— Помнишь, как мы вальсировали в тот первый вечер, когда познакомились? — спросила она. — О нас в те дни болтали повсюду — мол, лорд Харт очарован юной Элинор Рамзи. Как было восхитительно!

Герцог улыбнулся и возразил:

— Я был очарован гораздо раньше. Тебе было тогда девять, а мне — шестнадцать. Ты находилась у нас в Килморгане и пыталась сыграть какую-то мелодию на нашем рояле.

— А ты сел рядом, чтобы показать, как ее играть. — Элинор улыбнулась при этом воспоминании. Высокий и уже очень красивый молодой человек из Харроу, соблаговоливший заметить ребенка…

— Ты была ужасная проказница, Эл. И вы с Маком подбросили мне в карманы мышей.

Элинор громко рассмеялась.

— Да-да, было очень весело! Не припомню, чтобы когда-нибудь так быстро бегала, как тогда.

Герцог тоже засмеялся. Он тогда сам хотел проучить Мака за мышей, но их отец, узнав о проказе, решил избить Мака, а Харт, заступившийся за него, понес наказание вместо брата.

— Но все же мы замечательно вальсировали в тот вечер, когда нас официально познакомили, — с улыбкой заметила Элинор.

— У тебя тогда волосы были все в завитушках, — проговорил Харт. — Я увидел тебя, когда ты сидела среди матрон. Ты казалась такой чопорной и респектабельной… А я ужасно тебя хотел.

Харт чувствовал под рукой податливый изгиб ее талии и видел, как румянец окрасил ее лицо. Казалось, ничего с тех пор не изменилось… Ведь он по-прежнему ее хотел.

А Элинор вдруг улыбнулась. Улыбнулась так, как много лет назад — безбоязненно и вызывающе.

— Но ты тогда не сделал ничего предосудительного. Признаюсь, я была разочарована.

— Потому что предосудительными делами я занимаюсь вдали от посторонних глаз. Как, например, тогда на террасе, а также в сарае для лодок и в летнем домике.

Щеки Элинор еще гуще покраснели и приобрели восхитительный розовый цвет.

— Слава Богу, что здесь полно гостей, — прошептала она.

Харт внезапно остановился, а другие пары, с трудом избегая столкновения с ним, проносились в танце дальше, не говоря ни слова. Всем было известно, что герцог Килморган отличался эксцентричностью, к тому же все остальные были здесь всего лишь гостями.

Тут герцог вдруг увел Элинор с середины зала.

— Эл, я принимаю твои слова как вызов, — заявил он. — Встречаемся на террасе через десять минут.

Элинор ничего не успела спросить, так как Харт тут же поклонился и отошел.

Через десять мучительно долгих минут герцог прошагал по дальнему коридору своего огромного дома, спугнув по пути слугу и горничную — те также воспользовались моментом уединения, — и вышел через боковую дверь на террасу.

Терраса была пустынной, и Харт, остановившись, осмотрелся. «Но где же она!» — подумал он.

— Я здесь, Харт, — донесся из тени шепот, и из-за колонны вышла Элинор. — Если ты хотел тайно встретиться, то почему не выбрал гостиную? Здесь чертовски холодно.

От нахлынувшего на него чувства облегчения герцог едва не задохнулся. Он привлек Элинор к себе, страстно поцеловал, затем потащил за собой вниз по ступенькам и вышел в сад. Обогнув угол дома, они вошли в калитку, за которой начинались ступеньки; спустившись по ним, вошли в длинный выкрашенный белой краской холл. Слуг здесь не было; все находились наверху и обслуживали бал на триста персон.

Харт затащил Элинор в ближайшую дверь, и их тотчас обволокло теплым паром прачечной. Фонари здесь не горели, но было достаточно светло от света, проникавшего в окна от газовых фонарей снаружи.

Один из углов комнаты занимала огромная раковина с кранами для горячей воды, гладильные доски стояли у стен, утюги же лежали на полках, над ними. А в самой середине комнаты, на длинном столе, находились аккуратные стопки белоснежного постельного белья, готового к отправке в спальни наверху.

Харт закрыл дверь, запер ее на щеколду и провел ладонями по обнаженным плечам Элинор. Она зябко поежилась — было ясно, что совсем замерзла.

— О чем же, Харт, ты хотел поговорить со мной в столь уединенной обстановке? Судя по твоему настроению… Напрашивается вывод, что тебе не удалось привлечь на свою сторону мистера Нили.

— Нет, напротив. Нили капитулировал, — ответил Харт. — Дэвид сейчас им занимается.

