За окном темнело. Наступала ночь. Лере становилось хуже. Она заламывала руки и стонала. Сначала тихо, кусая губы. Потом громче. Постель была уже смята. Лера терзала руками невинные подушки и простыни. Она то прятала в ворох смятого белья свою голову, то наоборот, отпинывала его ногами, куда-то в изножье кровати.

— Вадим, мне больно.

— Где, Лерочка? Что болит?

— Все болит. Спина, руки выкручивает, кожа саднит, голова раскалывается. Вадим… Убей меня. Просто убей меня. За что ты так меня мучаешь? Что я тебе такого сделала?

— Я пытаюсь помочь, Лера. Ты с собой все это сделала сама.

— Я знаю! Я знаю! Я знаю!.. Боже мой!

Девушка свернулась комочком, уткнулась носом в колени.

— Вадииим! Не могу больше, не могу!

Леру крутило всю ночь до утра. Она плакала, стонала, проклинала его, потом просила помочь, просила убить, просила просто выкинуть ее в окно, просила оставить ее в покое, отпустить.

Вадим держал ее в своих объятиях всю ночь. Он боялся проглядеть ее. Боялся, что она что-то сделает с собой. Он чуть не плакал, наблюдая за ее мучениями, но так было нужно.

Под утро силы покинули девушку, и она забылась беспокойным сном.

На следующий день Лере стало еще хуже. Она кричала от боли, металась на кровати, принимая абсолютно немыслимые позы. Ее постоянно рвало и она жаловалась на боли в животе. Вадим заметил, что у нее поднимается температура. Он не мог ни на шаг отойти от нее.

— Вадим, пожалуйста, сходи, купи мне дозу… Я не выдержу, я не смогу. Я умоляю тебя, Вадим. Уколи меня, пожалуйста, уколи! Хотя бы чуть-чуть. Прошу тебя. Я все для тебя сделаю, все! Все что захочешь, только уколи! Последний раз… Самый последний раз! Последний разочек, Вадим, пожалуйста.

Она смотрела на него и ловила его за руки. Она умоляла его снова и снова. Потом начала угрожать. Потом начала обвинять во всех смертных грехах.

Следующие несколько дней (Вадим даже не мог с точностью сказать сколько), прошли словно в каком-то кошмарном сне. Он начал сомневаться в том, правильно ли он сделал, когда обрек Леру на все эти муки. Не ошибся ли он. Она такая маленькая, худенькая, слабая. Выдержит ли она? Вадим позвонил Глебу, попросил приехать. Глеб сделал Лере какой-то укол, после которого она провалилась в глубокий сон.

— Вадим, я понимаю, чего ты хотел добиться, но это очень жестокий способ. Для вас обоих кстати. Не представляю, что ты пережил здесь, наблюдая за ней.

— И не представляй, Глеб.

— Я сделал ей укол, и ты теперь можешь немного отдохнуть. Дверь лучше запри. Когда она проснется, ей будет получше, но все же не рискуй.

— Я не хотел ее запирать одну.

— Это только пока ты поспишь. Вадим, я понимаю, что ты что-то чувствуешь к этой девчонке, но она наркоманка. И она без дозы уже несколько дней.

— Неделю…

— Что неделю?

— Я неделю сижу здесь с ней.

— Так, Вадим, я поеду. Дверь запри и ложись спать. Ты же с ног валишься.

— Да, Глеб, я так и сделаю. Спасибо тебе.

Вадим запер за другом дверь, опять проверил все окна и по совету Глеба он все же запер дверь Лериной комнаты.

Потом он прошел к себе и рухнул на постель. Наверное, он уснул раньше, чем его голова коснулась подушки.

Глава 10

Лера проспала два дня. Вадим уже начал волноваться, но Глеб объяснил ему, что ввел ей сильное снотворное. А так как организм был истощен и измучен, долгий сон стал вполне нормальным последствием.

На третий день, Вадим, войдя в комнату Леры, увидел ее сидящей на постели. Девушка обняла колени руками и смотрела в стену, напротив кровати.

— Лера, — он присел рядом и обнял ее, — ты проснулась? А чего меня не позвала? Лера?

Девушка никак не отреагировала на его присутствие рядом. Она даже не взглянула на него. Просто сидела и смотрела куда-то.

— Лера, что с тобой? Я обидел тебя?

Девушка не ответив, просто отвернулась от него и легла на кровать, все так же притягивая колени к груди.

