– Слащев, отпусти, – потребовала Инесса, раскачивая себя и Слащева во все стороны.

Наивная, она думала, что таким образом избавится от назойливого приставания.

– Знаешь, почему старый друг лучше новых двух? – спросил Алексей, продолжая держать руки на бедрах Инессы.

– Слащев, отпусти, – она качнула его вбок, но он устоял, – ну хорошо, почему?

– В потенциале ты имеешь только одного врага, – Слащев убрал руки и повернул Инессу за плечи.

Так они и стояли – примериваясь друг к другу ядовитыми взглядами.

– Ты мне не враг, Алексей, ты слишком мелок для меня, – самодовольно усмехнулась Инесса.

– Х-ха, – выдохнул Слащев, – х-ха! Вот как ты заговорила. Думаешь, что Бобылев поверил в тебя?

– Думаю – да, поверил, – ответила Инесса, немного сомневаясь в том, стоит ли ей поддерживать обоюдоострую беседу.

– Наивная, в бизнесе нет доверия. Слишком доверчивые быстро вылетают из обоймы, – процедил Слащев, презрительно скривив властные губы.

– Алексей, ты прилетел из Швейцарии на неделю раньше, чтобы наговорить мне гадостей? Брось, не мелочись. В жизни есть другие соблазны. – Она отстегнула от себя его цепкие пальцы и, легонько вильнув правым бедром, плавно поплыла по коридору.

И вдруг увидела его – самого желанного мужчину. Бобылев стоял невдалеке и безучастно смотрел на псевдоэротическую сцену. Никакого интереса в глазах. Инесса запнулась и остановилась. Сзади послышался смех. Алексей громко смеялся. Бобылев очнулся и быстрым шагом заскользил по коридору. За ним поплелась Инесса, еле волоча ноги, далее крался Слащев. Всех троих окутывал смех. Но Алексей больше не смеялся, он молчал. Иногда Инесса сбивалась с шага, думая, что целое утро она потратила на бесплодные мечты о том, чтобы поразить воображение Бобылева продуманным стилем. Но вместо Бобылева на пути оказался Слащев. Все женщины по сути – набитые дуры, круглые дурищи, а Инесса Веткина в их числе занимает первое место. Она стоит на высоком пьедестале, возглавляя группу товарок по несчастью. Воображение Бобылева стоит дороже. С этими безобразными мыслями Инесса доплелась до приемной. Слащев шумно пыхтел ей в спину. Бобылев недоуменно оглянулся. Секретарша с чопорным видом нацепила дужку очков, разглядывая странную компанию.

– Сергей Викторович, – с трудом выдавила Инесса из себя, – у меня есть проблема.

– У вас – проблема? – переспросил Бобылев.

Слащев со свистом ухмыльнулся. Суровая секретарша натянула очки на переносицу, будто это были не очки, а колготки.

– У меня, у вас, у нас – проблема, – пробормотала Инесса, отпихивая ногой напиравшего сзади Слащева.

– У нас, у вас, у них – сплошные проблемы, – с легким напряжением рассмеялся Бобылев, – входите, Инесса. Алексей, подожди в приемной пять минут.

Оставив изумленную парочку в приемной, Инесса шагнула в обитель избранных. В божью норку.

– Инесса, что случилось? – рассеянно спросил Бобылев.

В нем не осталось ни грамма изумления, будто он не стоял только что возле стены, с интересом разглядывая неразрывный тандем.

– Сергей Викторович, – плачущим голосом простонала Инесса, не зная, как рассказать Бобылеву про странные звуки, доносящиеся из вентиляционной трубы, вдруг он поднимет ее на смех.

– Что случилось, Инесса, да говори же, у меня совещание начинается. Я Слащева вызвал из Швейцарии. Сейчас губернатор приедет. – Бобылев не говорил, он словно перечислял пункты неписаного договора.

– Сергей Викторович, только не смейтесь надо мной, у нас по трубам разносятся странные и смешные слова. По всему зданию. Смешные – на первый взгляд, дикие какие-то, если вдуматься, – Инесса набралась мужества и взглянула ему в лицо.

Нормальное лицо, умные глаза, внимательные, сочувствующие. Сейчас Бобылев возьмет Инессу на свой необитаемый остров. Побывав на диковинном острове однажды, она хотела поселиться на нем навечно.

– Какие слова? – Бобылев подошел к Инессе и склонил голову.

Понимающий взгляд исчез, таинственный остров пропал из виду.

– Не будете смеяться надо мной? – Инесса вдруг струсила и быстро выпалила, не дожидаясь ответа: – «На крыше крысы голодают, отнесите им еду». И так весь день. С небольшими перерывами.

