рту и начинает рыдать.

Я не хочу говорить при Пенелопе. Так что, я встаю и выхожу в коридор, затем иду в гостиную.

Кайл прямо позади меня, а Хлоя нерешительно отстаёт от него. Его сердитое поведение

противоречит правде в его глазах. Он напуган тем, что я собираюсь сказать.

— Я не могу помочь ей. — Теперь я позволяю слезам катиться по моим щекам. — Мне очень

жаль.

Хлоя начинает всхлипывать, прежде чем громкие рыдания сотрясут ее тело.

— Скажи мне почему! — Кайл схватил мою руку.

Я спокойно переношу гнев Кайла, зная то, что собираюсь сказать, опустошит его ещё больше. Но

она - его дочка. Он должен знать. — В ее мозге опухоль.

Его гнев превращается в шок, а его хватка на моей руке ослабевает.

— Она слишком большая. Я не могу её удалить.

Он отпускает меня и отступает, выглядя ошеломленным.

— Я сожалею, — я беспомощно повторяю.

— Ты лжёшь! — крикнула на меня Хлоя. — Ты не знаешь, о чем говоришь. — Она

поворачивается к Кайлу. — Что умеет делать твоя семья - противоестественно. Это зло, и я больше

не желаю видеть его в своём доме!

Кайл протягивает к ней руку и притягивает к себе её сотрясающееся тело. Я не хочу расстраивать

ее и дальше.

Убитая горем, я медленно пячусь к своей комнате. Как только оказываюсь внизу, я ложусь на

кровать и сворачиваюсь в клубок, ожидая пролития большего количества слез. Но они не

появляются. Вместо этого я чувствую себя потерянной. Чувствую так, словно обманывала себя

семнадцать лет, притворяясь, будто я могла быть нормальной, думала, что могла с лёгкостью

игнорировать целебную силу в своём теле так же, как и владеть, а также помалкивать о ней. До

ужаса хочу поговорить с мамой об этом, что меня до боли выворачивает наизнанку. Теперь, когда я

могу наконец-таки понять, через что она прошла за всю свою жизнь, но она ушла, и я тону.

Я не собираюсь говорить Хлое и Кайлу, что могу извлечь болезнь из Пенелопы, но тогда один из

них мог бы быть ей поражен. Держу пари, что они с радостью согласились бы принести себя в

жертву. Но я не сделаю этого. Не собираюсь сознательно передавать эту болезнь кому-то,

независимо от того, насколько тяжко думать о страданиях Пенелопы. Я не наложу смертный

приговор на кого-либо еще.

Я провожу весь день, скрываясь в своей комнате. Не представляю, как столкнуться с ними, и я

знаю, Хлоя не хочет видеть меня. Я должна уехать, но мне некуда пойти. Я получала сообщения и

звонки весь день, но не брала трубку. Даже не проверяла, кто звонил. Я уверена, что это Гвен, которая желала поговорить про выпускной, и почему Лукас быстро сбежал по среди вечера. И

Лукас, наверное, тоже звонил. Но какая-то часть меня просто не может вынести и слуха о том, как

его маме стало лучше, когда нет ничего, что смогла бы сделать, чтобы помочь Пенелопе.

Поздно днем я все ещё вяло лежу в своей кровати, когда слышу, как в дверь раздался звонок.

Несколько мгновений спустя, Кайл спускается вниз, в поисках меня.

— Я не знал, была ли ты здесь или нет, — говорит он. Он выглядит бледным и усталым.

Я сажусь и убираю волосы с глаз. — Ты хочешь, чтобы я ушла? — спрашиваю я.

Он устало покачал головой. — Конечно, нет. Я извиняюсь за Хлою. Она из того ничего не имела

ввиду.

Я не верю ему, и он знает об этом.

Он вздохнул. — Хлоя знала, что ты могла бы помочь Пенелопе, когда сказал ей, что привезу тебя

сюда жить. Но ты должна понять, что ты не из-за этого здесь. Тебе был нужен дом, и ты – моя

сестра. Для тебя всегда здесь будет место. Пожалуйста, прости Хлою. Это говорило её горе, не

она.

Оставшимися сухими после всего дня, мои глаза, наконец-таки, прослезились.

— Лукас здесь, — сказал Кайл, проходя дальше в комнату.

Я закрываю глаза и вытираю слезы. Когда я открыла их, Кайл изучал меня. Я вижу, что он хочет

меня о чём-то спросить.