Вадим вышел из комнаты. Он не понимал, что делать. Лера ничего не ела уже довольно давно. Придется снова звонить Глебу и просить, чтоб он поставил ей капельницу с глюкозой. От мысли, что вены девушки снова потревожит игла, пусть с безобидным, даже полезным веществом, мужчине стало плохо. Но в противном случае она просто умрет с голоду.

Три дня Лера была под капельницей. Сначала она все так же ни на что не реагировала. На Вадима, который сидел рядом с ней целый день напролет и разговаривал обо всем. О том, что видел по телевизору, о том, что приготовил на обед, о том, как он скучает по ее голосу. На Глеба, который приезжал контролировать ее состояние. На его жену, Оксану, которая оставила новорожденного сына своим родителям, ради того, чтоб приехать к этой несчастной девочке и попытаться ей помочь, хоть немного, хоть парой ласковых слов.

Первые дни после пробуждения Лера плохо понимала, что с ней происходит. Она не понимала, спит она или уже проснулась. Вернется ли к ней боль или все уже прошло навсегда. Кто сидит у ее постели и разговаривает с ней. И сидит ли вообще.

А потом ей стало все равно. После пережитого девушка чувствовала себя совершенно опустошенной, и пока она не знала, чем нужно наполнить себя. Ей ничего не хотелось. Иногда она проваливалась в сон, иногда просыпалась. Иногда в комнате было светло, иногда темно. Порой кто-то сидел рядом, но ей было лучше, когда рядом было тихо и пусто. Так же тихо и пусто, как сейчас внутри нее.

Потом она заметила, что практически всегда просыпаясь, она видит у своей кровати Вадима. Потом она поняла, что ей хорошо от того, что он рядом. И однажды засыпая, она поняла, что хочет, проснувшись опять встретить взгляд его темных глаз.

Однажды утром Вадим как обычно зашел в комнату Леры и увидел, что она вертит в руке и рассматривает шнур капельницы.

— Лера, — девушка повернула к нему голову и посмотрела на него. Посмотрела вполне осмысленным взглядом.

Мужчина присел на край ее кровати. Взял ее за руку.

— Лера, тебе лучше?

— Кажется, да.

— Тебе мешает капельница, может, снимем?

— Пока не нужно. Я сомневаюсь, что смогу что-нибудь проглотить сейчас.

— Хорошо. Лера ты прости меня. Я может быть, действительно был неправ, но я хотел как лучше.

— Я знаю, Вадь. Ты очень хороший. Только я не понимаю, зачем тебе все это? Вокруг много красивых успешных здоровых женщин, которые не будут мучить тебя своими проблемами. Зачем ты возишься со мной, почему?

— Я же говорил, Лера, вспомни.

— Не могу. Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Тебе важна причина, по которой ты здесь?

— Да, важна.

— Это хорошо, потому, что несколько дней тебя вообще ничего не волновало.

Девушка замолчала и, наверное, занялась самокопанием.

— Ты можешь подумать о причинах твоего пребывания здесь, а я потом выслушаю твои предположения. Ладно, Лера, я пойду готовить завтрак, будешь со мной завтракать?

— Нет, наверное.

Вадим вышел из комнаты. Лера посмотрела на капельницу, на иглу, торчащую в ее тонкой руке, обвела взглядом комнату. Неужели этот кошмар закончился? Все-таки, лучше бы Вадим переехал ее на своей машине, а еще лучше, на грузовике, чем бросать ее в ту бездну боли одну. Одну ли?

Девушка могла поклясться, что как бы плохо и больно ей не было, она все время чувствовала его рядом. Его сильные руки, которые держали ее, и его голос, шепчущий что-то… что-то очень важное.

Вспомнить, нужно вспомнить, что он тогда ей говорил.

В комнате было тихо, очень тихо. Тишина, время и пустота. Время, льющееся для нее стонами. Ее время скоро кончится. И пустота, окружающая ее тоже скоро кончится. А тишина останется. Лера повернула голову и посмотрела в окно. Она увидела серое октябрьское небо и грязно-желтые, еще не опавшие листья деревьев.

«Она живет на игле, с выходящим на север окном…» — почему-то всплыли в голове слова глупой песни. Хотя почему глупой? Она ведь точно отражала то, что происходило в Лериной жизни. Как впрочем, еще много подобных песен из репертуара одного исполнителя, с творчеством которого Лера познакомилась в тот же день, когда Витька познакомил ее с Антоном.

Ничего у нее не выйдет. Даже сейчас, после всего, что она пережила, желание кайфа не отпускало ее. Конечно, это было уже не жизненно необходимо, но она все равно хотела еще раз, хотя бы последний разочек испытать, то невероятное блаженство.

