– Ну и где же набраться опыта, если мне не дают такой возможности? Идиотизм какой-то! – плакалась я в жилетку своей подруги.

– Я тебя понимаю, это – глупо… И мне говорят то же самое, будто репутация примы, которая уже двадцать лет натирает паркет в Опера, для них важнее, чем задор и свежесть молоденькой балерины из кордебалета.

– «Недостаточно опыта», подумаешь! Я-то знаю, что за этим стоит!

– Что же?

– «Нет блата», вот что!

В этой системе всегда было заведено именно так: замолвить словечко, ответить любезностью на любезность, оказать дружескую услугу «авторитетным людям», как их назвал какой-то комик, – так можно решить любое дело… Во Франции – это просто беда, в результате элита устраивается всегда гораздо лучше, а те, кто не входит в их круг, никогда не добьются успеха, для них дверь в благополучную жизнь закрыта: такие девушки, как я и Соня, без имени, без поддержки, без денег, обречены на убогое существование.

Стало ясно, что без рекомендаций у меня нет ни малейшего шанса устроиться в приличное место.


– Вы просто великолепны!

Этот комплимент на пороге шикарного дома в тихом уголке престижного 7-го округа Парижа мне сделал мой кавалер на сегодняшний вечер, пригласивший меня на вечер выпускников Высшей финансовой школы. Он оказался следующим в череде моих клиентов: дантист, участник международного конгресса, до него – дипломат на официальном приеме, перед ним – несколько крупных бизнесменов, еще раньше – менеджеры высшего звена известных компаний, желающие во время ежегодных корпоративов произвести впечатление на своих хозяев, гордо расхаживая перед коллегами под ручку с очаровательной красоткой.

– Спасибо, очень мило с вашей стороны, – ответила я, улыбаясь, непринужденно поправляя наряд номер два, платье от Армани, глубокое декольте которого рискованно сползало на грудь.

– Искренне говорю вам.

Франсуа Маршадо, известный журналист, освещающий события в экономической сфере, олицетворял собой экземпляр мужчины гораздо выше среднего роста: сорокалетний брюнет с остатками шевелюры по краям лысого черепа, не сильно пузатый, в просторном костюме, подчеркивающем крепкое телосложение. Он держался как преуспевающий человек, и трудно было не обратить на это внимание.

– Вы знаете, где мы находимся? – спросил Маршадо, беря меня под руку по пути в конференц-зал.

– В здании политехнической школы.

– Именно, но мне бы хотелось прояснить ситуацию. Вы знаете, по какому случаю сегодняшний праздник?

– Не уверена. Скорее, нет…

– Конечно, Высшая финансовая школа далеко не так известна, как Высшая школа экономики и другие подобные заведения. Но большинство магнатов финансового мира вышли из этих стен. Здесь соберутся сегодня самые сливки общества, самые крупные воротилы бизнеса нашей страны. Что самое удивительное – все они принадлежат всего лишь к двум-трем выпускам этой Школы.

Пока он посвящал меня в курс дела, мы прошли в зал. Одна из дам, президент ассоциации французских предпринимателей, я узнала ее, так как много раз видела по телевизору, как она давала интервью по разным вопросам, приветствовала моего спутника дружеским жестом, держа в руке бокал шампанского.

– И какое же место вы занимаете в этом обществе?

– Они все считают меня неудачником, пятном на репутации нашего выпуска. Я – единственный, наверно, кто не открыл счет на Каймановых островах и не приобрел шале на горнолыжном курорте в Швейцарии.

– Тогда зачем вы ходите на такие вечеринки? Чтобы дать им повод посмеяться над вами?

Мое чистосердечное высказывание не огорчило его, он только коротко рассмеялся.

– Потому что мне нужна от них информация, которой они непременно захотят поделиться после бокала шампанского, а я им нужен для того, чтобы потом восхвалять антикризисные меры, которые они предлагают, дабы успокоить своих акционеров, власти и общественное мнение.

– Услуга за услугу, так, что ли?

– Именно.

Во время аперитива у меня была возможность узнать о некоторых предстоящих социальных преобразованиях в крупном автомобильном концерне, о том, что скоро на рынке появится революционная модель ультраплоского планшета и эксклюзивные мобильники, и еще кое-что, но я сделала вид, что пропустила все мимо ушей, с успехом играя роль симпатичной глупышки. Я только фиксировала услышанное в тайниках своей памяти, как учили нас преподаватели по журналистскому мастерству.

