Церковные часы пробили четыре, когда герцог пересек еще один мост через канал. Он порядком устал, а его люди, возможно, уже вернулись в Уотербери. Глаза Харта сами собой закрывались, несмотря на все попытки держать их открытыми. Наверное, ему следовало остановиться и отдохнуть, чтобы на рассвете возобновить поиски. Тревога толкала Харта вперед, но разум подсказывал, что дело пойдет лучше, если он на несколько часов прервется и дождется наступления утра.

Харт расседлал лошадь, снял узду и, приладив постромки, привязал кобылу к крепкому молодому дереву. Затем, завернувшись в плащ, улегся на землю, положив седло себе под голову.

Харт проснулся, когда все те же часы на церкви пробили восемь. В глаза ему ярко светило солнце, и над ним возвышалась массивная фигура Йена Маккензи.

Глава 13

— Черт тебя подери, Йен, — пробурчал герцог. Он сел, потирая онемевшую шею. Лошадь же его, отвязавшись, бродила поодаль, пощипывая траву.

Йен ничего не сказал, даже не спросил, что брат делал утром у берега канала. Отвернувшись, он пошел ловить лошадь Харта. Поймав, снял с ее шеи постромки и набросит узду. А кобыла уткнулась мордой ему в лицо. Животные любили Йена. Лошади Камерона и все собаки семейства Маккензи преданно следовали за ним повсюду.

Харт потер ладонью подбородок, и пробивавшаяся щетина царапнула пальцы. С трудом встав на ноги и подняв с земли седло, служившее ему подушкой, герцог отправился седлать лошадь.

— Что ты здесь делаешь, Йен? — спросил он.

Йен забрал у брата седло и вскинул на спину животному, затем наклонился, чтобы затянуть подпругу. Его ловкие движения выдавали опытного наездника.

— Искал тебя, — ответил Йен.

— А я думал, что это я тебя ищу.

Йен немного подумал, потом кивнул:

— Да, мне сказали, что ты ищешь меня.

— Кто сказал? — Харт осмотрел берег канала. — Ты что, встретил моих охранников? Но как они узнали, что я здесь?

Йен взял поводья и, посмотрев брату прямо в глаза, заявил:

— Я всегда могу найти тебя.

Несколько мгновений они стояли, молча глядя друг на друга. Потом, отвернувшись, Йен повел лошадь к тропинке у канала.

«Я всегда могу найти тебя», — звучали в ушах Харта слова брата, шагавшего вдоль берега. В этот утренний час ни одна баржа не плыла по тихому каналу, а под деревьями и мостами еще клубился туман.

«Я всегда могу найти тебя». Конечно же, Йен просто констатировал факт — он вовсе не хотел сказать, что имел с братом какую-то особую связь.

Но Харт чувствовал свою связь с Йеном. Связь эта возникла между ними, когда Харт осознал, что Йен — другой, особенный. И тогда он понял, что должен защищать Йена. Харт ощущал эту связь на протяжении всех тех лет, что Йен содержался в психиатрической лечебнице, а также потом, когда забрал его оттуда. И он знал, что эта связь будет существовать всегда, всю его жизнь.

А Йен по-прежнему вел лошадь по тропинке в западном направлении, и он даже не оглядывался — словно знал, что брат сейчас последует за ним.

Догнав его, Харт сказал:

— Но дом Камерона в другой стороне.

Йен молча продолжал идти по тропинке, то и дело убирая нависающие над ней ветки. Харт сдался и теперь тоже молча шел вдоль канала.

Примерно через милю Йен перевел лошадь через узкий мост и направился к длинной барже, стоявшей у противоположного берега. На борту баржи находились дети, две козы, три собаки, а также мужчина; свесив ноги за борт, он курил трубку. А тягловая лошадь, вероятно, тащившая баржу, сейчас была отвязана и щипала у берега траву.

Ни слова не говоря, Йен бросил поводья и ступил на палубу баржи. Одна из девочек вылезла на берег, чтобы взять поводья лошади Харта. Она погладила кобылу и что-то пошептала ей на ухо, а та даже как будто обрадовалась вниманию девочки.

Харт же проследовал за Йеном на баржу. Мужчина с трубкой кивнул герцогу, но подняться не удосужился. Дети и собаки уставились на Харта с любопытством, а козы проявили полное равнодушие.

Из каюты вышла необычайно худая женщина средних лет, одетая во все черное и с черным шарфом на голове. Глаза у нее были такие же черные, как одежда, и настороженные.

— Вы, — обратилась она к Харту и указала на деревянную клеть рядом с поручнями, — сядьте вон туда.

