Вздохнув, Элинор убрала снимок в потайное место, а вместе с ним — и свои воспоминания.

Она уже прожила в доме Харта три дня, когда пришла вторая фотография. И ее вручили ей лично.

Глава 3

— Это вам, миледи, — сказала благовоспитанная горничная Харта, присев в безукоризненном реверансе.

На конверте значилось: «Леди Элинор Рамзи, проживающей по адресу: 8, Гросвенор-сквер». Однако не было указаний, откуда прибыло письмо. Конверт же оказался твердым и тяжелым, и, возможно, именно поэтому Элинор сразу поняла, что найдет внутри.

— Кто это принес? — спросила она служанку.

— Мальчик, миледи. Тот же, который обычно приносит почту его светлости.

— Где этот мальчик сейчас?

— Ушел, миледи. Он разносит письма во все окрестные дома, до самой Оксфорд-стрит.

— Понятно. Хорошо. Спасибо.

Элинор решила, что нужно будет найти мальчишку и подвергнуть допросу. Она поднялась наверх, закрылась в своей спальне, пододвинула стул к окну и вскрыла конверт. В нем находился лист дешевой бумаги, продающейся в любой лавке почтовых принадлежностей, а также картонка, внутри которой была фотография. На ней Харт стоял у распахнутого окна, за которым холмился не городской, а сельский пейзаж. Харт был обращен к фотографу спиной, и на нем снова не было ни нитки. Его широкая спина в переплетении мышц сужалась к крепким ягодицам, а мускулистые руки упирались в подоконник.

Фотография была напечатана на жесткой бумаге — примерно такую же использовали для визиток, — но без обозначения студии фотографа. Вероятно, Харт воспользовался собственным фотоаппаратом для этих снимков, которые впоследствии забрала его бывшая любовница миссис Палмер. Трудно было представить, чтобы он мог доверить подобное кому-то постороннему…

Миссис Палмер сама рассказала Элинор, что за человек Харт Маккензи. Ненасытный сладострастник! Непредсказуемый! Требовательный! Воспринимающий все как приключение. Его собственное приключение…

А женщина была для него всего лишь средством для получения удовольствия. Миссис Палмер не вдавалась в подробности, однако ее намеков хватило, чтобы шокировать Элинор и вывести из состояния благодушия.

Но миссис Палмер умерла два с половиной года назад… У кого же в таком случае находились теперь эти проклятые снимки? Почему этот человек пересылал их ей, Элинор? И почему ждал так долго? Вероятно, потому, что Харт собирался выбросить Гладстона из его кресла и занять его место в правительстве.

Записка же ничем не отличалась от предыдущей. «Ат таво кто жилаит вам дабра». Никаких угроз или шантажа. И никаких требований.

Элинор поднесла письмо к свету, но не увидела каких-либо признаков тайнописи. Не было вообще ничего, кроме одного-единственного предложения, написанного печатными буквами карандашом.

Ни на лицевой, ни на обратной стороне фотографии Элинор также не обнаружила ничего, что могло бы послужить ключом к разгадке. Она взяла лупу и принялась изучать снимок под увеличением — вдруг кто-то оставил там тайное микропослание.

Нет, совершенно ничего!

Но ягодицы Харта при увеличении выглядели превосходно, и Элинор не отказала себе в удовольствии рассмотреть их получше.

Было ясно: единственный способ поговорить с Хартом с глазу на глаз — подстеречь его. В эту ночь Элинор дождалась, когда отец уйдет к себе в комнату, после чего спустилась на этаж ниже, где располагалась спальня герцога. С другого конца коридора она подтащила к двери его комнаты два стула, один — чтобы сидеть, а второй — для ног.

Особняк Харта был гораздо больше многих других домов в Мейфэре, и комнаты в нем располагались как по обеим сторонам лестницы, так и позади нее. На первом этаже находились комнаты общего пользования: просторная гостиная с одной стороны и парадная столовая — с другой. А вдоль заднего фасада, на всю длину дома, протянулся огромный бальный зал.

На втором этаже имелись дополнительные гостиные, а также библиотека и небольшая семейная столовая. На третьем этаже был весьма просторный кабинет герцога и кабинет поменьше — для Уилфреда; здесь же находилась и спальня Харта, у которой теперь ждала Элинор. Она, ее отец, Мак и Изабелла занимали комнаты этажом выше, а в помещениях под крышей устроили импровизированную детскую и студию.

