– Комнаты вполне удобны. Благодарю вас.

– Превосходно.

Она сцепила пальцы. Как трудно вести вежливую беседу с человеком, которого хочется отлупить! Ханна всем сердцем желала, чтобы он вернулся в Англию и навсегда там остался.

– Что же, – выпалила она, – полагаю, мне нужно отдать распоряжения насчет обеда…

– Леди Даннет! Прошу, уделите мне минуту.

Она едва сдержала гримасу. Не хватало еще беседовать с этим человеком!

– Разумеется.

– У меня… э… вопрос, касающийся вашего мужа.

Ханна прищурилась. Ей крайне не понравился тон герцога.

Полагается ли смертная казнь за пощечину сюзерену? Возможно.

Жаль…

Видя, что он не намерен продолжать, она подстегнула его:

– Да?

Хотя поощрять разговор, возможно, не было таким уж умным поступком.

– Во время встречи с вашим мужем в Акерджиле он показался мне разумным человеком.

Он и есть разумный человек.

– Да. Конечно.

Резкий английский акцент герцога начинал действовать на нервы. Ханна очень старалась не скрипнуть зубами.

– Он не казался мне человеком, склонным к предательству…

– Александр – самый верный человек, которого вам когда-либо доводилось встречать.

– Или к насилию…

– Он мягок, как ягненок.

Но герцог не обратил внимания на ее протесты. Что же, неудивительно. Когда человек чрезвычайно упрям, он сразу узнает эту черту в других.

– И все же он избил Олрига…

– Олриг это заслужил.

– И Даннет встречался с сыном Стаффорда, чтобы сеять смуту.

– Вздор. Даннет объяснил, что встреча была случайной.

– Откуда вы это знаете? – резко спросил герцог.

Ханна поперхнулась, немедленно поняв свою ошибку. Она не присутствовала при разговоре и просто не должна знать, что произошло в библиотеке. Но Ханна решила сказать правду, потому что не хотела, чтобы Кейтнесс вообразил, будто Александр немедленно побежал к ней жаловаться. Кроме того, теперь ей все равно, что думает о ней этот человек.

Она подняла подбородок.

– Я подслушивала.

По какой-то причине это заявление вызвало улыбку на лице герцога. И улыбка эта ей не понравилась. Слишком уж очаровательная, а она не в том настроении, чтобы поддаваться этому очарованию.

– Вы часто подслушиваете, леди Даннет?

– Так часто, как это необходимо. – Она скрестила руки на груди и яростно воззрилась на него. Улыбка Кейтнесса стала еще шире, и ее охватило раздражение. Ханна пыталась придержать язык, но потребность поставить его на место была неодолимой. А, была не была! – И откровенно говоря, вы совершенно несправедливы.

– Прошу прощения? – Кейтнесс широко раскрыл глаза.

– Вы не дали Александру возможности объясниться. Ради всего святого, у вас почти не осталось верных баронов! Даннет и мой отец, и это все. А как вы обращаетесь с ними!? Учитывая все это… – Она презрительно махнула рукой, – неудивительно, что ваши лэрды переходят на сторону Стаффорда.

– Что вы имеете в виду под «этим»? – нахмурился он.

– Ваш костюм.

Он одернул фрак.

– Что такого в моем костюме?

«Иисус, Мария и Иосиф!»

– Вы носите кружево!

– В Лондоне кружево в моде.

– Да, – буркнула она. – Но вы не в Лондоне. Это Шотландия, где мужчины одеваются, как мужчины!

– Это вполне мужской наряд, – фыркнул герцог, расправляя кружевную манжету.

– Вам следовало бы надевать килт, когда вы собираетесь встречаться с вашими лэрдами.

– Но ради всего святого, чему это поможет?

– Они увидят в вас одного из них. Шотландского лэрда, а не английского лорда.

– Но я и есть английский лорд, – нахмурился он.

– Да. И в этом проблема. Вы провели всю жизнь в чужой стране, в другом мире. Ничего не знаете о Шотландии. О нашем образе жизни. Понятия не имеете, что мы ценим, что ненавидим. Как вы можете быть вождем людей, которых не понимаете? Как можете ожидать, что они последуют за вами? Как можете требовать их преданности?

– Я… герцог.

Простое заявление, основанное на его гордыне и наивности. Но был в его словах также и намек на раздумья. Но герцог тут же снова стал холоден. Лицо его помрачнело.