Он медлит долгое мгновение, прежде чем задать свой вопрос. — Было ли когда-нибудь такое, что

наша мама не могла кого-то исцелить?

Я пытаюсь прочитать между строк и думаю, что он задается вопросом, была ли мама сильнее, чем

я, и смогла ли бы она помочь Пенелопе. — Не знаю. Ей не нравилось говорить об этом. Вот почему

я не очень-то пользуюсь своей целебной силой. Она всегда говорила мне не использовать её, и я

прислушивалась по большей части. Но она правда говорила мне, что бывают времена, когда мы не

в силах исцелить людей, потому что болезнь, что они имеют, не может быть полностью отменена.

— И это одно из тех времен?

Я киваю, чувствуя ещё больше слез, проливающихся по моему лицу.

Кайл прижимает пальцы к налитым кровью глазам. Внезапно, он убирает их и делает глубокий

вдох. — Мне послать Лукаса вниз?

Мое горло слишком сдавлено, чтобы ответить, и я только лишь киваю и наблюдаю, как он быстро

уходит.

Я встала в ожидании, но не удосужилась пригладить спутанные волосы и мятую одежду перед тем, как Лукас появляется на последней ступеньке. Он заполняет дверной проем широкими плечами и

мощным присутствием. Его любопытные глаза пробегают по мне, пока он приближается. — Я

звонил тебе весь день. Я волновался за тебя.

Мне интересно, зачем я избегала его сегодня, когда лишь просто его появление здесь, кажется, даёт

мне какой-то комфорт.

— Ты плакала? — спрашивает он, теперь уже стоя передо мной, убирая локон волос мне за ухо.

Я бросаюсь к нему, обняв его сильные плечи, и прячу лицо в изгиб его шеи.

— Эй, — шепчет он мягко. Его руки окружают меня, и он прижимает меня к нему. — Ты чего?

Я не ответила. Я просто позволяю ему держать меня, пока его тепло просачивается в меня,

ослабляя холод этого ужасного дня. Он не спрашивает меня снова. Он просто стоит здесь, держа

меня в безопасности своих рук, терпеливо ожидая меня. Когда, наконец-таки, отпускаю его, я

готова объясниться. Я понимаю, что хочу этого.

— Пенелопа, — я начинаю. Потом я рассказываю ему все, что это произошло с самого утра.

Где мы сидим на моей кровати. Лукас откинулся на подушки, а я между его ног, прижавшись

спиной к его груди с моей спиной, и в кольце его рук.

— Вот чего ты боялась, когда я попросил, чтобы ты помогла Лиаму. Из-за этого? — он

спрашивает.

Под собой я почувствовала грохот голоса в его груди. — Да.

— Если не смогла бы помочь ему, ты подумала, что это заставило бы меня относиться к тебе по-

другому?

Мой ответ немедленно последовал. — Я знала, что ты так и сделал бы. Как бы ты не смог?

Он тяжко вздохнул. Я ощутила его теплое дыхание на своей шее. — Ты ничего не знаешь, Рэй.

Я знаю, что он хочет верить, будто это не изменило бы его чувства, и радуюсь, что нам не

пришлось выяснять, правда ли это. — Как твоя мама сегодня? — спросила я, проводя руками по

тыльной стороне его рук, распластанных по моему животу.

— Она делает большие успехи. Она хотела остаться сегодня дома, но мы убедили ее походить по

магазинам, чтобы купить каких-нибудь новых вещей. Папа вернулся домой после обеда и чуть не

упал в обморок от шока. Моя семья вернулась назад, Рэй. И ты сделала это. Ты сделала для нас

потрясающую вещь. Я сожалею, что ты не можешь сделать этого и для своей семьи. Я серьёзно.

Но это не твоя вина. Ты же знаешь это, верно?

Я пожала плечами. — Я знаю и не знаю.

Он отпускает меня и разворачивает меня к себе так, что мы оказываемся лицом к лицу. — Ты

должна это знать, — заявляет он с решительным взглядом. — Новости о Пенелопе

сокрушительны. Но быть не в силах исцелить её не делает тебя ответственной за то, что с ней

происходит. Ты должна узнать, как бороться с этим. Это не последнее, что произойдёт.

— Но в этот раз Пенелопа, — говорю я.

— В следующий раз это может быть кто-то еще, кто близок к тебе. У твоей силы исцеления есть

пределы. Тебе нужно найти способ иметь с этим делом. Лучше, чем твоя мама.

Мой позвоночник напрягается от его предупреждения и критике в адрес моей мамы, но я киваю. Я

знаю, он прав.