Элинор сидела, прижавшись спиной к двери и положив ноги на стул напротив. Над ней шипел газовый фонарь, и она, раскрыв роман, который взяла из библиотеки, начала читать.

Роман был захватывающий — с подлым злодеем, настроенным опорочить невинную героиню, и героем, который всякий раз застревал где-нибудь в джунглях, сражаясь с тиграми, когда героиня попадала в беду. «Этих горе-героев никогда не бывает рядом, когда ты в них больше всего нуждаешься», — подумала Элинор, сладко зевнув, и вскоре глаза ее начали слипаться.

Внезапно она вздрогнула — и проснулась. А книга с грохотом упала на пол.

Элинор подняла голову и увидела возвышавшегося над ней Харта. Она вскочила на ноги. Герцог же молча стоял, глядя на нее вопросительно и ожидая объяснений, что было вполне в его духе.

На нем был килт из шотландки клана Маккензи и темный пиджак. Ворот рубахи был расстегнут, а галстук он держал в руке. Его глаза от выпитого спиртного покраснели, и от него пахло сигарным дымом, ночным воздухом и духами.

Подавив отвращение, вызванное этим женским запахом, Элинор пробурчала:

— Боюсь, единственный способ поговорить с тобой, Харт, — это залечь в засаде подобно тигру… в джунглях. Хочу обсудить с тобой… фотографию.

— Не сейчас. — Харт отставил в сторону стул и попытался открыть дверь своей спальни.

Но Элинор, став прямо перед ним, заявила:

— Ты никогда не поговоришь со мной, если будешь поступать по-своему. В доме все спят. Нам сейчас никто не помешает. А у меня есть кое-какие вопросы…

— Скажи об этом Уилфреду. Пусть назначит тебе встречу со мной.

Герцог открыл дверь и прошел к себе в комнату. Элинор тотчас проскользнула следом, за ним.

— Я не боюсь твоей спальни, Харт Маккензи. Я уже была здесь.

Он пристально взглянул на нее, и от этого его взгляда сердце Элинор гулко застучало. Бросив галстук на стул, герцог направился к столу, где стоял графин с виски.

— Если хочешь, чтобы весь Мейфэр узнал, что ты притащилась в мою спальню, то оставайся, — проворчал он. — И закрой дверь.

Но Элинор оставила дверь открытой.

— Ты здесь даже мебель не сменил, — заметила она, стараясь говорить непринужденно. — Кровать все та же, средневековая. И очень неудобная, насколько мне помнится.

Харт скосил на нее глаза и, плеснув себе в стакан виски, звякнул стеклом, возвращая пробку на место.

— Что ты хочешь, Элинор? — спросил он, едва сдерживая раздражение. — У меня был чертовски трудный вечер.

— Мне надо поговорить с тобой о снимках, как я уже сказала. Чтобы найти остальные или хотя бы понять, чего хочет человек, присылающий их мне. Именно поэтому я должна знать как можно больше и…

— Но я не желаю это обсуждать! — перебил герцог. — О, будь все проклято!..

— Ты сегодня какой-то очень злой, Харт. Наверное, твоя дама тебя сильно разочаровала, — заметила Элинор.

Он вопросительно уставился на нее.

— Какая еще дама?

— Та, чьими духами от тебя несет.

Харт фыркнул и проворчал:

— Это ты о графине фон Гогенштален? Ей восемьдесят два, но она буквально заливает себя духами, так что посрамит любую проститутку.

— О!.. — воскликнула Элинор в замешательстве.

Харт залпом выпил виски и с облегчением вздохнул; было очевидно, что напиток подействовал на него благотворно.

Со стуком поставив стакан на стол, он заявил:

— Я устал и хочу в постель. Поговорим об этом утром. Попроси Уилфреда, чтобы назначил тебе со мной встречу.

Возмущению Элинор не было предела. Резко развернувшись, она дошла до двери, но не вышла из комнаты. С силой захлопнув дверь, она повернулась к герцогу и проговорила:

— Я не желаю ждать, понял?

Харт, уже сбросивший пиджак, со вздохом пробормотал:

— О Господи, Элинор…

— Почему ты так упорно не желаешь говорить о снимках? Ведь они могут навредить тебе, Харт.

Он рухнул в кресло и снова протянул руку к графину, хотя джентльмену не следовало бы сидеть в присутствии дамы, не предложив ей первой присесть. Налив себе еще виски, герцог спросил:

— А разве тебе не хотелось бы увидеть, как мне причиняют неприятности?

