоции. Главное – чтобы гармонично сочетались платье, нижнее белье и туфли на каблуках. Одежда должна быть до предела короткой, облегающей, прозрачной и изящной, в мельчайших деталях прославляя и возвеличивая прелести женщины. Тогда никто не устоит перед ее очарованием, любой мужчина, взглянув на этот шедевр искусства обольщения, испытает непреодолимое желание овладеть им. А если Соня нашла магическую формулу? Но в глубине души я не сомневалась: для того, чтобы уложить мужчину к себе в постель, Соне все это было не нужно.

(Рукописные заметки от 14/06/2009, написано моей рукой)


Нарядившись весьма кокетливо, что со мной давно уже не случалось, я спускалась по парадной лестнице, как вдруг на последней ступеньке мне под ноги бросился Арман.

– Анабель, вы уходите?

Могла бы поклясться, что в его интонации сквозил немой укор. Арман был широк в плечах и стоял так, что я не могла пройти мимо.

– Да. Но я ненадолго. Что-то случилось?

– Мне нужно посоветоваться. Пойдемте, я вам покажу.

– Что покажете?

– Ну, как вам объяснить… Фирма, у которой мы заказали навесы для уличных шатров, отказывается поставлять их в цвете экрю, там говорят, что такой цвет закончился, и надо выбрать другой. Причем быстро… Иначе нам вообще ничего не достанется.

Я уже была так далека от этих балдахинов, тентов и шатров цвета экрю, от поставщиков еды для свадьбы… и от бракосочетания в целом…

– Позже. Ладно? – мягко сказала я, пытаясь проскользнуть мимо него.

Арман стоял на моем пути, как скала, используя преимущество в весе и росте. Тогда мне в голову пришла идея. Пошарив на дне сумочки, я нашла старинный ключ с зазубринами, который с тех пор так там и лежал.

– Арман… Вы же знаете, что это за ключ, не правда ли?

Мне показалось, что Арман удивился. Сощурив глаза и нахмурив лохматые брови, он посмотрел на ключ, подумал и наконец ответил:

– Нет, первый раз его вижу…

– Не подходит ли он случайно к парадной двери «Рош Брюн»?

Он сперва смутился, но когда поднял на меня глаза, я увидела в них хмурое неодобрение. Арман, похоже, не предполагал, что я знаю о тайном убежище семейства Барле.

– Понятия не имею. Я же там был всего-то один или два раза.

Я поняла, что он врет, так как в моих ушах звучал голос Луи: «…думаю, Арман ездит туда время от времени, где-то раз в год, чтобы поддерживать порядок».

– Хорошо, я посмотрю, – сказала я, постаравшись, чтобы голос звучал таинственно.

Конечно, сейчас я предпочла бы не раскрывать карты. Не исключено, что этот ключ – намек на место проведения медового месяца. Моего и Дэвида. Правда, у меня уже не было уверенности в том, что он станет поистине медовым. У меня ни в чем уже не было уверенности.

30

Автомобиль мчался по почти пустым улицам с приличной скоростью. Время от времени мы обгоняли только редкие большегрузы, которые, пренебрегая запретом на въезд в город по воскресеньям, встречались по пути. Их водители провожали нас похотливыми взглядами. Солнце стояло уже высоко и палило вовсю, давая нам передышку только тогда, когда мы въезжали в туннель, что случалось довольно часто на этом участке дороги, предшествующей пункту оплаты дорожной пошлины. Соня чуть притормаживала лишь перед стационарными радарами, о наличии которых оповещали большие панно на обочине дороги. После отъезда из Тур-де-Дам мы пока не обменялись ни словом. Но если бы нам и захотелось поговорить, ничего бы не вышло, так как стремительный ветер, насквозь пронизывающий открытый кабриолет, уносил все с собой, попутно элегантно развевая распущенные кудри Софии.

– Так у тебя теперь есть машина? – ледяным тоном поинтересовалась я, когда позвонила ей по телефону и нарвалась на приглашение прокатиться по Парижу.

– Это не моя. Я могу взять ее у Пегги. Она всегда говорила, что если мне понадобится…

Ах, Пегги, ее лучшая подруга. После меня, конечно. Та самая, с которой Соня была знакома с детства и которую в порыве благородства привела в агентство «Ночных Красавиц» еще до меня.

– Ну вот и понадобилась! Сейчас или никогда, короче говоря.

По мнению Ребекки, «Пегги – девушка с историей, но зануда, каких мало». Она, в конце концов, была вынуждена покинуть агентство после неприятного происшествия. Дело в том, что Пегги подала в суд жалобу на одного из своих клиентов после того, как тот заставил ее провести с ним ночь не в «Отеле де Шарм», как у нас было принято, а в другом месте, полагая, что у месье Жака слишком шумно. Никто не знает точно, что там произошло, но потом говорили, что мужчина заставил ее воспроизвести самые непристойные эпизоды, описанные в некоем эротическом бестселлере, ей же, девушке хрупкой и утонченной, все это пришлось не по вкусу. В итоге она обвинила его в насилии. Полицейское расследование, судебный процесс… Дело закончилось штрафом. Молодая женщина сумела поправить свои финансовые дела, но репутация хотелок мадам Сибони в результате немного поблекла.

