Я беру карточку, понимая, что согласие на встречу будет означать куда больше, чем обычный визит. Это означает открыть двери, которые я заколотил гвоздями давным-давно с кучей демонов внутри. Означает рассказать ему обо всем, даже об отце. И что тогда? Что если я на самом деле сделаю это? Что случится с моей семьей? С матерью? С отцом? Со мной? Я не знаю. Я ничего не знаю. Думаю, что я самый чертовки разочарованный и запутавшийся человек когда–либо живший в этом мире.

Дуг убирает стул в угол, а после прячет свой блокнот под подмышку, направляясь к двери.

— Хочу встретиться с тобой несколько раз до Рождественских каникул, а потом мы найдем для тебя врача в Ларами, когда ты вернешься в колледж.

Неторопливый вздох срывается с моих губ, когда я сжимаю его визитку в руке и сгибаю ее пополам. Бумага режет кожу и это на мгновение успокаивает меня.

— Что если я не хочу?

Он уверенно улыбается мне.

— Ты хочешь, иначе просто сказал бы: "нет".

Я не отвечаю, что означает – молчаливое согласие. Я встречусь с психотерапевтом в Ларами. То есть, если, конечно, вернусь в колледж.

Дерьмо. Я вдруг взглянул на картину в целом. У меня намного больше проблем, чем просто разборки с отцом. Как, черт возьми, я собираюсь выбраться из этой заварушки? Позволить отцу откупиться от Калеба? А что потом? Быть обязанным ему до конца своих дней? И скрывать его тайны, тайны нашей семья вечно.

Дуг выходит из комнаты, и моя голова падает на руки. Я провожу пальцами по волосам, грубо сжимая их. На этот раз я хочу, чтобы все было легко. Чтобы я мог расслабиться. Мог дышать.

Но на самом деле то, что я хочу больше всего – это Келли.

Келли

Я просыпаюсь рано утром, до того, как солнце полностью поднимается из–за кривой линии гор. Я ужасно спала прошлой ночью, ворочалась, никак не могла удобно лечь. Мне постоянно снится сон, где я захожу в дом Кайдена и вижу на полу лужу крови и ножи, но его самого там нет. Я обыскиваю весь дом, но все что нахожу – груды листьев. Я проснулась вся в поту и в конечном итоге побежала в ванную.

Я лежу без сна в постели, рядом храпи Сет, поглощенный своим сном. Слушаю его дыхание до тех пор, пока не могу больше лежать на месте и минуты, затем встаю и вытаскиваю свой дневник из сумки. Забираюсь на импровизированный подоконник, откуда виднеется заснеженная дорога. Автомобиль мамы завален снегом, а у грузовика папы цепи на колесах.

Я подтягиваю колени к подбородку и кладу на них дневник, прежде чем надавить кончиком ручки на бумагу.

Мне снится что я добираюсь до торта раньше, чем Калеб уводит меня в мою комнату. Когда я задуваю свечи и загадываю желание, то мечтаю о самом лучшем и счастливом дне рождения в мире, и желание сбывается. Калеб не появляется в тот день, чтобы позависать с моим братом, и я играю в прятки на улице с другими детьми. Я вскрываю обертку и радуюсь своим подаркам.

В последнее время во сне, вместо того, чтобы загадать желание для себя, я загадываю его для Кайдена. Желаю, чтобы он никогда не встретил меня и не узнал мой секрет. Желаю, чтобы у него никогда не было причин избивать Калеба, и чтобы он не оказался на полу, истекающий кровью.

Желаю счастья в мире, полном печали.

Где всегда так много боли, и я хочу, чтобы все это ушло.

Конечно, желания так и остаются желаниями, но я надеюсь на лучик света в этом темном царстве.

Когда я анализирую свое желание для Кайдена, то пугаюсь мыслей – что же они означают. Если я готова принять все те ужасы из своего детства в обмен на него, то насколько глубоки мои чувства к нему? Готова ли я с ними справится?

Я останавливаюсь, чтобы обдумать то, что написала, и замечаю маму, выходящую из боковых дверей дома и пробирающуюся по снегу в сторону гаража. Я отпускаю ручку, и она падает на пол. Смотрю на Сета, спящего в постели, а после в панике хватаю куртку с телефоном и выбегаю за дверь. Она поднимается по лестнице, когда я закрываю дверь.

— Хорошо, что ты проснулась. — Она обнимает себя руками и слегка подпрыгивает, дрожа.

Я просовываю руки в рукава куртки и вытаскиваю волосы из–под воротника.

