– Почему вы так уверены?

– Почему я уверен… – с отсутствующим взглядом задумчиво повторил он сам себе, склонив голову. – Так вы не знаете, чем он занимается кроме телевидения?

– А чем он занимается кроме…

Я обеими руками схватилась за стул, словно опасаясь, что он рухнет подо мной.

– «Ночные Красавицы», агентство…

– Так что, агентство?

– Он его владелец, – закончил Маршадо свою мысль глухим голосом, осознавая, что наносит удар прямо мне в сердце.

Таким образом, если использовать терминологию Франсуа Маршадо, Дэвид, дальновидный распорядитель собственного капитала, для того чтобы получить максимальную прибыль, а заодно и удовольствие, вложил деньги в то, что называл своим «маленьким бизнесом». Иначе говоря, всякая девушка, попавшая в каталог Ребекки, была ему знакома хотя бы в лицо – хорошенькая мордашка на экране компьютера или на глянцевой бумаге, в крайнем случае, понаслышке.

Ничего больше не говорить.

Даже простого «до свидания».

Встать и уйти из кафе, стараясь держаться прямо.

Не споткнуться по пути о какой-нибудь стул, не уронить никакого ребенка.

Спуститься в метро.

Сесть в вагон с единственной надеждой никогда больше не подниматься на поверхность, не выходить на улицу.

Пусть шум колес уносит все, что от меня осталось.

Вернуться в особняк Дюшенуа, на мое счастье, пустой. Собрать дорожную сумку, покидав туда не важно что. Не задумываясь о том, что мне может понадобиться и насколько я уезжаю.

Позвонить Соне, чувствуя камень на шее и комок в горле. Объяснить ей онемевшими губами, что нужно. Почувствовать беспокойство подруги на том конце провода, единственной верной подруги, в которой можно не сомневаться.

Посидеть спокойно в гостиной, вжавшись в кресло, с Фелисите на коленях, и подождать, когда Соня наконец приедет и увезет меня далеко-далеко.


Плакать я не могла, как не могла понять, что со мной происходит.

Звонок. Я открываю, в надежде увидеть в дверях долгожданную Соню, но это не она. Это – Исиам, такой же фальшиво-любезный, как обычно. В руках – небольшой сверток в пластиковом пакете. Так значит, я в этом мальчике не ошиблась. Он действительно был винтиком в страшном, разрушительном механизме. Безобидная частичка, уносившая меня к силам, разъедавшим мне душу день за днем.

– Здравствуйте, мадемуазель.

– Здравствуй, Исиам.

– Вы уезжаете?

– Да… вот… – пролепетала я, словно меня застали на месте преступления. – Но ненадолго. Что тебя привело сюда?

– У меня для вас посылка.

– От кого?

– Я не знаю. Мне дал ее месье Жак и попросил отнести вам. Вот я и принес.

Клик-клак: Исиам – винтик, исправно выполняющий свою работу.

– Понятно. Давай ее сюда.

Я приоткрыла дверь пошире и взяла пластиковый пакет, затем улыбнулась Исиаму, давая понять, что больше в нем не нуждаюсь. Он улыбнулся в ответ, но его улыбка была куда более добродушная и открытая, чем у меня.

– Надеюсь, там для вас хорошие новости, – сказал Исиам, уже повернувшись ко мне спиной и удаляясь прочь.

– Я тоже на это надеюсь.

Я вышла во двор, чтобы закрыть за ним калитку, и на обратном пути к дому одним движением вскрыла пакет дрожащими пальцами. Я ни на что не надеялась. Я хотела поскорее уехать. Уехать и разобраться в себе. Я же знала, что в этом пакете в очередной раз окажется больше загадок, чем ответов на мои вопросы.

Но, странно, нет магнитного ключа от номера гостиницы. Нет указаний о встрече. В серебристом конверте – какой-то предмет и глянцевая картонка. Предметом оказалась маска, типа той, которую заставил меня надеть Луи во время одного из наших свиданий. Я небрежно запихнула ее в свою сумку сквозь щель, образовавшуюся из-за сломанной молнии. Мне важнее было узнать, что написано на картонке. Верхняя сторона ее оказалась пуста, а с обратной стороны было выведено послание. Еще одно. Седьмое по счету. Которому я вовсе не собиралась следовать:

7 – ДОСЕЛЕ НЕВЕДОМОЕ, ТЫ ПОЗНАЕШЬ ЕГО.

Я размышляла над этим посланием, удивительным образом совпавшим с тем, чем я действительно собиралась заняться, рассчитывая вскоре пуститься в неведомое предприятие. Но тут меня вывел из меланхолии визг покрышек, и у калитки остановилась машина.

