Поделом, сурово сказал он себе. Не надо было вообще учить ее плавать.

– Теперь покажи мне, как плавать, – приказала она. Ему в самом деле стоило немедленно прекратить все это.

Выйти на берег, одеться и продолжить путешествие. Время идет. Он взглянул на берег. Его людей нигде не было. Очевидно, они отошли к лошадям, сказал он себе. Дают ему возможность порезвиться наедине с женой.

– Хорошо. Этот процесс во многом такой же, только на животе, а не на спине. Я кладу руку тебе на живот, а ты... да, правильно. Ты когда-нибудь видела, как плавает лягушка?

Сосредоточенно нахмурившись, она в точности выполняла все его инструкции.

Его рука обхватывала ее живот, придерживая ее, пока она «плавала» вокруг него, по-лягушачьи двигая руками и ногами. Время от времени она случайно набирала в рот воды, кашляла и отплевывалась, или он убирал руку, и она пыталась плыть самостоятельно.

– Ты почти научилась. Попробуй теперь сама! – резко бросил Ник.

Лицо Фейтна мгновение вытянулось, но потом прояснилось. Она взглянула на солнце.

– О да, извини. Я всех задерживаю, да? Хорошо, еще одна попытка, и обещаю, потом мы выходим.

С лицом, на котором была написана угрюмая сосредоточенность, она опустилась на воду и неуклюже и упрямо поплыла к нему. Чем ближе она подплывала, тем дальше он отходил, и только когда она проплыла почти десять ярдов сама, остановился и позволил ей подплыть к нему.

– Я сделала это! – Запыхавшаяся, она встала на ноги. – Я умею плавать, Николас! Я умею держаться на воде и умею плавать! О, спасибо тебе, спасибо! – И без предупреждения она выпрыгнула из воды, обвила его за шею руками и поцеловала. Она целовала его в уголок рта, в подбородок, в щеку, бурно и неумело; она просто осыпала поцелуями все его лицо.

Глава 9

В одном мгновенье видеть вечность,

Огромный мир – в зерне песка,

В единой горсти – бесконечность

И небо – в чашечке цветка.[7]

Уильям Блейк

Соблазн слишком велик, чтобы устоять, решил Ник. Он стиснул жену в объятиях и решительно завладел ее ртом.

Ее губы были солеными и прохладными, но они раскрылись под его губами. Ник никак не мог насытиться ею. Она была мягкой, а кожа – прохладной и нежной, как розовые лепестки. Фейт отвечала на его поцелуй с застенчивым пылом и искренностью, потрясающей его до глубины души.

Фейт изгибалась под ним, стискивала руками и гладила его плечи, лицо, волосы.

– А в воде двигаться легче, правда? – сказала она между поцелуями. – Я такая легкая. Как ты думаешь, рыба чувствует то же самое?

– Не знаю, – пробормотал он. – Никогда не пробовал поцеловать рыбу. Я предпочитаю тебя. Рыба холодная и скользкая. А ты теплая, мягкая и красивая.

Она тихонько засмеялась, и он поцеловал ее долгим, глубоким поцелуем, наслаждаясь ее пылкой женственностью.

Он потянулся к завязкам ее панталон, моля, чтобы она не завязала их на узел. Они были завязаны маленьким аккуратным бантиком. Женщины – поразительные создания. Он потянул за один конец, и бантик развязался.

Она затрепетала в его руках, и он ощутил эту дрожь во всем теле. Он нежно погладил ее, и она снова задрожала. Больше Ник не мог ждать. Он потянул панталоны вниз, лаская гладкие изгибы.

Она с силой прижимала его к себе, тихо постанывая. Закрыв глаза, Ник отдался настоятельной потребности своего тела и порывам женщины, которая обвивала его. Ее движения становились все более неистовыми и требовательными, и он дал ей то, чего она хотела, в чем он нуждался, она выгнулась и задрожала в восхитительном завершении, унося с собой Ника.

Он наполовину стоял, наполовину лежал на воде. Фейт обвивала его, сомкнув ноги у него на поясе, обнимая его руками за шею и прижимаясь лицом к его подбородку. Фейт обмякла и тяжело дышала. Ник почувствовал себя одновременно и выдохшимся, и полным жизни.

Он оглянулся через плечо на берег. По-прежнему не было видно ни Мака, ни Стивенса, вообще никого. Слава Боту!

– Теперь нам лучше выйти на берег, – тихо сказал он ей на ухо.

Она пошевелилась.

– Да, я немножко замерзла.

По-прежнему держа Фейт на руках, Ник направился в сторону берега.

– Стой! – крикнула она, отталкивая его. – Что это ты делаешь?