— Да, я собиралась пойти в дом.

Мама бросает взгляд на горы и розовый восход, что отражаются в ее глазах.

— Ты рано встала. — Ветер теребит ее каштановые волосы, пока она смотрит на меня. Даже притом, что я виделась с ней около месяца тому назад, она, кажется, постарела, но это может быть и потому, что она в пижаме без прически и макияжа. — Я не помню, чтобы ты была поклонницей ранних подъемов.

Я пожимаю плечами, застегивая куртку, натягиваю капюшон на голову и обнимаю себя руками, дрожа.

— Я всю дорогу проспала в грузовике, — лгу я. — Поэтому не особо устала.

Она смотрит на меня с сомнением.

— Кто привез тебя сюда?

Я настороженно отвечаю.

— Эм, Люк.

— Какой Люк?

— Люк… Прайс.

Ее плечи напрягаются, и она плотнее запахивает халат.

— Друг Кайдена?

Я киваю.

— Да.

Она сжимает пальцы на боках, напрягая челюсть, и смотрит на дверь в гараже, пытаясь разглядеть что–то сквозь матовое окно.

— Келли, я не хочу, чтобы ты крутилась возле Кайдена.

Ветер усиливается, и снежинки бьют по моей коже, жаля, пока кружат вокруг нас вихрем. В барабанных перепонках стоит вой, а проблески света ударяют по глазам.

— Почему? — Спрашиваю я, топчась на месте, пытаясь согреться.

— Потому что не хочу, чтобы ты как—либо была связана с Кайденом. — Она глядит на меня, я могу разглядеть ненависть в ее глазах. Или, может быть, это страх. — У него очевидно скверный характер, даже твой отец сказал, чтобы были проблемы, когда он был в команде.

— Сомневаюсь, что папа сказал так, — спорю я. — Он всегда любил Кайдена. И кроме того ты общаешься с матерью Кайдена.

— Не по собственной воле. — В ее глаза осуждение, она винит Маци Оуэнс за ошибку Кайдена. Если это так, она бы винила себя, если бы я рассказала ей, что случилось со мной?

Прячу руки в рукава, а подборок в вороте куртки. На мне пара пижамных штанов из тонкой ткани, и холодный воздух легко проскальзывает сквозь нее.

— Мы можем пойти внутрь и поговорить об это? Тут холодно.

Она снова бросает взгляд на дверь в комнату, а затем концентрируется на мне.

— Там твой друг? Тот, который… — Она говорит тише, и хлопает своими ресницами против снежинок, кружащих вокруг нас. — Тот, которому нравятся парни?

Я вздыхаю, поворачиваясь боком, и протискиваюсь между ней и перилами, не произнося ни слова. К счастью, она следует за мной, и разговор о Сете сорвался с крючка. По крайней мере сейчас.

Когда я захожу на кухню, то воспоминания той ночи ударяют мне грудь, когда Джексон сидел за стол и ел пирог, а Калеб доставал меня с моим секретом. Ночь, когда Кайден узнал кто «сломал» меня. Ночь, когда он позволил мне выплакаться, а затем выскользнул из моей жизни так легко, как если бы он был сделан из песка.

Я направляюсь к шкафу и вытаскиваю тарелку и коробку с хлопьями. Ставлю тарелку вниз на стол и открываю коробку, когда мама заходит внутрь, позволяя холодному воздуху и снегу залететь в помещение. Она хлопает дверью, а после снимает сапоги и направляется ко мне.

— Я собиралась приготовить тебе завтрак. — Она тянется к ящику над плитой, где хранит кастрюли.

Качаю головой, насыпая хлопья в тарелку.

— Все нормально. Я не так голодна, чтобы плотно завтракать.

Она опускает руку и сканирует мою крошечную фигуру.

— Похоже, ты снова теряешь вес.

Я смотрю вниз на свои короткие ноги и тонкую талию, скрытую под пижамой.

— Это просто стресс.

— Стресс из-за чего? — спрашивает она. — Из-за учебы? Или из-за того, что случилось с твоим другом?

Не могу удержать это в себе. Это слишком, и все слова разом выплескиваются из меня.

— Ого, теперь он мой друг, но когда ты впервые узнала об этом, то была так счастлива, что мы пара. На самом деле, думаю, что ты поделилась этим со всем чертовым городом.

— Выбирай выражения. — Она еще раз завязывает свой розовый халат и убирает волосы с лица. — Келли Лоуренс, ты не будешь разговаривать со мной в таком тоне.

