– Можете спрашивать что угодно, – ответил Эндрю, не колеблясь, но при этом немного побледнел.

– Ваш брат… он очень молчалив.

– А, вот вы о чем! – Он рассмеялся и потер лицо. – Это верно. Он не болтун, уж точно.

– Но он пишет мне письма. Обо всем.

– Ему легче писать, чем говорить.

Ханна приподняла брови, но любопытство пересилило негодование.

– Я его жена.

– А я его брат, и все-таки каждое утро получаю письмо.

– Каждое утро? – Ханна побелела. Значит, вот что ее ждет?

Эндрю ухмыльнулся.

– Уверен, вы к этому привыкнете.

– Я бы предпочла беседы.

– Боюсь, беседы будут односторонними, Александр немногословен.

– Я уже заметила, – обронила Ханна, поджав губы.

Эндрю покачал головой.

– Не ошибитесь и не спутайте его молчание с безразличием. Он заботится. Всегда. Обо всем.

– Я в этом уверена.

Как ни странно, за ложь ее не поразило молнией. Да и конюшня не вспыхнула пламенем от сухости ее тона. Поразительно!

– Будьте с ним терпеливы. – Эндрю положил руку ей на плечо. – Александр – человек непростой.

А вот это было правдой.

– Он когда-нибудь заговорит со мной?

– Конечно. Когда расслабится. Когда лучше вас узнает. Но болтать он никогда не будет. Я уже сказал, он мало говорит.

Это уже некоторое утешение. Она сама не болтушка. Но иногда неплохо бы потолковать по душам.

Когда Лана закончила тискать щенков и они вернулись к матери, у Ханны возник второй вопрос:

– Эндрю!

– Да, миледи?

– Почему он женился на мне?

Дружелюбное выражение с лица Эндрю мигом как водой смыло. Он словно замкнулся.

– Об этом, миледи, вам лучше справиться у него.

Возмущенная столь резким ответом, она едва сдержала рычание. Но все же какой-то звук у нее, видимо, вырвался, недаром Эндрю насторожился.

При виде сцены, разворачивавшейся во дворе конюшни, Александр сжал пальцами подоконник. Его кабинет был расположен в старом соларе и занимал верхний этаж древней башни. Комната была круглой, с окнами, выходившими на все стороны света, так что лэрд мог обозревать происходившее во дворах. В том числе и конюшенном. Там стоял Эндрю. С Ханной.

Конечно, глупо и нелогично ревновать брата, который вел его жену на прогулку по окрестностям замка. Он мог бы сам это сделать – в конце концов, он ее муж. Но страх выбросил его из кровати и повел в кабинет.

Да, прошлая ночь была самой великолепной в его жизни. Это несомненно. Он и не знал, что мужчина и женщина вместе могут испытать такое.

Он проснулся на рассвете и долго смотрел на ее нежное лицо, осторожно гладил пальцем щеки и лоб, смертельно боясь, что она проснется. Что эти глаза откроются, она посмотрит на него и заговорит. Если она заговорит, ему придется отвечать. При мысли об этом у него похолодела кровь.

Его мучили ярость и досада. Он ненавидел демона, вцепившегося в него длинными острыми когтями. Как бы Александр был рад от него избавиться! Но не мог порвать цепи.

Александр наивно предполагал, что, овладев Ханной, показав ей свою любовь, излечится и ком в горле растворится, а слова потекут свободно, без помех. Воображал, что будет так, когда они соединятся, станут единым целым. Но этого не произошло. Произошло обратное. Чем ближе он ей становился, чем больше он нуждался в этой женщине, тем сильнее становился недуг.

Он хотел быть с ней, проводить рядом каждую минуту своей жизни. Но в этом таилась опасность. Рано или поздно он сорвется. Рано или поздно она обнаружит или заподозрит правду. И он безмерно страшился, что когда она узнает о его прошлом, о слабости, проклятии, она не сможет сдержать отвращения. Она вышла за него, считая сильным, несгибаемым защитником. Он боялся того дня, когда она обнаружит, кто он на самом деле.

Поэтому Александр укрылся в башне, бывшей когда-то его убежищем, но теперь сильно напоминавшей тюрьму. А может, его истинной тюрьмой был страх. Он удрал от Ханны, от этой великолепной женщины, подарившей ему такое наслаждение прошлой ночью. Удрал и спрятался. Оставил ее под предлогом необходимости работать.