31

Весь день солнце припекало нещадно, но к вечеру жара начала спадать и воздух посвежел. Мы сделали остановку на автозаправке, чтобы пополнить бак и опустить откидную крышу нашего автомобиля. Я не обратила внимания на название дороги. За две недели до школьных каникул она была еще почти пуста, не слышалось детских голосов в придорожных кафе, отсутствовал мусор, неизбежно заполоняющий обочину по обеим сторонам шоссе в летнее время.

Соня заполнила полный бак и расплатилась наличными, которые я ей дала. Мы поехали дальше, так и не сказав друг другу ни слова. Только проехав еще примерно сотню километров, в том месте, где пора было поворачивать направо, на боковую дорогу, ведущую в Ренн, я нашла в себе силы выйти из состояния ступора и нарушить молчание. Почему именно здесь? Не знаю. Просто, наверное, я почувствовала, что уже готова к общению. Вообще-то я по натуре не злопамятна. К тому времени я уже переварила ее предательство, но мне необходимо было знать, что заставило Соню так поступить со мной.

– Как вы встретились с Луи? – я пошла в лобовую атаку.

– Честное слово, я тогда и не знала, что он – тот самый Луи Барле.

Похоже, Соня не врет.

– А за кого ты его приняла?

– Клиент… Просто клиент, такой же, как и другие.

Первый укол в сердце: значит, они точно переспали.

Мы поменялись местами после нашей последней остановки, и я обеими руками крепко держалась за руль, поэтому не могла каким-либо жестом выразить свой гнев. Я просто закрыла глаза на пару мгновений, пока не услышала возглас подруги:

– Эй! Смотри, куда едешь!

Я взяла себя в руки.

– И он даже не сказал тебе, как его зовут?

– Почему? Сказал, конечно. Он назвался Ришаром. Соврал, получается.

Ришар, так зовут его водителя.

– Но он не один такой, – продолжила Соня. – Ты это знаешь не хуже меня: многие из них предпочитают сохранять анонимность, на всякий случай…

На случай, если жена окажется слишком любопытной. На случай, если ненароком придется встретиться в другом месте, более людном. И, конечно же, при невероятном стечении обстоятельств, но может получиться и так, что этот тип окажется будущим родственником (и любовником) твоей лучшей подруги. Бывают же на свете роковые совпадения.

– Вы часто с ним… виделись?

– Раза два или три. Не помню точно.

Вот теперь, похоже, врет. Соня точно знает, сколько раз и при каких обстоятельствах они встречались. Но голос ее звучал так жалобно, даже заискивающе, на нее это было совсем не похоже. Я поняла, просто Соня хочет меня утешить. В глубине души, несмотря на глухое ожесточение, с которым мне никак не удавалось справиться, я была ей за это признательна.

– А как… как случилось, что ты дала ему интервью и все рассказала о своих занятиях?

– Он назвался журналистом и утверждал, что еще и писатель.

– Луи сообщил тебе, кто заказал ему этот сюжет?

– Нет. Он говорил, что работает как фрилансер, а потом продает отснятый материал информационным агентствам или непосредственно какому-нибудь телеканалу. Потом даже добавил, что если сюжет никому не понравится, то, может статься, его никогда и не покажут.

Смешно, но, надо отдать ему должное, Луи среди моря лжи приоткрыл лицо правды. Соне удалось обнаружить на его правой щеке ямочку истины, признак искренности.

– Но ты забыла о том, что Ребекка запретила предавать огласке наш род занятий.

– Да нет, я помню… Но Луи обещал, что моего лица никто не увидит, что оно будет закрыто сеточкой, и голос модифицируют с помощью специальной программы. Короче говоря, гарантировал полную анонимность.

Анонимность – для всех остальных, но я не могла ее не узнать.

– Он тебе заплатил за это?

Я посмотрела в зеркальце заднего вида, чтобы убедиться, что дорога свободна, и пошла на обгон машины, которая тащилась впереди нас. Мой маневр освободил Соню от ответа, но меня не так-то просто провести. Мигающий сигнал поворотника не дал забыть о вопросе, оставшемся без ответа.

– Итак, – напомнила я ей. – Он хорошо тебе заплатил?

– Две тысячи.

Я чуть не поперхнулась.

– Евро?

– Ну да, не центов же.

– Наверно, наличными?

– Да, четыре купюры по пятьсот евро. Я таких денег никогда в жизни в руках не держала, прикинь? Удивительно! Ты даже не представляешь, какие чувства испытываешь, когда на тебя с неба падают такие деньжищи!

Теперь я иначе представила себе ситуацию. То, что поначалу воспринималось как нож в спину, теперь обрело свое истинное лицо: она действовала по необходимости, чтобы выжить, просто следуя инстинкту самосохранения. Ну, отчасти из корысти, разумеется. А Луи использовал эту ситуацию в своих целях. Он был прекрасно осведомлен и о плачевных обстоятельствах, в которых Соня находилась на данный момент, и о том, что она транжира, каких мало, и потому всегда на мели. Он догадывался, что она, не колеблясь, примет его предложение, даже без малейших угрызений совести.