Он накрыл рукой мою щеку для поцелуя. Я вздохнула, когда его мягкие губы коснулись моих.

Наше дыхание смешалось, пока он нежно массирует мои уста, не углубляя поцелуй, зная, что эта

близость то, в чем я сейчас нуждаюсь. Я больше не могу бороться. — Не хочу оставлять тебя в

таком состоянии сегодня, — говорит он, наконец-таки отстранившись.

Я осмотрела по сторонам, с удивлением обнаружив, что это уже темно. — Я буду в порядке. — Я

положила голову на подушку и пристально посмотрела в его красивое лицо. Его квадратная

челюсть покрыта темной щетиной, что я чувствовала щекотку своей кожей всего мгновение назад.

— Бьюсь об заклад, что это большая драма, которую ты когда-либо имела в отношениях. Вероятно, ты не ожидал этого, когда встретил меня — сухо комментирую я.

Его глаза мерцают весельем. — Рэй, ты подорвала все мои ожидания в тот момент, когда я увидел

тебя. В тебе нет ничего, чего я ожидал. Ты знаешь, что самое неожиданное?

Я покачала головой, понятия не имея, что он собирается сказать.

— Знание того, что всё, что мы делаем, ты делаешь это со мной в первый раз. Что никто и никогда

не заставит тебя чувствовать так, как я хочу заставлять тебя ощущать каждый раз, когда мы вместе.

Когда я, наконец-таки, окажусь в тебе, я буду твоим первым, и буду знать, что никто никогда не

делал такого, что я собираюсь сделать с тобой. Ты не то, что я ожидал, и не хочу ничего другого.

Я молча уставилась на него. Я потеряла дар речи. Прежде он никогда не говорил о таких вещах. Не

думала, что была готова услышать их, пока он не использовал слова наконец-таки окажусь в

тебе с пылающим жаром в глазах, что воззвал меня к жизни.

Он захихикал на мой шок, проведя пальцем вниз по моей щеке, прежде чем сесть. Дорожка,

проложенная его пальцем, покалывала, когда я отодвинулась от него. Когда он поставил ноги на

пол, готовясь уходить, его хорошее настроение испаряется. — Будь честна. Если не хочешь

оставаться здесь, ты можешь пойти со мной ко мне домой, — заявляет он, смотря на меня через

плечо.

Я всё-таки снова обретаю дар речи, зная, что уход отсюда сию минуту пошлёт Кайлу звоночек, который я не хочу посылать. — Я собираюсь остаться, но спасибо.

— Если передумаешь, позвони мне. — Он взял трубку с тумбочки и вручил мне. — Когда я

позвоню, ты должна ответить или, по крайней мере, перезвонить мне. Не игнорь меня снова,

ладно?

— Ладно, — ответила я. Затем я прокашлялась и задала вопрос, который гложил меня. — Сколько

девушек у тебя было, Лукас?

Он остановился на пути к двери. Выражение его лица сначала показывает удивление, затем

нежелание отвечать. Должно быть, он знал, что я хотела задать этот вопрос после того, как только

он сказал мне о том, чтобы быть моим первым. — Мне нужно больше, чем две руки чтобы

пересчитать? — в итоге выбалтываю я, волнуясь, когда он не отвечает.

Он пятится ко мне с хитрой ухмылкой. — Я довольно-таки занимаю твоё воображение, не так ли?

Я могу почувствовать, как румянец расползается по щекам, в то время когда я впилась взглядом в

его самодовольное выражение.

Его улыбка становится нежной. — Тебе даже хватит одной руки, — сказал он.

Поначалу чувствую облегчение, но когда я подумала о его близости с другими девушками, мой

желудок сжался. — Ты спал с Софи? — спросила я. Я знаю, что последует ответ «да», и не была

удивлена, когда он медленно кивнул. Затем его глаза метнулись вниз к моей шее. Он потянулся и

слегка прикоснулся кончиками пальцев отметок, которые, должно быть, снова видны. — Но

прежде я никогда не чувствовал себя на подобии сейчас. В каком-то смысле, ты тоже будешь моей

первой, — прошептал он. Потом он склонился и оставил поцелуй прямо в основание моей шеи.

Когда он поднял голову и посмотрел на меня, его глаза светились привязанностью.

Я протянула руку и провела пальцами по мягким волнам волос, что ниспадали ему на лоб. Он

закрыл глаза и удовлетворённо промурлыкал. Я знаю, что он не был девственником. Но теперь я