Лондонское светское общество немало удивилось бы, увидев, как его светлость герцог Килморган послушно занял указанное место. Йен же молча сел рядом с братом.

Девочка на берегу приладила к лошади Харта постромки и, сняв с нее седло и узду, аккуратно сложила их на палубе, затем направилась к тягловой лошади, чтобы накинуть на нее поводья. Делала она все размеренно и без спешки. Никто из взрослых не вышел на берег, чтобы помочь малышке. Да она этого и не ждала. Женщина же, усадив гостей, снова скрылась в каюте.

Харт встречал этих цыган и раньше, хотя никогда не бывал на их барже. Пятнадцать лет назад он стоял на берегу канала недалеко от поместья Камерона, и эта же женщина в черном подошла к нему и сказала по-английски с сильным акцентом, что отныне ее семья будет приглядывать за Камероном, потому что он спас ее сына Анджело от ареста и смерти. А Анджело стал слугой Камерона и его близким другом.

Девочка наконец запрягла тяжеловоза и закрепила концы его постромок на барже, затем, подав ему команду, направила вперед, ведя кобылу Харта с другой стороны. Хорошо обученная, но норовистая лошадь герцога в руках малышки присмирела и послушно следовала за ней, как кроткий пони.

Мужчина с трубкой вернулся к созерцанию воды, а мать Анджело снова вышла на палубу, на этот раз — с двумя облупленными кружками кофе в руках. Поблагодарив ее, Харт сделал большой глоток. Кофе оказался очень крепкий, без сахара и без сливок.

Баржа двигалась в сторону восходящего солнца. Кроме цыган, по каналу пока никто больше не перемещался. Под деревьями же вдоль тропы по-прежнему стелился густой туман. На влажной траве лугов паслись овцы, за которыми по пятам бродили ягнята. В сером мареве овцы и ягнята походили на комья тумана.

Вокруг царили тишина и покой, и Харт, сладко зевнув, закрыл глаза.

Проснувшись, герцог увидел, что туман по берегам исчез. Тяжеловозом управлял теперь мужчина с трубкой, а маленькая девочка и другие дети спустились вниз. Но козы и собаки оставались на палубе.

Харт подошел к Йену, стоявшему на носу баржи.

— Ты так и не сказал мне, зачем сюда пришел.

Йен смотрел на воду, наблюдая, как нос судна разрезает стеклянную гладь канала. Йену было свойственно не отвечать на вопросы или давать ответ, выждав день или два. Иногда он вовсе не отвечал. Но сейчас он все же ответил:

— Я рассказал людям Анджело о стрельбе.

Харт кивнул. Он знал, что большего от брата не добьется. Впрочем, и так все было ясно. Цыгане дрейфовали вверх и вниз по этим каналам, а также бродили по окрестным полям. Так что теперь они будут начеку и тотчас узнают, если в окрестностях появится кто-то чужой. Анджело в семье очень любили, и эта любовь распространялась и на его друзей. Когда Йен узнал о покушении у стен парламента, он счел целесообразным найти цыган и поставить их в известность.

— Очень разумно с твоей стороны, — заметил Харт. — Но ты не позаботился о том, чтобы сообщить о том, куда идешь. Мы все поместье вверх дном перевернули, когда искали тебя. Неужели нельзя было оставить записку?

Йен пожал плечами.

— Бет всегда знает, куда я иду.

— Но только не в этот раз. И я тоже ничего не знал.

Йен положил руку на поручень и внимательно посмотрел на брата. Но о чем он сейчас думал? Харт этого не знал. Он никогда не знал, о чем думал Йен.

— Йен, так как же? — спросил герцог, теряя терпение.

Брат по-прежнему молчал, и Харт со вздохом пробормотал:

— Хорошо, пусть будет по-твоему.

Йен тотчас вернулся к созерцанию воды в канале. А Харт снова вздохнул. Он привык считать себя единственным человеком, понимавшим Йена, но сейчас с болью осознал, что и он совершенно не знал младшего брата. Пожалуй, одна лишь Бет могла бы сказать, что знала и понимала своего мужа.

Да-да, только Бет Акерли, вдова бедного приходского викария, сумела за несколько дней сделать то, чего он, Харт, не смог добиться за долгие годы.

Герцог поначалу сердился на Бет; он боялся, что она может использовать свое влияние на Йена с корыстными целями. Но Бет доказала свою глубокую преданность мужу, и Харт теперь не мог сердиться на нее по-настоящему.

Харт облокотился на поручни и тихо спросил:

— Как ты это делаешь, Йен? Как справляешься с безумием?