Но работа ему не давалась. Он никак не мог сосредоточиться. Потому что способен был думать только о ней. А когда подошел к окну, глотнуть свежего воздуха, оказалось, что она стоит во дворе рядом с Эндрю. Они о чем-то болтают. Словно разговор не был самой трудной в мире вещью.

Только не для этих двоих.

Александр больше всего на свете хотел проводить время с ней. Но он больше всего на свете боялся…

Сразиться с гигантом, размахивавшем длинной шпагой? Не проблема. Справиться с бесконечными распрями своих людей? Проще простого. Найти способ превратить бесплодное поле в плодородное? Детская игра. Перспектива поговорить с женой? Кошмар.

Как ни абсурдно пытаться скрыть это, он боялся ее реакции. Хотя они женаты всего день, он отчего-то не мог вынести мысли о том, что потеряет ее. Когда-нибудь, и очень скоро, придется ей сказать. Сказать все. Но не сегодня.

Застонав от досады, он повернулся к письменному столу и оцепенел. Крошечная девочка сидела в его кресле и болтала ногами. Завидев его, она улыбнулась.

– Фиона. – Александр покачал головой.

Она знала, что по утрам сюда нельзя приходить, но очень часто нарушала запрет. Правда, он не собирался объяснять ей, что нельзя являться, когда вздумается. Кроме того, ему нравилось ее общество. По правде сказать, иногда ему было очень одиноко в комнате в башне.

Не потрудившись поздороваться, Фиона наморщила нос.

– П-почему ты эт-то сделал?

– Что именно?

Хотя он знал. По крайней мере, имел довольно ясное представление.

– Ж-женился на ней.

– А! Моя маленькая девочка.

Он поднял ее, сам уселся в кресло и усадил ее к себе на колени.

– П-почему?

– Она очень красива.

Фиона поморщилась.

– И мне пора жениться.

– Она… с-старая.

Александр расхохотался:

– Достаточно старая для такого древнего создания, как я?

– Ты не древний. – Фиона погладила его по щеке. – Т-ты само с-совершенство.

– Я слишком стар для тебя, девочка.

Но очевидно, ей было все равно.

– Т-ты люб-бишь ее?

– Она мне очень нравится.

Больше, чем он ожидал. Больше чем следовало бы после единственной ночи.

– Т-тогда ладно. – Фиона фыркнула и слезла с его коленей.

– Ты будешь… добра к ней? Ради меня.

Несколько секунд она серьезно смотрела на него и наконец кивнула:

– Н-наверное.

– Буду очень обязан. Спасибо, миледи.

Она покраснела до корней волос, а он торжественно взял ее маленькую ручку и поцеловал. Девочка быстро нагнула голову, чтобы скрыть улыбку, но он ее заметил.

Огромная радость наполнила сердце Александра. Он любил детей. Мечтал о собственных. И может, прошлой ночью он и его жена зачали ребенка.

Ему оставалось только молиться, чтобы это было так. У Фионы должны быть товарищи по играм.


Муж Ханны провел весь день в кабинете или где там еще… Она пыталась не дать волю раздражению и вместе с Ланой долго гуляла вокруг замка, то и дело останавливаясь и болтая с людьми, которых увидела вчера по прибытии. Все были вежливы и доброжелательны. К своему восторгу, Ханна обнаружила широкую террасу, идущую по всей длине замка по заднему фасаду. Терраса выходила на залив Даннет. Маленький городок Даннет, увиденный ею на расстоянии, тоже казался очаровательным. Ей не терпелось там побывать.

Такое чувство, что она будет очень счастлива здесь, если, конечно, все тревоги по поводу мужа улягутся. У Ханны были большие надежды на сегодняшний обед.

Первым с видом одержавшего победу, но сильно проголодавшегося героя явился Эндрю. Его взгляд, устремленный на Лану, был почти нежным.

– Миледи, – поклонился он, поцеловав им обеим руки, хотя Ханна заметила, что пальчики Ланы он держал гораздо дольше. Его внимание к ее сестре и что-то в выражении его лица взбесило Ханну. Когда их взгляды встретились, он слегка поежился и побледнел. И тут же выпустил руку Ланы.

Зато стоило прийти Даннету, плохое настроение Ханны исчезло, как по волшебству. Даннет был настолько неотразим в своем пледе, что у нее заныло сердце и перехватило дыхание. Едва он приблизился к ней, как в висках Ханны застучала кровь.

– Миледи, – прошептал он, глядя ей в глаза.

И поцеловал ее. О нет, не в губы. Он приложился к ее руке, но у нее мурашки побежали по коже и между бедер разлился жар.

