— Мы реально собираемся сделать это? — Моя голова слегка затуманена и ноги, как резина. — Я чувствую себя не очень.

Сет кивает, затем вращается вокруг, покачивая немного бедрами, и встает в зажигательную позу.

— Нам с тобой надо расслабиться.

Я смотрю на людей, окружающих нас, которые трутся друг об друга под низкие биты знойной песни.

— Танцы никогда не расслабляли меня.

Он придвигается ко мне, щелкая пальцами и раскачиваясь взад и вперед.

— Да ну. Я видел, как ты танцевала в машине, когда мы направлялись в Афтон.

Я трясу головой, но мои губы растягиваются в улыбке. Я начинаю танцевать с ним, двигаясь не слишком сильно, но достаточно, чтобы почувствовать, как мое настроение возрастает. Когда эту мелодию сменяет медленная, Сет кладет руки на мои бедра. Когда мы начинаем раскачиваться под ритм песни, с каждым движением в моей груди нарастает комок. Мои воспоминания уносятся к моменту, в котором мы с Кайденом танцуем, и на мгновение мне кажется, что все будет хорошо. Но это не так. Кайден не говорит со мной, и все, что я могу ‒ это представлять его, лежащего на полу, бледного, как снег с останавливающимся пульсом. Я могу видеть порезы на его запястьях. Могу почувствовать мой ужас и страх за него. Как не хочу, чтобы он умирал. Как он мне нужен. Навсегда. Комок в груди растет и, я клянусь, мои ребра сейчас треснут от этого.

— Келли, что такое? — Сет стирает пальцами с щек слезы, которые вытекают из моих глаз.

— Я не хочу, чтобы он умер, — шепчу я сквозь рыдания. — Не хочу.

Его глаза расширяются.

— Он не собирается умирать, Келли. Он будет жить.

— Я знаю это. — Отвечаю, зная, что он не понимает. Кайден, похож на меня во многих отношениях. Он держит это в себе, пока не сломается. И если он сломается, я не смогу помочь.

Почему? Я не смогу продолжать жить без него, борясь с болью каждый день. Я чувствую, что это так же, как снова потерять его, когда я увидела его на полу. Я думала, он был мертв, и мое сердце разрывалось в груди, врезаясь болью в ребра.

Я не могу сделать это без него. Мне нужно спасти его и сделать нас счастливыми.

Кайден

Когда я понимаю, что она плачет, я спешу к ней, расталкивая всех на своем пути. Видя, как слезы выкатываются из этих потрясающих голубых глаз – это разрывает мое сердце пополам и больше меня ничто не заботит, кроме того, чтобы она почувствовала себя лучше.

Когда она замечает меня, ее глаза расширяются и она начинает вытирать слезы с щек. Сет оборачивается и смотрит на меня, затем отпускает ее талию и отступает.

— Разберешься? — спрашивает он, и я киваю. Он продвигается через толпу, а я занимаю его место, вставая перед Келли.

Ее пальцы скользят по розовым щекам стирая слезы, но я ловлю ее руку и отодвигаю от лица. Свободной рукой прикасаясь к ее щеке, пальцем проводя по дорожке от слез, вытирая.

— Что случилось? — спрашиваю я, притягивая ее ближе. — Что-то произошло?

Она качает головой, в ее глазах клокочет ярость, а все больше слез грозятся выкатится из ее глаз.

— Я в порядке, просто немного устала.

— Келли, пожалуйста, скажи мне, что случилось, тогда я попробую исправить это.

Она трясет головой и ее горло дергается, как будто она задыхается.

— Правда... Ничего. — Она начинает рыдать, и при каждом всхлипе ее плечи вздрагивают.

Мои руки оборачиваются вокруг нее и я притягиваю ее к груди. Она прячет лицо в моей рубашке, и ее слезы впитываются в ткань. Я не смею двигаться, даже если все вокруг нас танцуют. Я глажу ее по спине и по волосам.

— Шшш... — шепчу я, пытаясь не заплакать. Я не знаю почему, но я могу почувствовать ее боль, даже если понятия не имею из-за чего ей больно. Стараюсь сдержать слезы. Я фокусируюсь на новых шрамах и старом ожоге. Но это не помогает, и вскоре я понимаю, что собираюсь разреветься – мы оба.