Он непонимающе уставился па нее.

– Выхожу. Ты же сказала, что замерзла.

– Да, по не могу же и выйти вот так!

– Как так?

– Без своих панталон! Ты снял их с меня. Где они? – Она посмотрела на него так, словно ожидала, что у него где-то есть карман, в который он сунул ее панталоны.

Ник пожал плечами:

– Понятия не имею. Где-то там – Он махнул рукой в сторону моря.

– Ну так я не собираюсь выходить перед твоими людьми с... с голым задом.

– Тебе и не придется. Мои люди куда-то ушли.

– Они могут вернуться.

– Ну... я принесу тебе одеяло, они ничего не увидят.

– Тебе в любом случае придется это сделать. Действие воды на белый хлопок, помнишь?

– Ну так что же? – Ник был сбит с толку. Она все равно будет прикрыта одеялом, так какая же разница? Но похоже, логикой тут и не пахло, а если она и была, то эго какая-то женская логика, потому что Фейт не сдвинулась с места.

– Даже в одеяле я не собираюсь выходить па берег без панталон. Николас! Я не намерена давать мистеру Мактаркишу новый повод для грубости. И потом, как я буду ехать на лошади без нижнего белья? – Она по-женски негодующе фыркнула. – Ты потерял мой панталоны, ты и найди их!

Он угрюмо взглянул нанее, но она выскользнула из его рук и решительно сказала:

– Они не могли уплыть далеко. Прилив еще не начался, и море очень спокойное.

Качая головой, он пошел гуда, где они только что были, и стал нырять в поисках ее панталон. Это оказалось не так просто. Он нырял и нырял, злясь все больше. Сам виноват, что позволил ей соблазнить его. Следовало быть более дисциплинированным. А тут еще она со своей дурацкой жеманностью – видите ли, не может выйти без панталон. После десятой бесплодной попытки он оглянулся на Фейт.

Она стояла в воде, сложив руки на груди, и с беспокойством наблюдала за ним. Она выглядела замерзшей, но решительной. Ему следовало бы схватить ее в охапку, оттащить на берег и забыть про дурацкие панталоны. Он решил, что нырнет еще раз, и если ничего не найдет, то бросит поиски, принесет одеяло и вытащит ее на берег, будь она хоть совсем голая.

Он нырнул и, уже когда собирался вынырнуть на поверхность, заметил что-то белое, колышущееся на глубине. Он снова нырнул и с торжествующим рыком вытащил чертову штуковину.

– Вот. – Он сунул ей мокрый ком.

– О, я знала, что ты найдешь их! Спасибо, Николас. – И она так ослепительно ему улыбнулась, словно он совершил какой-то геройский подвиг.

Ник почувствовал, как раздражение мало-помалу уходит. Он смотрел, как она пытается надеть панталоны. Мокрая ткань липла, и у нее не получалось даже всунуть одну ногу. Она брызгалась и бормотала ругательства. Он ждал, сколько мог.

– Давай я помогу тебе. – Он забрал у нее панталоны. – Ты ложись на воду, а я натяну их на тебя.

Она легла на воду. Золотистые волосы веером растеклись вокруг головы. Ник стиснул зубы и заставил себя облачить дело рук Божьих в самый бесполезный предмет одежды, когда-либо придуманный.

Фейт встала на ноги.

– Спасибо, – мягко сказала она. – Очень мило с твоей стороны. Я знаю, ты думаешь, что это было глупо...

– Ничуть, – солгал Ник.

Его горло перехватило от желания. В два счета он мог бы снова сорвать с нее эти панталоны. Фейт, казалось, почувствовала это. Она с нежностью смотрела на него, и он как будто тонул в ее глазах, которые были голубее океана и такие же большие и глубокие.

– Я чудесно провела время, – сказала она почти застенчиво. Ее лицо светилось. – В сущности, это был один из самых замечательных дней в... во всей моей жизни.

Он кивнул, не в состоянии придумать ответа. Он никогда не испытывал ничего подобного.

Они стояли по пояс в теплой воде, и ни один из них, казалось, не мог пошевелиться. Фейт выглядела восхитительно, золотистая и такая чертовски красивая, что трудно было поверить, что она настоящая. Но Фейт была настоящая, вся такая женственная, мягкая, разрумянившаяся, облепленная полупрозрачной белой тканью. Его жена.

Ее взгляд восхищенно скользил по его телу.

Он довольно улыбнулся и торопливо вышел из воды. Ему надо принести одеяло.

– Ты напеваешь.

Фейт подпрыгнула. По мечтательному выражению ее лица Ник понял, что ее мысли где-то далеко отсюда. Она неосознанно все время что-то мурлыкала себе под нос в ритме стука лошадиных копыт.

