– Мне не терпится его попробовать.

Александр был вне себя от бешенства. Это что еще за намеки?

– Обожаю торты. – Герцог потер живот.

Ханна восторженно рассмеялась, и груди ее вздрогнули.

Кейтнесс снова уставился на них.

– Еще бы, – кивнул герцог, и хотя тон его был небрежным, за ним крылось что-то странное и тревожное. – Я заметил ваш… кулон… это нечто необыкновенное.

Дремавший Дугал резко вскинул голову.

Ханна дотронулась до кулона. Жест был, возможно, инстинктивным, но нервы Александра, и без того натянутые, едва выдерживали происходившее. Он сейчас сорвется.

– Этот? Спасибо.

– Где… простите, где вы его взяли?

Вся притворная беспечность Кейтнесса мигом испарилась. Александра поразил хищный блеск в глазах герцога.

Да, это золото, но уж точно не драгоценности короны.

– Это кулон Ланы.

Герцог перевел взгляд на Лану. Слава богу!

– И где… где вы его взяли?

Лана пожала плечами.

– Он много веков хранится в нашей семье. Переходил от матери к дочери.

– Интересно, – протянул Дугал, что было очень странно, потому что именно так происходило во всех семьях – фамильные сокровища передавались детям. И взгляды, которыми обменялись они с Кейтнессом, тоже были странными.

– Говорят, он принадлежал Макалпину, – добавила Лана.

– Которому? – насторожился Дугал.

– Тому Макалпину, – нахмурилась Лана. – Кеннету. Первому королю Шотландии.

Герцог немного побледнел. Губы его шевелились, но он не произнес ни слова. Он откашлялся.

– Можно мне… посмотреть?

– Конечно. – Ханна подалась к нему.

Александр задохнулся от ярости. Хотя герцог делал все, чтобы не коснуться ее, все же, по мнению Александра, он был слишком близко. Поэтому он тоже придвинулся к Ханне, не только желая напомнить, кто сидит рядом с ней, но и потому, что, как он заметил, на поверхности кулона было вырезано нечто вроде рун.

– Он выглядит очень старым, – пробормотал Александр ей на ухо.

– Так и есть, – кивнула Лана. – Он очень древний.

Герцог ничего не ответил, он глядел на сверкающее золото и дрожащими пальцами обводил резьбу. Погладил камешек на конце кулона.

Глаза Дугала блестели.

– Это тот самый? – тихо спросил он. – Тот, что вы искали?

– Тот самый, – пролепетал Кейтнесс со вздохом. – Он и есть.

– Что именно? – уточнил Александр.

– Часть Креста. Того, о котором я тебе рассказывал.

– Какого Креста? – заинтересовалась Ханна, отодвигаясь. Герцог неохотно отпустил кулон, продолжая жадно пожирать его глазами.

– Креста Макалпина. Того, что принадлежал моим предкам. Филипп Длинноногий разломал его и бросил в море. С тех пор на нашей семье лежит проклятье.

Александр покачал головой:

– Как вы можете быть уверены?

– В замке есть изображение Креста. Он очень необычный. Я его искал. Искал всю жизнь. – Лицо герцога осунулось, глаза покраснели. – Мой долг соединить части Креста, – прошептал он. – Можно мне… получить его?

Ханна посмотрела на Лану, которая склонила голову набок и пристально смотрела на герцога.

– Не думаю, – ответила она наконец.

– Простите? – ахнул герцог.

Лана похлопала ресницами.

– Он находился в моей семье на протяжении многих поколений. И мне вовсе не хочется его отдавать.

– Мисс Даунрей, по-моему, вы не совсем понимаете значение этого Креста.

– Ошибаетесь, я все понимаю. Поправьте меня, если ошибусь. Это часть Креста Макалпина. Того, который, по вашему убеждению, может снять проклятье с вашей семьи, – если такое проклятье вообще существует, – и, вероятно, по вашему мнению, может спасти вам жизнь. Все верно? – мило улыбнулась она.

– Абсолютно, – заверил герцог.

Ее глаза блеснули коварством.

– Насколько сильно вы его хотите?

– Он мне очень нужен, – твердо ответил Кейтнесс.

– Превосходно, – объявила Лана. – В таком случае мы, наверное, можем обсудить условия.

– Условия? – У него задергалась щека.

– Да. Важнее всего, чтобы вы согласились пересмотреть решение насчет огораживания земель Даннета и Реея.

Святый боже!