— Может, и хотелось бы, но не так. Ты не заслуживаешь того, чтобы над тобой смеялись, — ответила Элинор.

Харт взглянул на нее с удивлением.

— А чего же, по-твоему, я заслуживаю? — Язык у него слегка заплетался, что свидетельствовало о том, что он изрядно захмелел. Харт редко проявлял признаки опьянения, но если уж проявлял, то это значило, что он находился в сильной степени опьянения. — Так чего же я заслуживаю, Элинор?

Она пожала плечами.

— Ты, например, заслужил однажды, чтобы я разорвала помолвку. Хотя, наверное, давно уже заслужил и мое прощение, так что я просто из гордости не разговаривала с тобой. Но все это — в прошлом. Главное, что мы оба продолжаем жить. Порознь. Как и должно быть.

— А так должно быть? — Его голос прозвучал тихо и вкрадчиво.

Элинор снова пожала плечами.

— Мы бы не слишком хорошо ладили, и ты это знаешь, Харт. У нас с тобой очень много… взаимных претензий.

— Да, верно, детка. Это правда. Крутой нрав горцев, не так ли? — Харт проглотил очередную порцию виски.

А Элинор вдруг вспомнила все, что у них было с Хартом. Вспомнила, конечно же, не только поцелуи…

Леди не должна ничего знать о мужчинах до первой брачной ночи, но она, Элинор, знала о Харте Маккензи все. Трижды он соблазнял ее, и трижды она это ему позволила. Один раз — в летнем коттедже, другой раз — в этой спальне, а однажды — в его спальне в Килморгане. Но они были обручены тогда, и она не видела препятствий.

И вот сейчас Харт сидел в кресле, попивая виски, и хмурился. А ведь мог бы сидеть с ней рядом, как прежде, и…

Усилием воли Элинор отбросила приятные воспоминания. Ей следовало держать себя в руках — иначе упадет к его ногам и будет молить, чтобы вновь заставил ее трепетать.

— Так вот, насчет этих снимков… — продолжала она. — Я ни в одном из них не увидела ничего такого, что указывало бы на отправителя.

Харт насторожился.

— Ни в одном из них? А есть еще один?

— Да, я получила его сегодня пополудни. Снимок принес посыльный. Но я не смогла узнать у мальчишки, кто его передал.

Харт выпрямился в кресле. И он уже не выглядел захмелевшим.

— Выходит, этот человек знает, что ты здесь.

— О Боже, да вся Англия об этом знает! Леди Маунтгроув уже сообщила об этом всем и каждому. Она ведь видела, как ты привез меня сюда, помнить? Наверное, ей следовало бы остаться и посмотреть, уехала я или нет. Я, разумеется, уехала, но потом вернулась. И осталась.

— Я расспрошу мальчишку-посыльного.

Элинор покачала головой:

— Не стоит. Фотографии прислали мне, так что и спрашивать буду я.

Харт поставил стакан на подлокотник кресла.

— Но этот человек знает, кто ты и где находишься. И мне это очень не нравится. — Герцог протянул руку. — Покажи снимок.

— Не будь таким глупым. Я не таскаю его с собой. Он наверху, в моей комнате. Спрятан вместе с первым. Но могу сказать, что «картинка» почти такая же. За исключением того, что на второй ты смотришь в окно. Судя по виду из окна, снимок был сделан в замке Килморган.

Харт снова нахмурился и проворчал:

— Наверное, хотели показать мне, что замок именно мой.

— Ну, положим, в то время замок был не совсем твоим. Твой отец тогда был еще жив.

— Был жив, но находился в отъезде. Так что я мог там делать все, что вздумается.

— И фотографии, надо сказать, очень хорошие. Художественные. «Картинки», которые когда-то собирала королева с принцем Альбертом, тоже были высокого качества — она однажды мне их показывала, — но ведь это не одно и то же… На твоих ты сам же и позировал, и королеве это очень не понравилось бы. Герцог ведет себя как обычный натурщик! Миссис Палмер забрала все снимки?

— Да. — Харт тяжко вздохнул.

Элинор кивнула:

— Что и требовалось узнать. Миссис Палмер, возможно, оставила коллекцию кому-то. Либо этот человек нашел фотографии уже после ее кончины. Ты должен позволить мне поехать в Хай-Холборн, где она проживала. Хочу поискать там.

— Нет! — ответил герцог громко, резко — и окончательно.

— Но почему? — спросила Элинор, изобразив удивление. — Ведь дом миссис Палмер уже вовсе не…