Я беру ее на руки, а она даже не смотрит на меня или не кажется ошеломленной. Ее ноги оборачиваются вокруг моей спины, а ее руки скользят вверх по моей груди и затем обнимают меня за шею. Люди смотрят на нас с удивлением, когда я прокладываю путь сквозь толпу, удостоверившись, что подол ее платья не задрался сзади, придерживая его. Когда я выхожу на улицу, она пытается отстраниться, но я сильнее сжимаю руки, заставляя остаться на мне. Сейчас, когда я заполучил ее, я не могу позволить ей уйти.

Поддерживая ее, махаю таксисту. Водитель смотрит на меня с усмешкой, я все еще несу ее, а затем сажусь на заднее сиденье.

— 552 Мэйн Бич Драйв. — Говорю я ему, тянусь и приподнимаюсь, закрывая за собой дверь.

Он пожилой человек, я ловлю его взгляды несколько раз через зеркало заднего вида. Вытаскиваю одну руки и кладу ей на голову, в то время, как другая на ее талии. Она все еще плачет, и ее слезы пропитали всю мою рубашку.

Такси едет вперед, и счетчик начинает тикать. Я прижимаю ее к себе, а своей щекой прижимаюсь к ее голове. Примерно на полпути к дому, когда фонари на главной улице сменяются на гирлянды, она поднимает голову и кладет подбородок мне на плечо, глядя в заднее окно. Я не спрашиваю ее, что случилось, и она не рассказывает мне. Она просто смотрит на удаляющиеся мерцающие огни, пока мы едем вперед, в ночь, зная, что в конечном итоге мы должны покончить с этим, и один из нас должен нарушить тишину.

Глава 13.

Признать правду и принять ее

Келли

Песня, звучащая по радио в такси, такая жизнерадостная; певец клянется в любви девушке, от которой сбежал. Я ему завидую, потому что он смог поведать об этом миру. Я же, с другой стороны, только поняла, что, кажется, влюблена в Кайдена, и что никогда не смогу ему это сказать. Не только потому, что боюсь отказа, но и из-за страха перед неизвестностью. Никогда прежде не любила. Никогда не понимала этого. Но сейчас осознала, что беспокойство и пережитые мной душевные муки вполне могут оказаться любовью.

Я крепко прижимаюсь к нему, чувствую, как его грудь вздымается и опадает подо мной, и наблюдаю за рождественскими гирляндами, свет которых от движения смешивается во вспышки золотого, серебряного и зеленого. Это красивое время года, но я никогда не была особой поклонницей Рождества. Оно напоминает мне о том времени, когда я радовалась и бежала к елке, чтобы открыть подарки. Однако в двенадцать лет рождественские подарки напомнили мне день рождения, воспоминания о котором всегда повергают меня в ужас.

Помню первое Рождество после случившегося. Всю ночь пролежала в кровати, не сомкнув глаз, разглядывая потолок, и надеялась услышать повозку с оленями, как в детстве. Только во мне не осталось воображения и веры в волшебство, я не слышала ничего, кроме ночной тишины и секретов, утаенных в моем сердце.

Следующим утром, когда услышала, что в комнату вошла мама, притворилась спящей.

— Келли, — прошептала она. — Келли, дорогая, вставай. — Мама осторожно потрясла меня. — Милая, по-моему, тебя ждет сюрприз от Санты.

Я подняла глаза и встретилась с ней взглядом. На маме был розовый шелковый халат, ее волосы заплетены и собраны в пучок на затылке. Она была не накрашена, но мне казалось, ей так лучше.

— Доброе утро, — сказала мама, радостно улыбаясь. — Готова посмотреть, что тебе подарили?

Я была утомлена после бессонной ночи, поэтому перевернулась на другой бок, положив руки под подушку.

— Я не в настроении для подарков.

Она дотронулась рукой до моей спины, отчего я вздрогнула, подумав о последнем разе, когда ко мне прикасались, пока я лежала на кровати.

— Келли, с тобой все хорошо? Ты такая грустная последние несколько месяцев.

— Со мной все в порядке, — огрызнулась я. — Меня просто тошнит от Рождества и притворства, будто верю в вещи, в которые на самом деле не верю. Санты не существует, мам. Я перестала в него верить в восемь лет.

— Ну, конечно же, я об этом знаю, — ответила мама, убрав руку с моей спины. — Но если не подыграть, то пропадет вся магия и веселье.

— Магии и веселья тоже не существует, — ответила я, отодвигаясь от нее. — Мне надоело подыгрывать… Я хочу спать. Я устала.

Она просидела рядом целую вечность, размеренно дыша, затем встала на ноги; матрац приподнялся, потеряв ее вес.

— Ладно.

