– Ты не можешь… не можешь… не можешь…

Она не дала Александру закончить предложение, а он хотел сказать, что она, наверное, шутит.

– О, брось, Даннет!

Он сжался, когда она снова назвала его не по имени. Или, возможно, оттого, что ее голос так и сочился ядом.

– Даже не заикайся о том, что запрещаешь мне ездить на собственной лошади.

Он вовсе не собирался ничего запрещать, но идея была превосходной.

– И давай все выясним раз и навсегда, здесь и сейчас. Никто ничего не имеет право мне запрещать. Если я хочу ездить на Вельзевуле, я буду на нем ездить. Когда захочу.

– Ве… Ве… Вельзевул?

Ее коня зовут Вельзевул?!

Александр взглянул на зверя, который мотнул головой и уставился на Уоллеса с выражением, которое можно было определить, как злобу. Уоллес фыркнул и тряхнул гривой, на что Вельзевул показал зубы.

– Он… он опасен.

Так и было. Даже Александр дважды подумал бы, прежде чем сесть на этого зверя.

Ханна рассмеялась. Откинула голову и рассмеялась. И хотя звук был мелодичным, по спине Александра прошел озноб.

– Ничего подобного. – Она обняла животное и почесала ему нос. – Он кусается, только когда раздражен.

Проклятье!

– Ханна, я не могу позволить тебе…

Она снова не дала ему закончить. Вскинула подбородок и надвинулась на него. Александра снова поразила ее красота. Губы сжаты, глаза сияют устрашающим светом, руки сжаты в кулаки.

– Ты не можешь позволить мне? Или не слышал, что я только что сказала?

Александр нахмурился:

– Я не могу позволить тебе рисковать своей жизнью. Не вынесу, если ты покалечишься.

Последнее было сказано тихо и каким-то образом рассеяло ее гнев и коснулось сердца. Выражение ее лица мгновенно смягчилось. Губы Ханны дрогнули в подобии улыбки. Несколько секунд она смотрела на Александра, и у него сложилось неприятное впечатление, что она обдумывает стратегию атаки. Наконец она положила руку ему на грудь и попыталась уговорить:

– Александр, уверяю, я в абсолютной безопасности. Он настоящий ягненок.

В этот момент зверюга вытянул морду и укусил Уоллеса за круп. Бедняга взвился в воздух и отскочил, послав врагу обвиняющий взгляд.

– Вернее, со мной он настоящий ягненок, – пояснила она, скрыв улыбку.

– Он… такой большой.

– Я растила его с тех пор, когда он был крошечным жеребенком. Я единственная, кто может ездить на нем. А теперь скажи… – Она придвинулась еще ближе к Александру, взяла за руку и уставилась широко раскрытыми глазами. – Какой будет наша супружеская жизнь? Ты намерен постоянно рявкать на меня, отдавая приказы?

– Я не рявкаю! – рявкнул он.

Она проигнорировала его реплику.

– Или мы будем работать вместе? Как одна команда?

Эта идея ему понравилась. Он кивнул и проворчал нечто утвердительное. Им никогда не манипулировали раньше, и он не был уверен, что ему это нравится. Хотя он не возражал против манипуляций, когда она смотрела на него так.

– И если я сама выберу лошадь, ты не будешь вмешиваться и стаскивать меня с седла каждый раз во время прогулки?

– А ты обещаешь брать с собой эскорт?

Она нахмурилась, изучая лицо Александра. Он был уверен, что оно выражает решительность и твердость, но должно быть, ошибался, потому что Ханна кивнула и сказала:

– Конечно. Если мне захочется.

Он открыл рот, чтобы возразить, но она приподнялась на носочки, чмокнула его в подбородок, и все аргументы вылетели у него из головы.

– И спасибо за попытку спасти мою жизнь, – добавила она, погладив его по руке. – Это было так мило.

Мило?!

Это был худший момент его жизни. Он не знал, оправится ли когда-нибудь.

Но Александру стало еще хуже, потому что он понял: хотя они женаты совсем недолго, Ханна каким-то образом прокралась в его сердце. Она стала необходима ему. И если с ней что-то случится, если он когда-нибудь ее потеряет, всю оставшуюся жизнь он будет безутешен.


– Ну и ну, – проворчала расхаживающая по террасе Ханна себе под нос. Даже поразительный вид сверкающего моря ее не утешил. Не утихомирил терзавшего ее раздражения.