Александр во все глаза смотрел на Лану, женщину, которая до этого момента всегда казалась ему очаровательной, скромной и… покорной. Но она вовсе не была такой. Он понятия не имел, что Лана способна быть настолько безжалостной.

Кейтнесс откинулся на спинку стула и пронзил Лану устрашающим взглядом. Но она ничуть не испугалась, наоборот, послала ему жизнерадостную улыбку. Это не было признаком слабости. Скорее признаком уверенности в себе.

Но и Кейтнесса было не так легко сломить.

– Дорогая моя, я герцог.

– Мне это известно.

– Вы сознаете, сколько у меня власти над вами? Вашим положением? Вашим существованием? Самой вашей жизнью?

– Ваша светлость! – Лана пожала плечами и презрительно фыркнула. – Вы не можете угрожать мне!

Ноздри герцога раздулись:

– Я герцог!

Лана сузила глаза. Очаровательное, скромное и покорное выражение лица улетучилось, как по мановению волшебной палочки, сменившись жестким и холодным.

– У вас нет власти надо мной. Вы уже угрожаете всему, что я ценю в этом мире: моей семье, моему клану, моему образу жизни. У меня не осталось ничего, кроме этого кулона, но я скорее швырну его обратно в море, чем отдам человеку, который намерен разрушить жизни тех, кого я люблю.

Кейтнесс сжал губы и уставился на нее. Она ответила упрямым взглядом. Он, очевидно, пытался отыскать ее слабости, но слабостей не было. Магнус упоминал, что все его дочери обладают твердым характером, но по правде говоря, до этой минуты Александр ничего подобного в Лане не замечал. Очевидно, она не выказывала упорства, пока не возникла необходимость, и теперь разыгрывала партию с искусством опытного фехтовальщика. У герцога не было ни единогошанса.

– Я мог бы просто взять его, – вздохнул наконец Кейтнесс.

– Никогда.

– Почему вы так уверены?

– Ваша мать сказала, что вы человек чести. А человек чести не опустится до такого насилия.

Кейтнесс замер.

– Моя мать?

– Да. Лилиас.

Герцог побелел и долго молчал, прежде чем с его губ сорвалось нечто, вроде смеха.

– Вы, мисс Даунрей, нечестно играете.

Лана снова похлопала ресницами.

– Жизнь вообще несправедлива.

– Да, это так.

Герцог задумчиво повертел в руках вилку, прежде чем очень тихо сказать:

– Если я смогу соединить части Креста и снять проклятье, мне будет ни к чему огораживать земли.

– Так вы можете передумать?

– Да, – кивнул герцог.

Они с Ланой долго и пристально смотрели друг другу в глаза.

– Да. Я могу отменить свое решение. Но не даю обещаний, мисс Даунрей, совершенно не даю никаких обещаний.

Александр должен был показать Кейтнессу соседние земли, чтобы он своими глазами увидел последствия огораживания. Олриг только начал процедуру, так что можно было увидеть, что происходит с теми, кого он выгоняет. Пусть Кейтнесс узрит своими глазами, к какому ужасу приведет принятое им решение.

Ханна надеялась, что доказательства помогут ему передумать, и хотя Александр пытался отговорить ее от поездки, уверяя, что обстановка в поместье Олрига слишком опасна, Ханну ничто не могло убедить.

Они собирались выехать на рассвете. В путь отправились втроем: Ханна, ее муж и герцог. Лана не ездила верхом, к тому же она заявила, что не имеет ни малейшего желания видеть произведенные Олригом разрушения. Дугал тоже предпочел остаться.

Александр великолепно выглядел в килте и со шпагой на боку, это невозможно было не заметить, когда он широкими шагами шел по двору к конюшне. Герцог также производил прекрасное впечатление, поскольку решил надеть килт, хотя его шпага была гораздо короче. Увидев ее, Александр пренебрежительно фыркнул:

– Что же это за оружие, черт возьми?

– Шпага, как шпага, – сухо ответил Кейтнесс.

Александр внимательнее присмотрелся к шпаге.

– Она слишком короткая.

– Уверяю, это смертоносное оружие. И я прекрасный фехтовальщик.

Александр беззастенчиво хмыкнул.

Они вскочили на коней: Ханна взяла Вельзевула, Александр – своего любимого Уоллеса, а герцог выбрал одного из жеребцов, которого облюбовал на конюшне Александра, – и отправились на юго-запад. Когда они проезжали по землям Даннета, Александр показывал герцогу процветающие фермы, мельницы, мастерские и деревни и с нескрываемой гордостью описывал все усовершенствования, которые они внесли в устройство поместья, усовершенствования, не требовавшие изгнания арендаторов. Хотя Кейтнесс, казалось, заинтересовался, все же его ответы были крайне сдержанными.