Бобылев стоял перед ней, склонив голову, видимо стараясь вникнуть в смысл слов. Наверное, файл в голове менял.

– И что? – сказал Бобылев, он явно ничего не понял.

– Дело в том, что наши сотрудники несут туда еду: бутерброды, колбасу, сыр. Все несут. Я уже Норкина видела на чердаке, – виноватым голосом сказала Инесса, будто это она гоняла Игоря Львовича на верхотуру.

– И что? – опять спросил Бобылев. – Что дальше? Слова, чердак, еда, Норкин. Что я должен сделать?

Сергей Викторович поднял голову, его глаза светились странным светом.

– Канадские ученые нашли применение вентиляционным шахтам, – глухим, осипшим голосом заговорила Веткина, надо было как-то выкручиваться из ситуации, – в вентиляцию устанавливают ультрафиолетовые лампы. Для улучшения самочувствия сотрудников. Еще можно дозировать работу кондиционеров. Ну или чаще менять фильтры. Надо что-то придумать!

Инесса говорила тихо, почти шепотом, низко опустив голову. Сейчас он ее высмеет, и тогда она уволится из «Планеты», чтобы избежать позора. Веткина не может больше видеть его грустные глаза.

– А-а, понял, – Сергей Викторович облегченно выдохнул, – кто-то установил в шахте аудикодирование. Тоже мне, шутник нашелся! Приколист. Сволочь он, а не приколист. Надо вызвать специалистов. Пусть поменяют фильтры и уберут эту штуковину. Займись этим сама. Попробуй выяснить, кто установил эту дрянь в вентиляционных трубах. И пусть уберут мусор на лестнице перед чердаком.

Бобылев взялся за спинку стула, видимо, ему не терпелось избавиться от назойливой посетительницы. И вдруг Сергей Викторович посмотрел на Инессу. Он смотрел и прощался, его уже ждали дела. Смотрел тем самым взглядом, от которого запросто может остановиться нежное девичье сердце. Инесса догадалась, что ее взяли на остров, поселив по соседству в качестве преданного и верного Пятницы. Взгляд остановился, замер, еще одно короткое мгновение– и Бобылев придвинул к себе документы. Он уже был далеко. Инесса вышла за дверь, окутанная дымкой таинственного острова. Слащев хищно оскалился, секретарша уронила очки. Оба догадались, что Инесса прибыла с другой планеты. Космическая пыль забелила лицо Веткиной, затуманила ее глаза. Передвигаясь, как первопроходец-космонавт по поверхности Луны, Инесса вышла из приемной. Любовь победила препятствия. Бобылев взял ее в свои единомышленники. Охранник же проводил сочувственным взглядом. Наверное, он решил, что Веткину пригвоздили к позорному столбу за какую-то провинность, долго пытали, переломали вдребезги коленные чашечки, и поэтому она с таким трудом передвигается по «Планете». Под пристальным взглядом Инесса вскинулась и полетела по коридору, не чувствуя ног, смеясь над волшебными превращениями. И вдруг ее озарило, она ясно увидела Колю Гришанкова на стремянке. А стремянка стоит в комнате для технического персонала. В конце коридора. Веткина опрометью пробежала весь этаж, заглянула в маленькую комнату. Лестница высилась в углу – неловкая и громоздкая. Так и есть, это гад Гришанков устроил «Планете» веселое новоселье. А сотрудники – люди доверчивые, легко соблазнились на эксперимент. И никому в голову не пришло, что их исподволь клонируют. Инесса вбежала в офис. Коля горбился за компьютером, а Егорова оберегала его покой. Везет же некоторым. Неутомимая Блинова в отпуске, в ее отсутствие Егорова вовсю пыжится, пытаясь соблазнить холостого Гришанкова. Вряд ли у нее получится, на Коле не такие мамонты свои бивни обламывали.

– Гришанков, иди сюда, – Инесса поманила Колю пальцем.

Коля покорно приподнял грузное туловище и тут же обрушился обратно, послышался треск, стул угрожал рассыпаться от падения.

– Иди-иди, чудовище, а то я тебя разоблачу, – крикнула Инесса, не обращая внимания на насупившуюся Егорову.

Марина категорически не переносит, когда с Гришанковым грубо обращаются. Нереализованный материнский инстинкт сказывается, видимо, боится, как бы кто чужой не обидел любимого бойфренда. Гришанков ощутил Инессину злость как нечто материальное. Он тяжело поднял свое неподъемное тело и понес его по направлению к двери. В коридоре никого не было. Инесса притиснула Гришанкова к стене и прошипела, слегка картавя от волнения: «Сейчас же сними свою штуковину. Убери из вентиляции. А то хуже будет!» И она резко сбросила правую руку вниз. Коля прилип к стене, пытаясь растечься, чтобы слиться с ровной поверхностью. Струсил, гад, сразу видно.