— Поздравляю. А победы всегда делают тебя таким злым?

— Нет. — Харт улыбнулся. — Просто я не хочу говорить о Нили.

— Тогда о чем же ты хотел поговорить? — Она взглянула на него с лукавой улыбкой. — Может, о цветочном убранстве бального зала? Или о нехватке волованов на ужин?

Вместо ответа Харт поддел пальцем верх ее длинной, почти до локтя, перчатки и потянул вниз, «стреляя» пуговками. Затем поцеловал обнажившееся запястье и мысленно воскликнул: «О, милая Элинор, как же я хочу тебя!»

Ему хотелось соединиться с ней и очистить себя от той скверны, которой замарал себя и еще замарает на пути к посту премьер-министра. Он затеял этот бал с ужином, чтобы завоевать доверие тех, кто поможет ему заполучить власть. Он превратился в человека, готового заключить сделку хоть с самим дьяволом — лишь бы это помогло выиграть выборы.

Но ему больше не хотелось быть таким. В этот миг он хотел только одного — Элинор. И ужасно хотел забыть о существовании всего остального мира.

В следующее мгновение Харт привлек ее к себе и поцеловал в полуоткрытые губы. И тотчас же между ними словно что-то вспыхнуло. Вернее — не «что-то», а пламя страсти, конечно же. На мгновение отстранившись, Харт снова привлек ее к себе и принялся покрывать поцелуями ее шею и плечи. Затем подхватил на руки и уложил на стол со стопками белья. Прежде чем она успела опомниться, Харт навис над ней, придавив ладонями к столу.

— Ты испортишь белье, — пробормотала Элинор. — А ведь они так старались…

— Я плачу своим слугам самое высокое жалованье в Лондоне.

— Чтобы они мирились с тобой!

— Чтобы позволили овладеть любимой на стопке чистого белья.

Харт выудил из-под ее плеча пару дамских штанишек из тонкого полотна, отделанного кружевом.

— Твои, полагаю…

Элинор попыталась выхватить их.

— Харт, ради Бога!.. Не смей размахивать моим исподним!

Герцог отстранил руку, чтобы Элинор тянулась до штанишек. И, нахмурившись, спросил:

— Почему они протерты почти до дыр? — Ткань и впрямь истончилась донельзя, а кружева были многократно штопаны. Харт нашел среди белья такой же лифчик. И он тоже был аккуратно заштопан. — Изабелле придется позаботиться о твоем туалете, Эл.

— Я и сама могу это сделать, — заявила Элинор с гордостью. — Куплю себе белье после первого же жалованья.

— Вот и хорошо. А это выкинь.

— Придется, если ты его порвешь.

— Так и сделаю. — Харт провел лифчиком по ее щеке. — Ведь это — полотно… А я хочу видеть тебя в шелках.

— Шелк дорогой. Батист более практичный. Впрочем, ты не должен видеть меня ни в том ни в другом.

Харт снова взял ее штанишки.

— Когда наденешь их завтра, подумай обо мне. — С этими словами он прижался к штанишкам губами.

Элинор покраснела.

— Какая наглость! — воскликнула она.

Герцог взглянул на нее с удивлением:

— Наглость?

— Ты ужасный, Харт…

— А я никогда и не претендовал ни на что другое. — Он уронил штанишки на кучу белья и добавил: — Ты делаешь меня порочным, Эл. Когда я вхожу в комнату, в которой находишься ты, мне плевать на всех и вся.

— В таком случае не заходи туда, где нахожусь я. Ведь на тебе теперь слишком большая ответственность.

— И ты снова ворвалась в мою жизнь в тот самый момент, когда я понял, что вот-вот добьюсь своего самого большого успеха. Эл, почему?

— Чтобы помочь тебе. Я ведь уже говорила…

Харт наклонился, чтобы заглянуть в голубизну ее глаз.

— А мне кажется, что это Господь решил на мне отыграться. И теперь мстит.

Элинор нахмурилась:

— Не уверена, что Господь на такое способен.

— Со мной, — способен. Потому что во мне всегда жил дьявол. Или, может быть, ты послана, чтобы спасти меня?

— Очень в этом сомневаюсь. Никто не сможет спасти тебя, Харт Маккензи.

— Вот и хорошо. Я не хочу, чтобы ты спасала меня. По крайней мере сейчас.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты поцеловала меня, Эл.

Едва заметно улыбнувшись, она обвила его шею руками, и Харт тотчас же забыл обо всех своих проблемах — забыл обо всем, кроме Элинор.