Разговор с Александром прошел, как она полагала, хорошо или, по крайней мере, так, как должен был пройти. Хотя сначала он вроде бы твердо решил, что она не будет ездить на Вельзевуле, все же он был готов принять ее доводы. Прекрасный знак для начала их совместной жизни.

Она надеялась на нечто большее, вроде поцелуя или двух, но когда они вернулись в замок, муж исчез. И как раз в тот момент, когда она уже подумала, что потихоньку добивается своего.

Хотя нужно сказать, что Ханна каждый день узнавала о нем что-то новое. Он был как луковица: снимая слой за слоем, она делала бесчисленные открытия, заставлявшие ее уважать его и восхищаться им еще больше. Интересно, доберется ли она когда-нибудь до сердцевины?

С моря подул ледяной ветер, и Ханна обхватила себя руками. И повернулась, чтобы войти в замок и попросить чая, но замерла, заметив маленькую девочку, стоявшую слева от нее. Та самая угрюмая малышка, которая молчала, когда дети подносили ей цветы.

– Прекрасный вид, не так ли? – Ханна изобразила улыбку.

Фиона посмотрела на нее серьезными глазами и кивнула.

– Я люблю море. – Еще кивок. Губы девочки шевелились, и Ханна видела, что она пытается что-то сказать, поэтому терпеливо ждала, пока Фиона боролась с собой.

– В-вы правда т-так д-думаете?

Ханна вскинула брови. Обычно она всегда говорила то, что думала, а говорила она много и не совсем понимала, что именно имела сейчас в виду Фиона.

– Ч-что все б-борются с невзгодами…

– Да, я так думаю. – Исходя из ее опыта, это было правдой.

Фиона прикусила губу и оглядела Ханну.

– С ч-чем т-ты…

– С чем борюсь я?

Кивок.

– Мне повезло больше, чем остальным, – рассмеялась Ханна. – У меня много всяких трудностей.

– П-правда? – изумленно выпалила Фиона. Но откуда это удивление? Разве не очевидно, что Ханна – просто комок проблем?

– Конечно. – Она решила повременить с чаем и подошла к каменной скамье, тянущейся вдоль балюстрады. Села, и Фиона подобралась к ней. – Прежде всего я не слишком терпелива. Отец отчаивается по этому поводу и твердит, что мои поступки слишком опрометчивы. Я спешу там, где более холодные головы подождали бы. Во-вторых, я не слишком красива.

– Т-ты оч-чень красива. – Комплимент подозрительно походил на жалобу.

– Мои сестры куда красивее, – громко вздохнула Ханна. – Лана – как хрупкий ангел, а Сюзанна – воинственная принцесса.

– В-воинственная п-принцесса? – ахнула Фиона.

– Она просто великолепна. Я же… всегда была обычной.

Когда Фиона фыркнула, Ханна кивнула.

– Мои глаза слишком велики и рот искривлен. – Она показала на себя. – К тому же я… толстая.

– Он считает т-тебя красивой.

– Он? – переспросила она, не веря своим ушам.

Фиона ткнула большим пальцем в небо. Сначала Ханна подумала, что девочка говорит о боге и уже хотела погладить ее по голове и сказать, что она чудесная девочка, но когда подняла голову, увидела какое-то движение в окне сторожевой башни. Ее словно ударили в солнечное сплетение. Она вдруг поняла, кто стоял у окна, наблюдая за ними. Ее муж.

Она помахала ему, но он отодвинулся в глубь комнаты, словно стыдясь, что его застали за подглядыванием.

– Лэрд Даннет?

– Да. – Фиона оттопырила губу.

– Откуда ты знаешь, что он считает меня красивой? – вырвалось у Ханны.

Конечно, не стоило спрашивать, но она не удержалась.

– Он с-сам с-сказал.

Ей вдруг стало тепло. Что-то приятное поселилось в груди. Должно быть, это радость. Щеки обдало жаром.

– Правда?

– Да.

– Он сказал тебе? Словами?

Фиона хихикнула, хотя Ханна не шутила.

– Потому что со мной он почти не разговаривает.

Девочка одернула юбку и принялась болтать ногами.

– Он м-много ч-чего мне г-говорит.

– Должно быть, он очень тебя любит.

– Это п-правда. – Девочка просияла, но тут же стала серьезной. – М-мы так п-похожи, – тихо сказала она, и Ханна поняла, что ее слова означали куда больше, чем казалось на первый взгляд. – М-многие л-люди с-считают меня г-глупой, потому что я п-плохо говорю. Но он так не думает.

– Конечно, ты не глупа.