А как же Вадим? Она ведь хотела, чтоб он хоть чуть-чуть любил ее. Любил… Любил? Девушка вспомнила темную ночь и мужчину, прижимающего ее к себе, желая согреть и его слова… Вадим сказал, что любит ее, Леру, любит! Как такое возможно? Разве она это заслужила? Она ведь ничего хорошего в жизни не сделала. Неужели он и правда любит ее, а она тут еще и размышляет о том, что все бы променяла на одну дозу. Дура, вот дура!

Лера выдернула капельницу, согнула руку в локте и прижала к себе, чтоб не было синяков. Она полежала так немного, чтоб набраться сил и, посчитав, что с рукой уже все будет в порядке, попыталась встать.

Однозначно, лежать было гораздо лучше. Едва девушка встала на ноги, у нее закружилась голова, а по ступням побежали противные мурашки. Ноги ее были еще очень слабы, но Лера решила, во что бы то ни стало добраться до кухни. Она открыла дверь, которая к счастью была не заперта. Осталось дойти до лестницы, спуститься по ней, а там и до кухни рукой подать.

Вадим стоял у плиты и готовил омлет. Он думал о том, когда же у Лерки проснется аппетит. Не может же она постоянно питаться глюкозой. А вместе с аппетитом, к ней должны вернуться и другие чувства. Радость и грусть, любопытство… Что угодно, только не эта апатия, которую он наблюдал уже несколько дней.

Вдруг он услышал чьи-то легкие осторожные шаги. Вадим повернулся к двери и увидел в дверном проеме Леру. Она стояла, держась руками за косяк, и боялась сделать еще один шаг. В его майке, которую он надел на нее, перед тем, как показывать ее Глебу, со спутанными волосами и кругами под глазами, она все равно была для него прекраснее всех девушек на целом свете.

— Лера! Ты зачем встала? Почему меня не позвала, я бы помог.

Он подошел к девушке и подхватил ее на руки. Затем посадил на небольшой диванчик, стоящий у стола.

— Вадим, — девушка вцепилась в его руку, — то, что ты мне сказал тогда, ночью… Это правда?

— Конечно, я тебя никогда не обманывал, Лера. А что такого я сказал?

— Что ты… меня…

— Что я тебя люблю?

— Да. Это правда?

— Правда. Я тебя люблю. Я могу тебе это еще сто тысяч раз сказать, пока не поверишь.

— Но этого не может быть, Вадим! Я конченый человек…

— Нет, Лера. Ты самая лучшая. Ты сильная. Ты со всем справишься, я знаю. Мы вместе справимся, правда же?

— Да. Да, Вадим.

Девушка обняла его за шею, спрятала лицо у него на груди.

— Хочешь есть?

Она, не разнимая своих объятий, кажется, покивала.

— Тогда отпусти меня.

Лера замотала головой, все еще прижимаясь к нему.

— Но тогда я не смогу, Лер.

Он осторожно отстранился от нее.

— Я бы сначала в душ, наверное, сходила…

— Ну нет! Сначала завтрак. Ты ослабла. Поскользнешься, ударишься головой о бортик… Нет!

— Откуда ты это взял?

— Специфика должности, Лера.

— Тогда пойдем со мной. Проследишь, чтоб со мной ничего не случилось.

— Тоже не вариант.

— Почему?

— Потому, что я не железный. А ты. Еще. Слаба.

У девушки вспыхнули щеки от такого явного намека. А Вадим быстренько направил свои мысли в другое русло, пока желание еще не сформировалось и не завладело им безраздельно. У Леры была трудная неделя. С сексом стоит потерпеть.

Он поставил перед ней тарелку с омлетом, чашку с чаем, нарезанный батон и вазочку с каким-то паштетом.

— Приятного аппетита.

— Спасибо. — Девушка взяла вилку и немного неуверенно ковырнула содержимое тарелки.

Вадим наблюдал за ней, забыв о том, что сам недавно был достаточно голоден. Он и не думал, что когда-нибудь вид девушки, поглощающей омлет, будет так его радовать. А Лера тем временем вошла во вкус и щедро намазывала паштетом второй ломтик батона.

— Тебе намазать? — Чистые голубые и по-детски невинные глаза заглянули прямо в его душу. Он ничего не ответил, только утвердительно кивнул головой.

После завтрака Валерия пошла в душ. Наверное, целую вечность она стояла, подставив лицо под горячие струи воды. Запах шампуня и геля для душа напомнил ей запах Вадима. Такой мужской, брутальный запах. Так и должен пахнуть настоящий мужчина, даже если в душе он нежный и любящий.