Вот и все ее слова. После этого мама вышла из комнаты, и навязчивые воспоминания вновь завладели мной. Даже сейчас я гадаю, почему она ничего не сказала. Она должна была заметить, что со мной что-то не так. Когда-нибудь я наберусь смелости и спрошу у нее. Я должна. Иначе так никогда и не узнаю ответ, о чем буду сожалеть до конца дней.

— Келли. — Голос Кайдена доносится сквозь пелену мыслей. Я поднимаю глаза, понимая, что отключилась. Подняв голову, гляжу в темноту за окном и на океан в дали.

— Я уснула? — Моргаю, затем отпускаю его плечи, чтобы потереть свои заспанные глаза.

Он кивает, убирая прядь волос с моего лица.

— Да, но все нормально.

Такое ощущение, что щеки и глаза припухли от слез.

— Извини.

Его пальцы останавливаются на моей скуле; Кайден испуганно смотрит мне в глаза.

— Я сказал, что все нормально, Келли. Честно… Мне понравилось держать тебя… Я почувствовал себя спокойнее.

Я сдерживаю вновь нахлынувшие слезы.

— Ладно.

Он кивает; мы оба молча соглашаемся, что с нами в данный момент все хорошо, что быть вместе – это нормально. Я собираюсь слезть с его колен, но он обхватывает руками мою талию и сдвигает меня в сторону, в результате чего я соскальзываю на сиденье. Опустив ноги, сконфуженно наблюдаю, как Кайден тянет руку к своему карману, достает бумажник, из которого вытягивает двадцатку, затем, перегнувшись через сиденье, отдает ее водителю.

После этого он начинает откидываться обратно, но вдруг открывает дверцу и выходит из машины. Потягивается, подняв руки вверх, потом предлагает руку мне. Я беру его ладонь, чувствуя тепло его кожи, пока Кайден помогает мне выбраться наружу и не отпускает меня, даже захлопнув дверь. Мы стоим на подъездной дорожке возле пикапа Люка, а такси сдает назад, выезжая на улицу. Когда оно скрывается из виду, Кайден смотрит на меня.

— Хочешь немного прогуляться? — спрашивает он, указывая головой в сторону побережья.

Я согласно киваю, всхлипнув.

— Прогулка сейчас очень кстати.

Кайден едва заметно улыбается и переплетает наши пальцы. Держась за руки, мы идем мимо домов в сторону пляжа. Песок попадает в мои сандалии, охлаждая кожу. Идти трудно, потому что ноги увязают, поэтому я останавливаюсь, легко потянув руку Кайдена.

— Что такое? — спрашивает он, не отпуская мою ладонь.

Я скидываю свои сандалии и, нагнувшись, поддеваю их пальцами. Когда выпрямляюсь, Кайден кивает, сообразив, в чем было дело, и мы продолжаем свой путь, глубже в темноту. Слышу убаюкивающий шум волн, из одного дома доносятся звуки музыки. Песок забивается мне между пальцами; я слушаю каждый звук, чувствую прохладу в воздухе.

— Тебе холодно? — спрашивает Кайден, когда мы медленно приближаемся к кромке воды.

Я смотрю на свои руки, ощущаю дрожь, в лунном свете замечаю мурашки у себя на коже.

— Немного.

Он вздыхает, затем оборачивается в сторону дома на вершине песчаного уклона.

— Давай я сбегаю обратно, принесу твою куртку.

Я быстро качаю головой, крепче сжимая его руку.

— Нет, пожалуйста, останься тут. Нам надо… Нам надо поговорить.

Кайден скептически меня оглядывает; в темноте его глаза кажутся пустыми. Он напряженно потирает шею, затем опускается на песок, утягивая меня с собой. Осторожно потянув, усаживает меня к себе на колени и прижимает спиной к своей груди. Я откидываюсь назад, закрывая глаза, чувствуя себя в безопасности, чувствуя, словно нашла свое место.

Только Кайден пробуждает во мне подобные чувства, даже больше, чем Сет, больше, чем сама я. Кроме него мне ничего не нужно, и я надеюсь, он ощущает то же самое. Но прежде чем спросить, я хочу еще кое-что узнать… хочу понять.

Глубоко вздохнув, задаю вопрос, — Кайден, что произошло?

Три простых слова, настолько тяжелых и важных, что они способны разверзнуть землю. Он напрягается, отчего я тоже напрягаюсь, прежде чем обернуться и заглянуть ему в глаза. Он тяжело сглатывает, отчего я тоже тяжело сглатываю. После глубокого вздоха, воздух практически бесшумно выходит обратно через его губы.