– Говорите, ваш муж остался верен мне?

– Так и есть.

– И все же отказался выполнить приказ и выгнать фермеров.

– Да.

Он коротко невесело рассмеялся.

– Так как же вы можете настаивать на том, что он мне верен?

– Потому что он верен. Своим людям. Своему дому. Своему титулу. Его долг, как барона, – заботиться о том, чтобы члены его клана не голодали зимой. Не затевали распри. Были в безопасности. А это, ваша светлость, – угроза. Если бы вы хотя бы представляли, какой ужас и опустошение несет огораживание, никогда бы не приказали делать ничего подобного. Ни один человек с сердцем и душой не отважился бы на это.

Мышца на его щеке дернулась, и Ханна стала гадать, не зашла ли она слишком далеко. Но ей уже было все равно. Потому что терять было нечего.

– Понимаете ли вы, что каждый лондонский лорд уже приказал сделать вместо ферм пастбища для овец? Или намекаете на то, что Палата лордов – скопище бездушных людей?

Ее возмутило, что его глаза при этом весело блестели. Весело!

– Да! – отрезала она. – Английским лордам легко устраивать огораживания. Им все равно. Они не видят, какая это беда для людей. Семей. Детей. Здесь живут двадцать сирот, пострадавших от огораживания.

– Сирот?

– Дети. Малыши. Осиротевшие, когда их фермы были снесены. – Видя недоумение на его лице, она добавила: – Дети людей, убитых в процессе этих усовершенствований.

Герцог покачал головой, отвергая холодные, жестокие факты.

Гнев и досада росли, но Ханна упорно их подавляла. Если она сейчас играет роль голоса разума, если у нее есть хоть один шанс убедить его в аморальности его планов, нужно оставаться спокойной и рассудительной. Это дорого ей стоило, но она набрала в грудь воздуха и сказала:

– Например, мать Фионы изгнали из их дома зимой. Ее, новорожденное дитя и маленькую пятилетнюю девочку. Когда мать отказалась уходить, дом подожгли. Несчастная, голодная и оборванная, она привела семью сюда. Но умерла у ворот замка и малыш вместе с ней.

Герцог махнул рукой, словно не желая ничего слышать.

– Женщину с маленькими детьми выбросили на снег? Такого быть не может!

– Но случилось же!

– Возможно, ее рассказ приукрашен. Ни один человек в здравом уме не сожжет дом, где живет женщина с маленькими детьми.

– И все же существуют сотни подобных историй! – фыркнула Ханна. – Сотни!

– Значит, это делали жестокие люди, – заявил он твердо. – Наше огораживание пройдет спокойно. Обещаю, что никому не причинят зла. Клянусь честью.

– Все же, даже если им не причинят зла, куда они пойдут?

– Полагаю, в города, – пожал плечами герцог.

– Жить в грязи и нищете? Оставить позади все, что они знали и любили? Без денег и работы? Только представьте, какое отчаяние должен испытывать человек. Семья. Целый приход. Графство. Сколькими душами вы готовы пожертвовать ради выгоды? – Герцогу явно стало не по себе, но Ханне было все равно. Она продолжала: – Ваша светлость! Вы могущественный человек. У вас есть возможность все исправить. Ваше решение повлияет на тысячи жизней.

– Вряд ли тысячи.

– Тысячи. Потому что сейчас вы оставляете наследство, которое просуществует еще долго после того, как нас с вами не станет.

Герцог побледнел и сжал кулаки. Ей показалось, что она убедила его, но так или иначе нужно было продолжать.

– Одно решение может спасти вашу родину или уничтожить. Пожалуйста! – Ханна положила руку на его рукав. – Пожалуйста, подумайте об этом.

При виде эмоций, менявшихся у него на лице, ей стало легче. Возможно, он немного смягчился и готов хоть чуть-чуть, но уступить. Герцог открыл рот, чтобы ответить, но не успел. Из сада донесся резкий голос:

– Ваша светлость! Где вы были?

К ним с видом человека, которому поручена миссия спасти его светлость от подлого злодея, шел Дугал. Судя по взгляду, который он метнул на Ханну, стало ясно, что она и есть тот самый злодей.

Ханна назло ему ответила сияющей улыбкой.

– Я всего лишь гулял. Хотел подышать свежим воздухом после нашего путешествия.

– Вы хорошо себя чувствуете, ваша светлость? – нахмурился Дугал.