У меня также не осталось сомнений в том, что выбор Луи пал на мою подругу вовсе не случайно. А точнее – по злому умыслу. Целью его хитроумного многоходового плана была я, и только я.

В голове всплывали какие-то мелкие детали, вставало множество вопросов, так и оставаясь без ответа. Если Луи собирался включить в программу этот репортаж, чтобы вывести меня из равновесия, то как он предполагал использовать потом последствия? Рассчитывал, что будет мной управлять? Что я уйду с телеканала по собственному желанию? Если бы я ушла из BTV, то смогла бы полностью посвятить ему свою жизнь, это так, но зачем нужно было до такой степени меня унижать?!

Один за другим мелькали за окном километровые столбы, мои мысли перескакивали с одного на другое, метались от одного брата – к другому. Так как именно здесь, как мне казалось, скрыта самая суть мистерии, тут и надо искать разгадку: если Дэвид знал о моих настоящих занятиях, то зачем… зачем Луи понадобилось, чтобы я плясала под его дудку?

Мои мысли вконец запутались, как собаки, сбившиеся со следа во время охоты на волка. Зеленый пейзаж покрывался серо-розовым туманом, потом и вовсе все вокруг стало серым и бесцветным.

– Ты потом его видела?

– После интервью – нет. Ребекка говорила раз или два, что Ришар ищет встречи со мной, но я не согласилась. Мне показалось, что неприлично будет перспа…

Чуть позже она смущенно продолжила:

– …встречаться с мужчиной, который расспрашивал меня обо всем этом.

Смятение и испуг, которые я заметила на ее изменившемся лице тогда, в Винсенском лесу, оказались не случайны. Ей, наверное, было стыдно передо мной, именно поэтому она держалась на расстоянии и не отвечала на звонки. Вряд ли Соня понимала, в какую историю невольно вляпалась, какую роль ей отвели в махинациях, направленных против меня. Вот и сейчас она сидела рядом, вжавшись в кресло, в полном смятении, и я видела, что, пытаясь проанализировать происходящее, она понимает еще меньше, чем я.

Однако Соня первая нарушила молчание и почти шутливым тоном спросила:

– А знаешь, что меня позабавило?

– Что ж тут забавного ты нашла?

Она повернулась ко мне всем корпусом, и я опять увидела на ее губах шаловливую улыбочку, как бы в виде извинения:

– Только не говори, что ты не замечала у него татуировки…

– Замечала. Буквы «А» и «Д», ну и что?

Я назвала те, что сама заметила на теле Луи, те, которые можно было увидеть в публичных местах, например, во время наших прогулок по городу. Соня захлопала глазами и весело улыбнулась, по трепетанию ее ресниц я уже поняла, что в отличие от меня она удостоилась привилегии любоваться ими всеми. Возможно, тут кроются и другие тайны.

– Послушай! То, что ты говоришь – только верхушка айсберга! На самом деле там у него – весь алфавит! Он – человек Ходячий Алфавит!

– «Ходячий Алфавит»? – я чуть не расхохоталась. – О чем ты? Откуда такое название?

– Как? Луи тебе не рассказывал? Он сделал себе татуировки по всему телу в виде букв алфавита.

– Да, я в курсе, – меня начинала раздражать эта тема.

– Как тебе такое нравится? Он потратил почти пять лет, чтобы буква за буквой выгравировать все двадцать шесть у себя на коже. И все – разные, отличаются по гарнитуре, по шрифту, по орнаменту и так далее.

– Да, потрясающая глупость! – Я поймала саму себя на слове, действительно, удивительная двойственность: с одной стороны – глупо, а с другой – просто потрясающе, необыкновенно! В этом – весь Луи! Только ему такое могло прийти в голову! Я не нуждалась в том, чтобы она объяснила мне смысл его задумки, мне и так все стало ясно: Луи хотел посвятить свою жизнь сочинительству. Он бы все отдал, чтобы писать и тем зарабатывать себе на хлеб, ничем другим больше не занимаясь. Он готов был пожертвовать собственным телом, чтобы сделать его частью искусства, живым материалом, откуда он черпал бы вдохновение, сделать его своей палитрой. Я на мгновение представила себе обнаженным того человека в черном комбинезоне из искусственного каучука, который пренебрег мною в темном номере «Отеля де Шарм». Мне хотелось рассмотреть на его теле все буквы, одну за другой, потрогать пальцами твердые натянутые мышцы, кошачья грация которых свидетельствовала о цельном и утонченном характере.