Впрочем, то, что вначале будоражило мое любопытство, вскоре наскучило до такой степени, что к тому времени, когда все отправились к накрытым столам, я думала только о том, чтобы скорее освободиться, сразу после десерта, проглотив на дорожку кусочек вкуснейшей лимонной меренги.


Мне часто снится один и тот же эротический сон. Как будто меня пригласили на официальный прием. А я, то ли в шутку, то ли из баловства, не стала надевать нижнее белье под платье. Оно было сильно облегающим, не заметить отсутствие бюстгальтера, а тем более трусиков под ним не представлялось возможным. При малейшем сквозняке, проникающем под шелковую ткань, я чувствовала, как воздух ласкает мою нежную плоть между ног, гладит половые губы, щекочет клитор. Мои выпуклые формы в интимных местах притягивали взгляды мужчин, которые давали мне знать, что не оставили без внимания мою шалость. Это настолько возбуждало их, что, когда я проходила мимо, они позволяли себе, несмотря на то, что пришли с женами, дотронуться до меня, кто касался груди, кто пытался ущипнуть за попку или бедро…

Их общее вожделение волновало меня, разжигало кровь. Я казалась самой себе красивее, чем была на самом деле.

В конце концов, мне надоело фланировать между ними, и я остановилась. Тут же я почувствовала, как чья-то рука бесцеремонно проникла под платье и ласкает клитор. Незнакомец двумя пальцами раздвинул мои половые губы и обнажил влажную плоть. Я вдруг чувствую, как его пальцы резко проникают в мое тело, мне больно, и от этого я просыпаюсь. Но мне безумно хочется, чтобы он овладел мною… как во сне, так и в реальности.

(Написано незнакомым почерком 18/04/2009.)


– Я почему-то уверен, что вас весьма интересует все происходящее вокруг, но вы притворяетесь, что это не так. Или я ошибаюсь?

Я узнала его по голосу даже раньше, чем увидела воочию. Он подошел неслышно сзади и склонился над моим ухом. Вслед за тем ароматная волна приятного одеколона защекотала мне ноздри: пленительный и сильный запах, удивительная смесь лимонника, сафьяновой кожи, цветов туберозы и, кажется, ириса. Никогда раньше я не встречала подобного букета. Должно быть, ему делали парфюм на заказ. В дополнение к чарующему тембру голоса исходившее от него благоухание как нельзя лучше отражало и юношескую свежесть, и брутальную мужественность.

Он протянул мне широкую ладонь, и только тогда, подняв на него глаза, я впервые увидела его так близко.

– Дэвид Барле.

– Анна… Эль.

– Аннэль? – переспросил он. – Или Анаель?

Он не хотел меня обидеть своим простосердечным вопросом, разве толика иронии улавливалась в интонации, но обижаться было бессмысленно, тем более что на его лице сияла широкая обворожительная улыбка.

Ребекка предлагала мне пользоваться вымышленным именем во время выполнения заданий агентства. Все девушки так делают. Соня забавлялась тем, что выбирала себе новое имя почти каждый раз, отправляясь на встречу с новым клиентом. То она называлась Брендой, то Зоэ, то Клеопатрой. Я выбрала для себя самый обычный вариант – я называла свое уменьшительное имя, полагая, что оно достаточно экстравагантное, чтобы понравиться клиентам, да и я к нему привыкла и не рисковала ошибиться, запутаться или выдать себя.

– Ни то и ни другое. Просто Эль… Как модный журнал. Анна – мое второе имя, – придумала я на ходу.

Он свалился как снег на голову на этой скучной вечеринке, так же внезапно, как попала мне в руки та статья из «Ле Монд» в электричке за пару месяцев до того. Все как в сказке. Мне захотелось пощупать его, чтобы убедиться: он существует наяву. Поэтому я схватила его протянутую ладонь обеими руками.

– Мне, наверное, стоит почаще пролистывать женские журналы, – шутливо заметил он.

– Я просто так сказала… На самом деле обычно я такие журналы не читаю.

– Правда? А что вы обычно читаете?

Слева от меня восседал, видимо, какой-то магнат финансового мира, неприятный на вид, но вскоре он очень кстати встал и куда-то ушел, освободив место. Дэвид, не говоря ни слова, грациозно вскарабкался на высокий стул, не отрывая от меня своих обворожительных лазурных глаз и наслаждаясь производимым впечатлением.

– Не знаю… Обычно – новости из газет…

Я не должна показать ему, что он мне нравится! Нельзя даже заикнуться о «Ле Монд»!