Когда они пересекли границу и въехали на земли Олрига, контраст оказался резким. Первым доказательством того, что здесь не все ладно, было почерневшее, сожженное поле. Это было грубым и весомым напоминанием о том, какие цветущие земли они только что покинули. Уничтоженные поля тянулись, насколько хватало глаза.

– Что здесь случилось? – спросил Кейтнесс, когда они миновали обгоревший остов, когда-то богатой фермы.

– Такова общая политика – сжигать фермы и дома арендаторов, которые не хотят уходить, – процедил Александр сквозь зубы. – Эта ферма принадлежала Джейми Керку. Он унаследовал ее от своего отца, который, в свою очередь, унаследовал ее от своего. Он и его жена жили здесь с тремя маленькими детьми.

При виде сожженных коттеджа и амбара сердце Ханны сжалось. Герцог был потрясен и долго не мог выговорить ни слова.

– Куда… куда они делись? – побледнев, пробормотал он, наконец.

– Не знаю, – пожал плечами Александр. – Куда-то ушли. Он был хорошим человеком. Это большая потеря.

Они продолжили путь на юг и скоро добрались до деревни Тейн. Здесь было неестественно тихо. Дрожь пробежала по спине Ханны, когда они проезжали по пустынным улицам. Некоторые коттеджи сожгли, гостиница была полуразрушена. И нигде ни единой души.

Кейтнесс ничего не сказал, только громко выдохнул и свел брови. Хотя Ханна надеялась, что это запустение продемонстрирует ему все результаты огораживания, вид покинутой деревни и сознание того, сколько боли и страдания видели эти развалины, были невыносимы.

– Я бы хотел остановиться у еще одной фермы, прежде чем показать вам Каслтаун, – заметил Александр. – Я часто навещаю Агнес, когда объезжаю границы своих земель, и хотел бы посмотреть, что с ней.

Судя по его сухому тону, было ясно, что он встревожен и боится, как бы с Агнес чего не случилось.

И его предчувствия оправдались.

Когда они выехали из леса и оказались рядом с фермой Агнес, сердце Ханны замерло. В небо поднимался большой столб черного дыма. Горит ферма Агнес!

Ханна глянула на Александра. Тот мрачно хмурился. Вместе они пришпорили лошадей и ринулись вперед. Вельзевул мчался так, словно за ним гнались гончие ада. Старуха была прикована к постели и не смогла бы выбраться из пылающей хижины, даже если бы попыталась ползти.

Страх сжимал горло Ханны, не давая дышать. Бедняжка была очень старой, и если не считать сына, который приходил обрабатывать землю, она осталась совсем одна на дальнем клочке земли.

Но теперь она не одна.

Когда они ворвались на ферму, Ханна увидела несколько дюжих мужчин и привязанных к ограде лошадей. Облегчение охватило ее, когда стало ясно, что горит не дом, а сарай, где держали скот. В ту же секунду она заметила, что мужчины ничего не делают, чтобы потушить пожар, и доказательством тому был рев испуганных животных. Но все перекрывали мольбы Агнес, доносившиеся из крохотного домика.

Александр спрыгнул с коня и метнулся к мужчинам. Один из них, здоровенный амбал с грубой физиономией, нагло ухмылялся.

– Что ты делаешь? – зарычал Александр. – Немедленно выпусти животных!

Зверь в человеческом обличие, очевидно, и слышать ничего не желал.

Ханна, забыв о следующем за ними Кейтнессе, как раз успела спешиться и подойти к Александру, когда из коровника выскочил толстый рыжий кот. Мех его дымился. К ужасу Ханны мужчина схватил его и размахнулся, словно собираясь закинуть животное обратно в огонь.

Ханна метнулась вперед и как раз в тот момент, когда мужчина готовился сделать фатальный бросок, выхватила из его руки орущего кота. Охваченное паникой несчастное создание кусалось и царапалось и наконец вырвалось на свободу. Кот оказался достаточно умным, чтобы удрать от злодея и скрыться в лесу.

В отличие о Ханны, которая не была настолько умна, чтобы удрать.

Негодяй надвинулся на нее, и прежде чем она успела отскочить, обозвал ее мерзким словом, значения которого она не поняла, но больше не желала слышать никогда. А затем в ее щеку врезался мясистый кулак.