Их губы встретились, и белье под ними заскользило, когда он, уложив ее поудобнее, поставил колено меж ее ног. Ему не терпелось сорвать с нее юбки и панталончики, не терпелось овладеть ею, слиться с ней воедино — ведь именно эту женщину он всегда желал, жаждал все эти годы.

Но Харт знал: если он вежливо попросит — она ответит отказом. Значит, придется быть невежливым.

Харт окончательно стащил с нее перчатку и прижался страстным поцелуем к ее ладони. Перчаткой же обвил ее запястье и свое.

Элинор наблюдала за ним настороженно, не понимая, что он под этим подразумевал. Харт тоже не вполне это понимал — ему лишь хотелось находиться как можно ближе к Эл.

И это странное перевязывание перчаткой словно обдало жаром ее. Она вдруг осознала, что перчатка вокруг их запястий привязала его к ней, а ее — к нему.

Много лет назад Харт научил ее целоваться. А затем этот же мужчина соблазнил ее и лишил невинности. И вот сейчас он, лежа на ней, тихо прошептал:

— Эл, я хочу тебя.

Точно так же Харт произнес ее имя в тот день в летнем домике в Шотландии. Он сказал ей, что хочет ее, и объяснил, как именно хочет. Она тогда засмеялась, довольная своей властью над ним. Элинор Рамзи поставила великого Харта Маккензи на колени!

Глупая, глупая Элинор… Никогда она не обладала властью над Хартом, и в тот самый день он это доказал. А сейчас доказывал снова, целуя ее.

Элинор чувствовала, как его дыхание обжигало ее, а потом она вдруг поймала себя на том, что поглаживает Харта по волосам.

Но ведь он уничтожит ее! Снова уничтожит!

«Харт, нет! Отпусти меня!» — воскликнула она мысленно.

А он по-прежнему покрывал поцелуями ее шею и плечи. От танцев она разогрелась, потом замерзла на террасе — теперь же вся пылала.

Тут Харт прижался к ней всем телом, и она, сама того не желая, обняла его.

Но он вдруг чуть отстранился, поднял голову и, заглянув ей в глаза, прошептал:

— Я скучал по тебе, Эл.

«А я скучала по тебе, так скучала, что это разбило мне сердце», — подумала она со вздохом.

Но Элинор знала, что сдастся. Да, сегодня она позволит ему овладеть ею, чего бы это потом ни стоило. И все же ее испугало то, что она с такой легкостью согласилась подчиниться.

Тут Харт, поцеловав ее руку, снова прошептал:

— Эл, я хочу тебя…

Она тихонько вздохнула.

— Знаю, Харт.

— Нет, не знаешь. Не можешь знать. — Он покачал головой. — Ты сама невинность, а я — воплощение порока.

Элинор улыбнулась. Ее сердце застучало громче.

— Должна признать, что в тебе и впрямь есть что-то от дьявола.

— Ты не имеешь ни малейшего представления о том, чего может захотеть мужчина вроде меня.

— Нет, имею. Я помню летний домик. И помню твою спальню — здесь, наверху, а также в Килморгане.

Трижды она спала с Хартом Маккензи. И трижды в жизни думала, что умрет от счастья.

— О, все это — совсем не то, Эл. Я тогда сдерживал себя, потому что не хотел сделать тебе больно.

Казалось, Харт и сейчас сдерживал себя. При этом в его глазах было отчаяние, которое Элинор никак не могла объяснить.

— Эл, ты бесценная… и хрупкая, — пробормотал он. — Но в тебе есть огонь, к которому мне хочется прикоснуться. Я хочу показать тебе свои порочные игры и выпустить этот огонь наружу, хочу научить тебя обращаться с таким огнем.

— Звучит интригующе…

— Возможно, Эл. Но я бываю… очень скверным.

— Я тебя не боюсь, — ответила она с улыбкой.

Харт рассмеялся, и в его смехе прозвучали хрипловатые нотки.

— Потому что ты в действительности не знаешь меня.

— Знаю лучше, чем ты думаешь.

— Ты искушаешь меня, когда так смотришь, Эл. Искушаешь… и этим своим веером. — Харт взял его со стола и запустил через комнату.

Элинор всплеснула руками:

— Боже милостивый! Харт. Если ты сломал его… Веер очень дорого стоит.

— Куплю новый. Я куплю тебе целую гору вееров, если пообещаешь никогда не использовать их так, как использовала сегодня этот, сообщая мне и всем остальным мужчинам, что хочешь, чтобы тебя поцеловали.

Глаза Элинор расширились.

— Но я ничего подобного не делала!