Фольксваген «Жук» с откидным верхом, не сбавляя скорости, свернул на боковое шоссе и вскоре вырулил на широкую трассу, ведущую строго на запад, подальше от столицы, подальше от сногсшибательных разоблачений последних часов, чтобы позже вернуться к ним во всеоружии. Именно поэтому мне пришлось срочно прибегнуть к помощи Сони, злодейки и предательницы.

За два часа до этого мы встретились с Маршадо на открытой веранде кафе «Марли». Там было полно туристов, вокруг нас говорили на всех языках, кроме французского. Тут можно не беспокоиться о сохранении тайны. Я не сомневалась, что мой собеседник по этой причине назначил место встречи именно здесь.

Франсуа Маршадо пришел на десять минут позже и не подумал извиниться за опоздание. Присаживаясь напротив меня на кованый стульчик, он бросил как бы невзначай, указывая на стеклянные пирамиды в квадратном дворе перед дворцом:

– А вы знаете, что именно Андре Барле подсказал Миттерану идею об этих пирамидах?

– Нет, – ответила я с недоверием.

Чья это выдумка? Я бы легко поверила в то, что Андре, как и Пьер до него, и Дэвид – после, искал в кулуарах республиканской власти поддержку и покровительство. На определенном уровне все стремятся в политику. Всё в конечном итоге: и взлеты, и падения – решается в покрытых позолоченной лепниной стенах министерских кабинетов. Но утверждать, что он шепнул на ушко самому Президенту… на ушко Сфинксу…[14]

– Миттеран не мог придумать достойный повод покинуть Елисейский дворец и перебраться в Лувр. Но в узком кругу друзей он не раз упоминал о том, что хотел бы сделать это, используя некий знак.

– Какого рода знак?

– Символический. Но достаточно ясный. Иначе говоря, он желал присвоить себе королевские атрибуты, не претендуя, впрочем, на сам титул. Тогда Андре и пришла в голову гениальная идея. Он воспользовался именем мифического персонажа, которым президента прозвали клеветники. Что можно увидеть за спиной знаменитого Сфинкса в Фивах? Конечно, пирамиды!

Я потягивала «Монако», идеальный по соотношению сахара и алкоголя, рассеянно слушая заумную болтовню собеседника. Меня в данный момент совершенно не интересовали легенды, которыми семейство Барле окружало свое имя. Не я была их биографом, не мне приукрашивать их жизнеописание. Я всего лишь журналистка. И просто хочу докопаться до правды.

– Вас интересует то, что я хочу рассказать… или займем очередь и посмотрим музей? – я кивнула в сторону вытянувшейся от стеклянного входа в подземелье Лувра до Триумфальной арки у Карусели длинной цепочки любопытных. Небрежно одетый, в полотняных брюках и рубашке поло с крокодилом на кармашке, он бы легко затерялся в толпе зевак, увешанных фотоаппаратами, с рюкзачками за спиной.

– Вы все так же очаровательны, как в моих воспоминаниях, – сказал Маршадо, не ответив на вопрос, лишь таинственно улыбнувшись.

– Видимо, все-таки недостаточно, чтобы удостоиться чести мелькнуть на телеэкране в прямом эфире…


Я не перестаю удивляться тому, насколько разнятся между собой мужчины и женщины в плане секса. Мы, женщины, готовы с легкостью забыть тех, кто нами обладал, целовал нас, обнимал, но многое зависит от того, сколько стараний мужчина прикладывал к тому, чтобы добиться нашего расположения. В этом смысле я готова разделить точку зрения автора одной статьи в каком-то журнале. Я лично никогда не забываю чувства, которые мужчины возбудили во мне, тогда как их страстные объятия, их член во мне, все удовольствия, которые они расточали для меня, очень быстро стираются из памяти. Вот почему я не склонна домогаться их вновь, мне от них больше ничего не нужно. Мужчины, напротив, долго хранят к своим прошлым сексуальным победам, как бы давно они ни случились, отношение собственника. Воспоминание о теле, которое когда-то они сжимали в объятиях, которым обладали, живет в них долго-долго, пусть в скрытой форме, пусть даже они его больше не вожделеют. Но именно так можно объяснить мужское поведение в отношении своих бывших: все мужчины, без исключения, испытывают к ним влечение и хотят вновь переспать с ними. Мужчина хочет опять вложить свой член в знакомое влагалище, тогда как женщине этого не нужно, она считает это неприличным, нелепым или даже неуместным анахронизмом.