Она разворачивается и тянется к шкафчику, где хранятся все ее лекарства.

— Это мой дом, и пока ты здесь, то будешь следовать моим правилам.

Я яростно закрываю коробку с хлопьями.

— Мне восемнадцать, и я могу дружить с тем, с кем захочу.

Он берет одну из больших баночек и медленно разворачивается ко мне лицом, держа руку на крышке.

— Даже с тем, кто избил лучшего друга твоего брата.

Я впиваюсь ногтями в столешницу, когда боль последних шест лет перекрывает мне кислород.

— Это все, что тебя волнует? Калеб?

Его имя на вкус, как яд в моем рту.

Она пытается открутить крышечку от баночки.

— Келли, Калеб был частью нашей семьи с шести лет. Ты знаешь, его семья едва разговаривает с ним. Мы его единственная семья.

— Мне плевать на Калеба! — Кричу я, а легкие словно в огне. Но это хорошие ощущения. Действительно хорошие. Я кладу руку на грудь, спокойно отпускаю столешницу и распрямляю плечи. — Я позавтракаю с Сетом.

Ее взгляд напрягается, а губы приоткрываются, готовые к протесту, но выражение моего лица успокаивает ее. Она закрывает рот, когда крышка соскальзывает с баночки.

— Прекрасно, веселитесь. — Таблетки грохочут в упаковке, когда она высыпает пару на ладонь.

Я ставлю хлопья в шкаф, а тарелку в раковину и спешу к задней двери. Бегу через дорогу и поднимаюсь вверх по ступенькам. Когда я открываю дверь, то с удивлением обнаруживаю Сета, сидящего на краю кровати и одетого в красную футболку и пару темных джинсов.

— Ты проснулся, — говорю я, закрывая дверь.

Он проводит пальцами по волосам.

— Я проснулся, когда ты убежала отсюда, словно случился пожар. Что произошло?

Я снимаю куртку, сворачиваю ее в ком и кидаю на кровать.

— Я увидела, как мама шла сюда, и мне не хотелось, чтобы ты встретился с ней.

Он застегивает часы на запястье, направляясь к своим ботинкам, стоящих возле кровати.

— Келли, независимо от того сколько мы отпустили шуток по этому поводу, я могу справиться с твоей матерью. — Он засовывает ногу в ботинок. — Поверь мне, если я могу выстоять против своей собственной матери, то я определенно могу управиться и с твоей.

Я хмурюсь, присаживаясь на постель.

— Но ты не разговаривал со своей мамой с того момента, как рассказал ей о Грейсоне.

Он пожимает плечами, завязывая шнурки на обуви.

— У нее это пройдет. Нужно немного времени, как тогда, когда я сказал ей, что гей.

Я заваливаюсь назад и прикрываю лоб рукой.

— Как ты решаешь, что стоит рассказывать родителям, а что нет?

Он молчит, а затем я слышу его шаги, приближающиеся ко мне, с моей сторону кровати. Он убирает мою руку со лба и смотрит на меня сверху вниз.

— Если ты спрашиваешь меня, думаю ли я о том – должна ли ты рассказать родителям о том, что произошло с Калебом, то мой ответ: «да». Я считаю, что ты должна это сделать.

Он отпускает мою руку, и я опираюсь на локти.

— Как ты можешь быть так уверен? — Срывается недовольство с моих губ. — Она может разозлиться на меня. Или будет ненавидеть себя, как я ненавижу… ненавидела себя.

Сет пальцами откидывает челку с моих глаз.

— Келли, она будет ненавидеть себя некоторое время. Ты шесть лет несла на себе это нелегкое бремя и пришло время чтобы кто–то другой взял на себя его часть.

— Не уверенна, что смогу, – шепчу я, сжимаясь от тупой ноющей боли в груди. — Просто там столько… столько всего в чем нужно признаться и рассказать ей правду.

— И наконец–то признать, что все это реально?

Я киваю, пристально смотря на ясное небо снаружи. Солнцу в Афтоне – редкое явление, возможно, это знак, что не все поглощено темнотой. Что свет существует даже в самых темных углах.

Он отодвигается, когда я сажусь и направляюсь к своей сумке на раскладном стуле возле двери.

— Я думала, что мы могли бы позавтракать сегодня утром где–нибудь. В городе есть кафе, где подают самые лучшие блины в мире.

Я вытаскиваю фиолетовую рубашку из сумки и джинсы.

— Я думал, что мы для начала навестим Кайдена, — говорит Сет, что–то печатая в телефоне