Она открыла рот, но тут же закрыла, не в силах произнести связно двух слов. Все мысли вылетели из головы.

Прежде чем Даннет успел сесть, Фергус вбежал в комнату и объявил, что обед подан в маленькой столовой. Тон его был таким повелительным, что Ханна решила, что хотя предпочла бы поговорить здесь, столовая тоже неплохое место.

Она ошибалась. Маленькая столовая оказалась огромной. Стол, похоже, тянулся на много лиг. Ей полагалось сидеть на одном конце, а мужу – на другом. Он был так далеко, что она с трудом могла различить черты его лица.

Лакей показал Лане место ближе к центру, но она фыркнула и переставила прибор так, чтобы сидеть рядом с Ханной. Слава богу!

Тем не менее беседа за столом не клеилась, поэтому Ханна не обратила внимания на лакея, принесшего первое блюдо.

Оглушительное молчание прервал Эндрю.

– Как вы находите Даннет? – спросил он с другого конца стола.

И тут Ханна не выдержала и приставила ладонь к уху.

– Простите?

Не совсем крик, но почти.

– Я говорю: как вы находите Даннет?

Его голос звоном отдался от каменных стен. Лана посмотрела на сестру.

– Что он сказал? – Глаза ее лукаво поблескивали.

– Понятия не имею. Уверена, он что-то произнес. Но не могу разобрать, что именно.

– Я тоже.

Братья переглянулись и тяжело вздохнули, но взяли глубокие тарелки и пошли по длинной комнате на другой конец стола.

Пусть победа невелика, но это все равно победа. Ханна просияла, но тут же свела брови, когда Эндрю сел рядом с Ланой и чересчур широко улыбнулся.

– Я так рада, что вы смогли присоединиться к нам, – заметила Ханна. Мужчины покраснели, совсем чуть-чуть, что она нашла вполне удовлетворительным. Она даже умилилась явному огорчению мужа.

– Мне нравятся интимные обеды.

– Конечно, – пробормотал Эндрю в тарелку с супом.

Все ели молча, если не считать редких замечаний на предмет того, как восхитительно первое блюдо. Ханна никогда не затруднялась вести разговоры о чем бы то ни было, но тут она была озадачена. Как бы ей ни хотелось узнать Даннета, она не знала, с чего начать.

– Так как же вы находите Даннет? – поспешил спросить Эндрю, когда лакей убрал тарелки.

В голосе звучали нотки отчаяния, но она вполне могла ошибаться.

– Он чудесен.

– Прекрасен, – застенчиво улыбнулась Лана. – И все люди так дружелюбны.

– Это правда, – кивнула Ханна и поднесла к губам кубок с вином. Подняв глаза, она встретила взгляд Даннета, и ее внезапно охватил жар. Она не могла разгадать, о чем он думает, но кажется, в его глазах было одобрение. Что бы там ни было, она не могла отвернуться. Они смотрели друг на друга через стол, а молчание длилось и длилось. Воспоминания о прошлой ночи и предвкушение нынешней согревали ее кровь. Она невольно покраснела. Александр чуть улыбнулся.

– Мне так понравилось в конюшне! – воскликнула Лана, когда принесли следующее блюдо. – О, замечательно! Силлабаб! – Она энергично принялась орудовать ложкой.

Лана обожала хороший силлабаб. А этот был хорош! Даже превосходен! Но Ханна с таким же успехом могла поедать золу, потому что не ощущала вкуса.

По какой-то причине замечание Ланы заинтересовало Даннета. Ханне стало больно, когда он отвернулся от нее и уставился на ее сестру. Раздражало, что она не может всмотреться в его лицо и разглядеть намек на сожаление – ведь Лана была намного прелестнее. Ханне становилось плохо при мысли о том, что он решит, будто выбрал не ту сестру.

– Э… конюшни? – выдавил он.

– Да. Там щенки. – Лана облизала ложку.

– Вот как? – Хотя он пытался скрыть это, его интерес мигом увял.

И конечно, то, что испытала Ханна в этот момент, нельзя было назвать облегчением, не так ли?

– Александр – страстный ценитель лошадей, – с ослепительной улыбкой объяснил Эндрю Лане. – У него есть кони, по поводу которых ему завидует вся Шотландия.

Лана снова сунула в рот ложку с силлабабом.

– Я не заметила лошадей. Но щенята были очаровательны.

Мужчины дружно кивнули, и вновь воцарилось молчание. Ханна попыталась его нарушить в надежде, что они наткнутся на тему, которая заставит мужа разговориться.