– Только не говорите мне, что вы читаете газетенку нашего друга Франсуа! – заявил он, повысив голос так, чтобы мой кавалер, сидящий справа от меня на высоком стуле, мог его услышать.

Тот обернулся неторопливо, изобразив на лице светскую улыбку.

– Не слушайте этого прохвоста! Он никудышный журналист. Еще в годы учебы славился тем, что писал хуже всех.

– Да, что было, то было, – добродушно согласился Барле. – Зато у меня хватало других аргументов, чтобы соблазнять дам! Не только жалкие литературные опусы.

– Да уж! В отличие от тебя, я не в рубашке родился. Должен признать, что никогда не умел работать локтями.

Оба рассмеялись, положив тем самым конец перепалке.

– Скажите, Эль, только честно, где и как вы познакомились? Вы и этот лысый черт Маршадо?

– Ну, мы…

Я представить не могла, что дело дойдет до подобных расспросов. Я очень боялась, как бы мой клиент не выдал тайну наших с ним приватных отношений. И хотя я ощущала его присутствие за своей спиной и, более того, чувствовала, что и он напрягся от этого вопроса, но он хранил молчание. Видимо, Маршадо решил предоставить мне самой выпутываться из сложившейся ситуации и тут же, не сходя с места, придумать какую-нибудь правдоподобную историю. Любой знает, что самая лучшая ложь – эта та, в которой есть хоть малая толика правды.

– Я окончила факультет журналистики.

– В Сорбонне?

– Нет, в Высшей школе журналистики. Я проходила стажировку в одном из отделов у Маршадо.

– Где вы и познакомились, – заключил Дэвид.

– Да.

Его взгляд, такой мягкий и ласковый, пока он был обращен ко мне, неожиданно стал холодным и жестким, когда Дэвид посмотрел в сторону старого приятеля. Таким взглядом можно испепелить на месте. Меня всегда поражало, как в этом человеке уживаются твердая решительность и мягкие, деликатные манеры. За одну секунду сладкий елей, струившийся из глаз, превратился в поток обжигающей лавы. Именно в эту минуту мне удалось на какое-то время выйти из-под власти его обаяния, магия которого невольно распространялась, кстати, на всех окружающих, не только на меня. Я заметила, как в странном танце все приглашенные на прием, вперемешку мужчины и женщины, словно ночные мотыльки вокруг фонаря, ходят неторопливо рядом, постепенно сужая круг, стараясь занять место где-то поблизости от нашего столика, без сомнения, привлеченные загадочной аурой Барле. Конечно, некоторые из присутствующих вполне могли бы соперничать с ним в знатности происхождения, в богатстве, в известности, но и они искали его внимания, и им хотелось погреться в лучах его славы. Каждый хотел войти в магический круг его обаяния, встать поближе, по возможности как-то обратить на себя внимание. Я почувствовала, находясь в непосредственной близости рядом с ним, что меня накрывает волна зависти и ревности, все больше взглядов обращены на меня с немым вопросом: «Почему Барле посвящает так много своего драгоценного времени какой-то незнакомке?»

«Кто это? Ты ее знаешь? – Первый раз вижу. Но если хочешь знать мое мнение, она – так себе, ничего особенного».

Я слышала этот шепот за спиной, кто-то вполголоса разговаривал где-то рядом, за соседним столиком, может быть. Я слышала какие-то гадости про себя. Кто я такая, чтобы присвоить себе звезду сегодняшней встречи? Как я осмелилась так нагло себя вести? Разве не могла я по собственной воле сократить время общения с Дэвидом Барле, королем современных СМИ, чтобы дать возможность всем желающим пообщаться с ним?

– А где вы сейчас работаете?

Дэвид сосредоточил на мне все внимание, не проявляя ни малейшего интереса к собравшейся вокруг толпе.

Я была слишком смущена в ту минуту, чтобы воспользоваться шансом, подаренным судьбой. Я не могла поверить в свою удачу, в то, что это происходит со мной, к тому же чувствовала, что полностью нахожусь во власти человека, сидящего так близко.

– Нууу… я в поиске. У меня пока есть время.

– Вижу. Иначе говоря, у вас ничего нет.

Обычно в такой ситуации следует дать пощечину за грубость тому, кто столь безапелляционно бросает оскорбительные слова прямо в лицо. Но я почему-то продолжала сидеть, блаженно улыбаясь, ни самоуважение, ни уязвленное самолюбие во мне даже не шевельнулись.