– Он д-дал мне свое п-перо, – призналась Фиона шепотом, словно получила в дар Золотое руно или Ковчег завета. Просто перо подарил ей он. – Он уч-чит м-меня п-писать.

О, прекрасно. Еще одно поколение сочинителей писем.

– Он очень добр.

– Ин-ногда п-писать к-куда легче, чем г-говорить.

Ханна оцепенела, не сводя глаз с маленького серьезного личика. Воздух жег легкие.

«Многие люди считают меня глупой, потому что я плохо говорю». «Мы очень похожи». «Иногда писать куда легче, чем говорить».

О господи!

И тут на нее снизошло озарение. Уверенность в своей правоте наполнила душу. В этот момент она поняла. Все поняла. И едва не скорчилась от стыда. Угрызения совести терзали ее. Она посмела судить о человеке, не зная его!

Ханна глянула на башню и увидела, что Александр снова наблюдает за ней. Досада, раздражение и нетерпение растаяли, как по волшебству. Их место заняло нечто, похожее на обожание.

Он считает ее красивой. Он очень добр к детям. Он чертовски хорошо целуется. И он принадлежит ей.

Она приставила ко рту руки рупором и крикнула, прежде чем он успел вновь скрыться:

– Когда ты выйдешь из этой башни? – Не дождавшись ответа, Ханна глянула на Фиону. – Я же сказала тебе, что нетерпелива, – подмигнула она девочке. И Фиона, благослови ее господь, откинула голову и рассмеялась.

Когда прибыл Фергус с очередным письмом, Ханна не разорвала его в клочья. И была этому очень рада. Письмо оказалось приглашением. На пикник. С мужем.

Какое замечательное известие!

Александр поднял глаза от работы и с удивлением увидел нервно переминавшегося на пороге Фергуса. Написав приглашение жене, он заставил себя вернуться к работе. Если он хочет провести остаток дня с Ханной, нужно сначала покончить с делами. Кроме срочных посланий из Кейса и Фесуика, требовавших его внимания, он узнал о вновь разгоревшейся отчаянной битве в Лите между Даннами и Кайтами.

При виде Фергуса Александр едва не зарычал, поскольку это означало, что у управляющего есть для него новые дела. И действительно, в руках он держал письмо.

– Простите, что помешал, милорд.

– Заходи, – махнул рукой Александр. Он быстро разделается с новой задачей, потому что его одолевало предвкушение. Скорее бы увидеть Ханну, схватить в объятия. Украсть пару поцелуев. И может, соблазнить ее в высоких луговых травах…

– Это прислала ее милость.

Александр замер.

Ее милость? Прислала письмо?

Настроение резко ухудшилось. Письмо означает только одно: она отказывается принять приглашение на пикник. А он так обрадовался, когда она улыбнулась, помахала рукой и окликнула его, прося выйти из башни. Этот жест что-то зажег в нем, некое мужество, побудившее его проигнорировать навязчивые тяжелые предчувствия, страх, что она узнает истинного Александра и отвернется от него. Его одолевало желание увидеть ее, разделить с ней тайны, признаться в своих бесчисленных недостатках, он надеялся, что она будет с ним терпелива.

Он не вынесет, если Ханна отвергнет его предложение. Но все равно протянул руку за письмом.

Фергус отдал его и вылетел из кабинета, словно за ним гнались все демоны ада. Александр только однажды прикрикнул на него, чтобы не смел прерывать его работу – день тогда выдался очень плохим, – но Фергус усвоил урок и крайне редко появлялся в башне.

Александр долго изучал письмо, надписанное красивым, размашистым почерком. Его имя, написанное ее рукой, казалось стихами. Александр уловил исходивший от пергамента аромат и дрожащей рукой поднес его к носу.

А! Ее духи.

Перед глазами все поплыло.

Ведь женщины не стараются надушить письмо с отказом. Верно?

Он понятия не имел, так ли это. Женщины оставались для него тайной.

Сгорая от желания узнать, что она пишет, Александр преодолел страх и развернул письмо.


«Александр, я очень хотела бы пойти с тобой на пикник сегодня днем. Спасибо, что предложил».


Он расплылся в улыбке. Многообещающее начало. И совсем не отказ. Она очень хочет встретиться с ним.

Превосходно!


«Думаю, будет чудесно, если с нами пойдет и Фиона».


Фиона?!

Улыбка мгновенно исчезла. Хотя ему нравится общество девочки, все же он мечтал провести день по-другому. На уме было нечто более романтическое. С поцелуями. Не может же он обольстить жену, если рядом будет ребенок!