Герцог не ждал от брата ответа, но тот вдруг произнес:

— У меня есть Бет.

— А у меня нет никого, — прошептал Харт и тут же понял, что эти его слова были неправдой. Ведь у него, Харта, были братья, а также невестки, Дэниел и еще маленькие племянницы и племянники. Кроме того, у него были слуги, преданные ему до самозабвения. И был Дэвид Флеминг — настоящий друг.

Вот только женщины не было у Харта Маккензи…

После смерти Анджелины Палмер Харт больше не заводил любовниц, воздерживался даже от случайных связей для удовлетворения физических потребностей. Да, он жил как монах. И неудивительно, что даже запах Элинор вызывал у него похоть — как у восемнадцатилетнего юнца. Элинор смеялась над ним, но ее смех нисколько его не отталкивал.

— А как я сам справляюсь с безумием? — в задумчивости пробормотал герцог.

На сей раз Йен промолчал. А Харт, помедлив, добавил:

— Ты ведь однажды сказал, что мы все сумасшедшие. Помнишь? И в тот же день ты сказал, что Мак гениален как художник, Камерон — в подготовке скаковых лошадей, я — в коммерции и политике. Полагаю, ты был прав. И отец наш, безусловно, тоже был безумным. Думаю, он во многом узнавал в тебе себя. Наверное, это его и пугало.

— Отец мертв, а про Мака я сказал, что он в живописи бог, — ответил Йен.

Харт невольно улыбнулся.

— Прости, я не могу похвастать такой памятью, как у тебя. Но боюсь, мое безумие усиливается. Что мне делать, если не смогу с ним совладать?

— Сможешь.

Йен не смотрел на него.

— Спасибо за поддержку.

— Тебе нужно показать Элинор дом, — произнес вдруг Йен.

Харт вздрогнул.

— Дом? Какой дом?

— В Хай-Холборне. Дом миссис Палмер.

Харт процедил сквозь зубы:

— Нет, ни за что. Ни за что не допущу ее повторного появления там. Я до сих пор зол на тебя, что ты отвез ее туда. Зачем ты это сделал?

— Потому что Элинор должна все знать об этом.

— Черт подери, Йен! Зачем?

— Дом — это ты.

Дом — это он, Харт?.. Что брат хотел этим сказать?

— Нет, Йен, ошибаешься. Да, когда-то этот дом сыграл большую роль в моей жизни, но его эпоха закончилась.

— Ты все равно должен показать дом Элинор. Когда расскажешь ей все, то все узнаешь.

— Узнаю?

— Да.

— Что именно я узнаю? — Харт начинал злиться. — Узнаю, сможет ли Элинор снова сбежать от меня?

Йен утвердительно кивнул:

— Да, об этом.

Харт сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться.

— Но я не могу отвезти ее туда. Там есть… нечто такое, чего она не должна знать.

— Ты должен. Элинор следует понимать тебя так же, как Бет понимает меня.

Герцог в очередной раз вздохнул.

— Какой же ты трудный человек, Йен Маккензи…

Йен не ответил.

«Значит, рассказать обо всем Элинор?» — подумал Харт. Но Анджелина Палмер взяла это на себя, когда спустя несколько месяцев после помолвки навестила Элинор в Шотландии, чтобы рассказать ей о доме в Хай-Холборне, где он, Харт, принимал женщин и развлекался с ними. Слава Богу, что она хоть не расписала все в подробностях. Но и намека оказалось достаточно.

Пока Харт ухаживал за Элинор, он не посещал Анджелину, так как не желал быть отъявленным лжецом. Чувствуя себя из-за этого целомудренным, он соблазнил Элинор, и она отдала ему свою девственность.

Причина же, по которой Анджелина заявила Элинор о своем существовании, заключалась вовсе не в желании вызвать у последней ревность и добиться расторжения помолвки. И конечно же, Анджелина прекрасно знала, что ее поступок навсегда рассорит ее с Хартом, потому что он, Харт, не умел прощать.

Тем не менее Анджелина решилась на этот разговор. Но она отправилась к Элинор не для того, чтобы поведать о постельных подвигах ее жениха, а для того, чтобы предупредить девушку об опасности. Ведь Анджелина знала, что за человек Харт Маккензи.

Реакция Элинор стала для надменного Харта полной неожиданностью. Пораженный и разгневанный, он пригрозил Элинор и ее отцу ужасными последствиями, если девушка разорвет помолвку. О, молодой Харт Маккензи был очень жестким — этому он научился у своего отца.