– Прости, – выдохнула она, поворачивая к нему виноватое лицо. – Я не хотела, правда. Этого больше не слу... я больше не буду.

Он нахмурился. Ее испуганное лицо встревожило его.

– Я не сказал, что против. Я просто не узнаю мелодию.

С виноватым видом Фейт забормотала так тихо, что ему пришлось наклониться, чтобы разобрать слова:

– Я сама ее сочинила.

– Очень красивая мелодия. Ты часто сочиняешь?

Она бросила на него настороженный взгляд.

– А почему ты спрашиваешь?

Он небрежно пожал плечами:

– Да так, просто интересно.

Ее поведение озадачило его. Она вела себя так, будто он поймал ее на ограблении церкви или пожилой леди, а не на безобидном мурлыканье.

Какое-то неуловимое воспоминание промелькнуло у него в голове. Когда Стивенс подарил ей на свадьбу ту простенькую флейту, она взяла ее так, словно флейта была самой ценной вещью на свете. Что она сказала? В детстве у нее была флейта, и дед сломал ее. Вот оно что! Дед запрещал ей играть.

И, судя по выражению ее лица сейчас, старый ублюдок не ограничивался только словесным запретом. Она вздрогнула непроизвольно, словно в ожидании удара. Ярость вспыхнула совершенно отчетливо. Можно не любить музыку, но бить девочку, особенно ту, из которой музыка бьет ключом, как вода из ручья...

– Ты как-то говорила, что твои дед сломал флейту. Он сделал это нарочно?

Ее глаза потемнели.

– Да, это был ужасный день.

– Могу себе представить. Должно быть, ты расстроилась – осторожно сказал он.

Она заколебалась, затем метнула на него какой-го пристыженный взгляд.

– Все было гораздо хуже. Мою близняшку Хоуп избили и это была моя вина.

– Расскажи.

– Я играла на флейте – дедушка запретил играть и дажене знал, что она у меня есть. Он увидел меня из окна верхнего этажа. Он пошел искать меня и вместо меня нашел Хоуп. К несчастью, она сняла с себя веревку, и он не понял, какая это из близнецов.

– Что значит – она сняла веревку?

– Хоуп – левша Дедушка всевремя привязывал ей левую руку за спиной, чтобы она не могла ею пользоваться, но Хоуп была непокорнее меня. Иногда она убеждала кого-нибудь из слуг перерезать веревку.

Она говорила это так обыденно, что Ник пришел в ужас.

– Боже милостивый! Да он же был настоящей скотиной!

– Да, он был ужасным человеком. В общем, он схватил Хоуп и обвинил ее, думая, что она – это я. Он нашел флейту и сломал ее, а потом избил Хоуп – Фейт закусила губу, вспоминая. – А я даже не знала.

Ник подъехал поближе и взял се за руку.

– Бедные маленькие девочки. Твоя бедная сестричка. Она не сказала деду, что он ошибся? Чтобы защитить тебя?

Фейт кивнула Голос ее был сиплым, когда она сказала:

– Она всегда старалась защитить меня от него. Она очень храбрая, моя сестричка.

– Очень храбрая и совершенно особенная, точно как ты – Он поднес ее запястье к своим губам и нежно поцеловал ладошку. Глаза Фейт заблестели от непролитых слез.

Он пытался придумать, как облегчить ее напряжение, успокоить. Она говорила, что не хочет думать о прошлом, и он мог понять почему.

– Ну, все это в прошлом, а мы живем настоящим, помнишь? – мягко сказал он. – Разве Хоуп не та самая сестра, которая учила тебя радоваться настоящему?

Она молча кивнула.

– Я гоже сочиняю музыку, – застенчиво проговорил он.

– Ты? – Она заморгала, удивленная его признанием – Ну конечно! Я на секунду забыла, что ты играл на гитаре Просто за то время, что мы вместе, ты ни разу даже не притронулся к гитаре.

Он пожал плечами:

– На игру как-то не было времени. – Он взглянул на нее. – Зато сейчас вполне подходящий момент. Стивенс, подай мне гитару, пожалуйста.

Стивенс вытащил гитару. Ник связал поводья, положил их на лошадиную холку, взял гитару и начал ее настраивать. Его лошадь при этом даже ухом не повела – свидетельство того, что это происходит не впервые. Ник заиграл какую-то испанскую мелодию, и с каждым аккордом Фейт мало-помалу расслаблялась и отдавалась музыке.

– Как красиво! – воскликнула она.

– Сыграйте на флейте, мисс! – крикнул Стивенс, и она взглянула на Ника.