– Пошутить нельзя, да? – прохрипел Коля.

Гришанков не переносит по отношению к себе даже невинной шутки. Ему не нравится, когда над ним издеваются. А сам преподнес коллегам садомазохистскую пытку в виде новогоднего сувенира.

– Пошутить можно, – Инесса подняла правую руку высоко вверх, левой продолжая прижимать Гришанкова к стене, – издеваться нельзя. Если узнает Норкин про вмонтированный магнитофон, он тебя уволит. И профсоюз тебе не поможет.

– А у нас нет профсоюза, а ты что, уже Бобылеву сказала? – прошептал перепуганный Коля.

Гад догадался, что на ведение разборок Инессой получены особые полномочия.

– Сказала, разумеется, – устало согласилась Инесса, – а что было делать? На лестнице помойка. Клиенты нервничают. У сотрудников от твоего гипноза крыши сносит. Сними немедленно!

– Слушаюсь, босс! – Гришанков застыл в почетном карауле, с торжественным видом приложив правую руку к виску.

– Иди-иди, боец невидимого фронта, к пустой голове руку не прикладывают. – Инесса жестким тычком пихнула Гришанкова в бок. И рассмеялась, глядя в удаляющуюся Колину спину. Простым жестом можно передать бушующую гамму человеческих эмоций. Расправившись с Колей, Веткина устремилась в переговорную. Из-за длинного стола выскочил, как попрыгунчик, тощий молодой человек с прилизанными волосами. Инесса вздрогнула. Какой неприятный мужчина... Бр-р-р...

– Павел Брюзгин, – выкрикнул молодой человек.

– Инесса Веткина, – кивнула Инесса, не заметив протянутой руки.

У такого, наверное, руки потные.

– Насколько я понимаю, ваша выставка приглашает представителей торговли принять участие в интересной рамочной программе выставки? – спросил Брюзгин, отметив брезгливо оттопыренную губу Инессы.

– Да, выставка приглашает выставку, – Инесса покачала головой, не то соглашаясь, не то осуждая отдел по связям с общественностью.

Не могли найти другого представителя, что ли...

– Инесса, вот наши предложения в программу. Я досконально изучил вопрос. Все разработано исключительно представителями специализированной торговли и настоящими профессионалами своего дела. Современные стратегии ведения продаж, модные тенденции, а также последние достижения менеджмента и психологии в области ведущих мировых брендов – это всего лишь часть огромного количества предлагаемых тем из спецпрограммы выставки, – монотонно забубнил новоявленный партнер.

– Павел, я готова взять ваши предложения и внести в программу, – сказала Инесса и тяжело вздохнула, обрывая поток ничего не значащих слов.

Предложения предложениям рознь. Павел предлагает усложнить процесс. Спецсеминары и подиумные дискуссии лишь усугубят и без того перегруженную программу.

– Инесса, вы чем-то недовольны? – насторожился Брюзгин.

Он пригладил волосы, тщательно склеивая их в тонкие хвостики.

– Что вы, что вы, все в порядке, – спохватилась Инесса.

Еще не хватало провалить переговоры. Никакой гармонии в душе. Она взглянула на потолок. Там больше не разносились напевные призывы покормить голодных тварей. Веткину изводил вопрос, сказать – не сказать Бобылеву про Гришанкова. Не сказать. А вдруг Бобылев спросит? Что делать, если он спросит?

– А я уже организовал показ одного украшения на нашей выставке. – Павел лукаво прищурил один глаз, а второй так и остался круглым и удивленным.

– Какого украшения? – рассеянно спросила Инесса, мучаясь от сложного состояния – говорить Бобылеву про Гришанкова?

– Я пригласил на выставку самое дорогое в мире платье. – Брюзгин прикрыл прищуренный глаз, видимо, от умиления. И сразу окривел окончательно.

– Это самое? – насторожилась Веткина.

– Это самое, – самодовольно ощерился Брюзгин, скривив одну щеку в улыбку.

Так и сидел – кривой на один глаз, ухмыляющийся той же стороной. Одна часть лица оставалась нормальной, вторая искривленной, будто Брюзгин нечаянно превратился в инвалида.

– Не может быть! – Инесса тут же забыла про скорбную улыбку.

Она даже привстала со стула, заколотив ладонями по столу, исторгая бурную радость.