– Прекрасно. Прекрасно. – Он раскинул руки. – Что ты думаешь об этом виде, Дугал?

Дугал глянул на залив и снова свел брови.

– Всего лишь вода.

– Но вид великолепный, разве не так?

– Ваша светлость, вам в самом деле нужно отдохнуть.

Ханна прикусила губу. Дугал обращался с герцогом, как с инвалидом, что не имело смысла. Герцог, похоже, здоров как лошадь.

– Если тебе нужен отдых, не стесняйся, Дугал. – Его светлость хлопнул кузена по плечу. – Мы с леди Даннет беседуем. И мне хочется прогуляться. Вы согласитесь сопровождать меня, леди Даннет? – Он предложил ей руку.

Непонятно почему, но Дугал послал ей яростный взгляд, смысла которого она не поняла, но ответила еще более сияющей улыбкой.

– Для меня это большая честь, ваша светлость. Можно я покажу вам наши сады и хозяйственные постройки?

– С удовольствием их посмотрю.

Когда они уходили, Ханна оглянулась на Дугала, от которого они столь явно отделались. Его лицо было искажено ужасной гримасой. И как ни странно, гнев его был направлен не на нее. На герцога.

– Кое-что еще мучит меня, леди Даннет, – проговорил Кейтнесс, когда они вышли во двор.

– Что именно, ваша светлость?

– Если Даннет не склонен к насилию, почему он избил Олрига?

– Вы видели Олрига?

Кейтнесс хмыкнул – возможно, это был первый намек на человечность.

– Видел. Но все же… Англичане не прибегают к подобной дикости, чтобы уладить конфликты.

– Неужели? – удивилась Ханна.

Уши герцога покраснели.

– К тому же это вовсе не дикость. Александр ударил его всего один раз. Это Олриг первым напал на него.

– Мне не нравятся мелкие распри между моими баронами.

– Шотландцы живут по другим правилам, чем англичане, ваша светлость.

Слава богу!

– Я заметил.

– Но у нас свой кодекс чести. Очень сильные и глубоко укоренившиеся традиции. Шотландцы – люди страстные, но рассудительные и разумные до мозга костей.

– Подобно вашему мужу?

– Да.

– И насчет вашего мужа… что случилось такого, что заставило этого разумного, рассудительного, не склонного к насилию человека сломать Олригу нос?

Впереди показалась конюшня. И Ханной овладела неожиданная решимость. Она повернула к конюшне.

– Я покажу вам.

Кейтнесс ответил полным любопытства взглядом, но молча последовал за ней.

В конюшне было полутемно и прохладно. Ханна зашагала к стойлу, где лежали собаки, но уже через минуту поняла, что герцог забыл о ней. Он остановился у первого стойла и гладил морду кобылы.

Ханна со вздохом повернула назад.

– Прекрасное животное.

– Да. У Александра великолепные лошади.

– Арабская? – уточнил герцог.

– Да. С примесью породы, выведенной Александром. В горах нужны сильные и выносливые лошади. Он занимается их разведением.

– Я должен обсудить это с ним.

– Обязательно!

Она взяла его за руку и повела дальше, хотя это оказалось нелегко, поскольку он норовил остановиться у каждого стойла и осмотреть очередную лошадь. Особенно его поразил Вельзевул, ни в малейшей, правда, степени не польщенный вниманием высокой особы. Мало того, он попытался укусить герцога. Конечно, это было недостойно Ханны, но она втихомолку позлорадствовала, когда Кейтнесс проворно отскочил.

Они наконец добрались до последнего стойла, и Ханна открыла дверцу.

– Это здесь.

Герцог заглянул внутрь и окаменел. На его скулах снова заходили желваки. Глаза сверкнули.

Да. То, что сделал Олриг с этими бедняжками, было поистине чудовищно.

Ханна вошла вслед за герцогом… и сама оцепенела. Животные лежали, свернувшись клубочком на соломе. Но рядом с ними лежал кто-то третий.

Лана! Она обнимала Бруида. Как ни удивительно, Нерид устроился между лапами огромного волкодава. Похоже, что в какой-то момент животные заключили мир.

По стойлу разносилось тихое похрапывание. И храпел не Бруид.

– О боже!

– Она…

Герцог беспомощно шевелил губами.

– Я… Кто она?

– Моя сестра Лана, – пояснила Ханна. – Она ухаживала за собаками. – И, очевидно, спала рядом с ними.